Изменить стиль страницы

— Доброе утро, господин Берн, — ответила Сигурни, изобразив, как тоже приподнимает невидимую шляпу, и старик весело рассмеялся.

Десять лет назад у Берна умерла жена, и он остался совсем один, если не считать Сьюрри. Как-то так получилось, что Сигурни подружилась со стариком. Иногда она заглядывала к нему в гости, и Берн угощал ее вкусным фондю и горячим шоколадом, а Сьюрри укладывался у нее в ногах. Берн придумал для каждого из Эвенсонов забавное прозвище. Сигурни он называл Малышкой, Олафа — Оливкой, а Кари — Кареглазкой. Самое обидное прозвище Берн придумал для Альфа. Главу семейства он прозвал Мавром.

— Мама, я хочу собаку! — с восторгом глядя на огромного и лохматого Сьюрри, заныл Олаф.

— Нельзя, милый. Ты же знаешь, что у папы аллергия на шерсть.

До школы было примерно четверть мили, и можно было доехать на машине, но Сигурни предпочитала ходить пешком. Олаф тоже не возражал, тем более что мама забрала у него рюкзак.

Было свежо и слегка ветрено. Сигурни очень любила такую погоду. Она снова подумала об Улаве: как хорошо было бы позвонить ему и предложить поехать на пикник. А еще лучше, если он сам пригласит ее куда-нибудь. Они могли бы, например, взять напрокат катер и отправиться на морскую прогулку в бухту. А потом заехать на пустынный пляж, расстелить на золотом песке большое синее одеяло и заняться любовью.

— Мама, а почему Кари не ходит в школу?

Олаф пинал ногой круглый коричневый камешек, и тот весело прыгал вперед, как лягушка.

— Она еще маленькая, — ответила Сигурни. — Пройдет два года, и она тоже будет ходить в школу.

Впереди замаячило тускло-желтое здание школы. Раньше, когда Сигурни училась в институте, ее стены были покрашены в ярко-лазурный цвет и смотрелись очень нарядно. Она тогда еще шутила, что обязательно должна стать учителем именно в этой школе, которая так подходит к ее глазам. Но ей не суждено было проработать и года. А после ремонта школа приобрела этот скучный, угнетающий цвет.

Сигурни отдала Олафу рюкзак и потрепала его по волосам.

— Ну, будь умницей. И не забудь съесть те оладьи, которые я тебе положила.

— Пока! — Олаф махнул матери рукой и побежал через школьный сад.

А через минуту у нее над ухом раздался приятный баритон:

— Боже мой! Кого я вижу! Сигурни Лавранссон!

Она, вздрогнув от неожиданности, обернулась. Перед ней стоял высокий сухопарый мужчина лет тридцати. Ветер обдувал его рыжие волосы. А зеленые, чем-то похожие на кошачьи глаза смотрели на Сигурни с радостным удивлением.

— Кто вы? — холодно спросила она. — И откуда вам известна моя девичья фамилия?

— Ты совсем не изменилась! — Не отвечая на ее вопрос, незнакомец неуклюже всплеснул длинными руками. — Все такая же — с виду строгая и нежная внутри, как улитка под раковиной!

В голове у Сигурни забрезжило какое-то смутное воспоминание. Нескладная фигура, длинные руки, рыжие волосы…

— Магнус?! — не веря своим глазам, воскликнула она. — Магнус Ланссон?!

— Ну наконец-то! Как ты могла забыть самого главного раздолбая с нашего курса? — Магнус, сделал вид, что обиделся, а потом лучезарно улыбнулся и раскинул руки для объятий.

— Ты очень переменился, — прижавшись к плечу Магнуса, с нежностью заметила Сигурни. — У тебя не было этих широченных плеч. И этих невообразимых усов под носом! — Она хихикнула.

— А что усы? Не нравятся? — Магнус пошевелил ими, как заправский клоун.

Она рассмеялась:

— Ты все такой же весельчак!

— Значит, ты больше не Лавранссон? — неожиданно серьезно спросил Магнус.

— Нет. Теперь я фру Эвенсон. И у меня есть дом, сад, муж и двое детей, — ответила она, и мысленно добавила: «И сногсшибательный любовник», — и улыбнулась.

— А тот кудрявый мальчонка, которого ты вела за руку, это и есть твой сын?

— Да. Его зовут Олаф.

— Что ж, теперь, пока он в школе, можешь за него не беспокоиться. Я за ним присмотрю.

— То есть? — не поняла Сигурни.

— Я работаю здесь учителем физики. Но это не помешает мне уделять Олафу немного времени.

— О, это было бы очень мило с твоей стороны. Олаф немножко привередлив. Похоже, ему трудно найти друзей. Он жалуется, что в школе скучно.

— Пустяки. Все это поправимо, — отмахнулся Магнус и предложил: — Не хочешь прогуляться? Сегодня такая замечательная погода, и у меня как раз полно свободного времени!

— Ты как будто прочитал мои мысли, — снова улыбнулась Сигурни. — Я с утра мечтаю о прогулке. К тому же мы столько лет не виделись!

Сигурни взяла Магнуса под руку.

— А еще лучше, — заговорил Магнус, с нежностью глядя на нее зелеными глазами, — взять катер и покататься в бухте. А потом устроить пикник.

Сигурни вздрогнула.

— Что с тобой? Тебе не понравилась моя идея? Прости, я ничего такого… я просто… — Он замялся.

— Ничего-ничего, — поспешно отозвалась Сигурни. — Просто на этот раз ты действительно прочитал мои мысли.

Она нащупала в кармане сотовый телефон. Улав, кажется, и не думал ей звонить. С самого утра даже коротенькой эсэмэски не написал. Это не могло не расстраивать Сигурни, но она привычно постаралась успокоить себя.

«В конце концов, мы друг другу ничем не обязаны», — подумала она.

— Магнус! — Сигурни слегка напряженно улыбнулась. — По-моему, это гениальная идея!

3

На пристани людей было совсем мало. Далеко не всякий мог позволить себе роскошь покататься на катере в понедельник утром.

Старый норвежец Берт Деберти покуривал трубку и по-пиратски щурил глаза. Увидев мужчину и женщину, не спеша бредущих по мокрому песку, он тотчас угадал в них потенциальных клиентов. У мужчины в руках были корзина для пикника и свернутое в рулон одеяло, а какой же пикник без морской прогулки! Берт занимался прокатом катеров, лодок и катамаранов вот уже пятнадцать лет, и взгляд у него был наметанный.

«Эти не похожи на влюбленных голубков, — подумал Деберти. — Хотя, рыжий дылда весьма выразительно поглядывает на эту пышечку. Эх, скинуть бы мне годков двадцать, и эта аппетитная булочка без раздумий упала бы в мои объятия…»

Берт втянул живот и заправил матроску в потертые джинсы.

— Сколько стоит прогулка на катере? — спросил рыжий.

Смерив его взглядом, Деберти ответил, обращаясь к его спутнице:

— Час — сорок пять крон. Но такая очаровательная дамочка может надеяться на хорошую скидку, — хитро добавил он. — Если, конечно, подарит старому морскому волку улыбку и ласковый взгляд.

Сигурни, приглядевшись к «морскому волку», весело рассмеялась:

— Берт! Ты что, не узнал меня? Это же я Сигурни Эвенсон!

Деберти оторвал взгляд от аппетитных форм Сигурни и посмотрел ей в лицо.

— Тьфу! — Старик явно смутился. — Извини, Сигни, что-то я тебя не признал. А ведь я таскал тебя на загривке, когда ты была вот такусенькая. — Берт показал рукой. — Пусть земля будет пухом Юхану Лавранссону, твоему отцу и моему хорошему другу. — И Деберти перекрестился.

Сигурни вздохнула и погладила старого Берта по обветренной, жесткой руке.

— Значит, сорок пять крон? — вмешался Магнус.

Ему показалось, что Берт сейчас ударится в воспоминания, а слушать пустую болтовню старика Ланссону совсем не хотелось.

Магнус открыл портмоне, но Деберти остановил его:

— Не нужно. Я не беру денег со своих друзей. Прошу.

И он помог Сигурни забраться на катер.

Магнус неловко влез следом. Берт завел мотор.

— Катайтесь, сколько душе угодно, — сказал он. — Главное, не скучайте.

— Хорошо, что мы заглянули в тот супермаркет! — крикнул Магнус. — Вино и овечий сыр — что может быть лучше для пикника?

— Да! — крикнула в ответ Сигурни.

Катер стремительно несся вдоль берега, рассекая волны. Ветер шумел в ушах, мешая разговору.

Ее темные густые волосы повлажнели от брызг и растрепались. От укладки не осталось и следа, но Сигурни и не думала огорчаться по этому поводу. В детстве они вместе с отцом часто ходили в трехдневные походы, с большим, набитым полезной утварью рюкзаком и спальным мешком под мышкой. Единственная из сестер, она унаследовала от него искреннюю любовь к природе. Природа была волшебным и сильным Миром, и Сигурни знала: если ты отдаешь себя Миру, то нужно отдавать целиком, и нечего думать о всяких пустяках вроде растрепанных волос или сломанного ногтя.