Такая практика не была бы столь вредной, если бы сама церковная организация оставалась неподкупной. Там греки сами навлекали на себя неприятности. Они не могли преодолеть свое пристрастие к политике, а поскольку открытый доступ к власти теперь был для них закрыт, то они упивались тайными интригами. Геннадий был фигурой, которая вызывала всеобщее уважение. В своем отчаянии после завоевания греки были рады следовать за вождем, который был готов и мог действовать в их пользу. Но вскоре начались раздоры, и после его удаления не было ни одного человека, равного ему по значению, который мог бы стать его преемником. Об его преемнике Исидоре II мы не знаем практически ничего, кроме его имени. Он умер 31 марта 1462 г. При следующем патриархе, Иоасафе I, в 1463 г. случилось событие, которое продемонстрировало опасности нового режима. Ученый Георгий Амируцис, который жил в Константинополе и пользовался благоволением султана за свою ученость, захотел заключить брак с вдовой герцога Афинского, хотя его собственная жена была еще жива. Согласно другой версии, будущий двоеженец был знатным человеком из Трапезунда по имени Кавазитис, в пользу которого агитировал Амируцис. Кто бы ни был проситель, Иоасаф отказался благословить двоеженство. Амируцис тогда пытался оказать давление на св. синод и угрожал его членам от имени своего могущественного двоюродного брата, принявшего ислам, Махмуда–паши, и добивался низложения Иоасафа. Иоасаф тщетно попытался покончить жизнь самоубийством. Вероятно, Геннадий Схоларий вновь был призван, чтобы водворить порядок. [294]О следующем патриархе, Софронии I, ничего не известно; его правление, вероятно, было между Исидором II и Иоасафом I. Определенно то, что Геннадий вернулся на престол ненадолго в 1464 г. При его преемнике, Марке Ксилокарависе, начались еще худшие неприятности. Марк был избран в начале 1465 г.; но у него были враги, во главе которых стоял Симеон, митрополит Трапезундский, который домогался патриаршего престола. В начале 1466 г. Симеон собрал сумму в 2000 золотых, 1000 из своих средств и 1000 от своих друзей, и преподнес ее министрам султана, которые приказали св. синоду в обязательном порядке низложить Марка и поставить Симеона. Новость об этом акте симонии достигла до вдовы Мурада, христианки Марии. Она поспешила из Серр ко двору султана, благоразумно принеся с собой другие 2000 золотых. Султан встретил ее словами: «Что это, мать моя?» Она просила его разрешить вопрос, низложив и Марка, и Симеона в пользу ее кандидата, праведника Дионисия, родом из Пелопоннеса, который был митрополитом Филиппопольским. Ее просьба была удовлетворена. Но Симеон не был сломлен. В 1471 г. он обвинил Дионисия перед св. синодом в том, будто тот в детстве, находясь в плену, был обращен в мусульманство. Хотя Дионисий и смог представить очевидные доказательства ложности обвинения, св. синод его низложил, а уплата еще 2000 золотых Высокой Порте обеспечила вторичное возведение на престол Симеона. Наверное, султан Мехмет смотрел на все это с циничным удивлением, в то время как Мария была слишком разочарована, чтобы вмешиваться, хотя она и предоставила Дионисию убежище близ своей резиденции в Серрах. [295]Симеон, однако, через три года был смещен в пользу кандидата–серба, Рафаила, который предложил вносить каждый год Высокой Порте сумму в 2000 золотых. Ираклийский митрополит отказался посвятить его; и хотя Анкирский митрополит был более расположен, существовали сомнения в законности интронизации, и многие члены синода отказались иметь с ним общение. Более того, он столкнулся с необходимостью увеличить сумму, которую он обещал выплачивать. Вероятно, в начале 1477 г. султан, снова под влиянием своей мачехи, вмешался в дело, водворил порядок и обеспечил выбор Максима III Манассиса. Максим, которого на самом деле звали Мануил Христонимос, был великим экклесиархом и поссорился с Геннадием по поводу применения икономии, а позднее противопоставился султану, поддерживая Иоасафа I против Амируциса. Теперь он завоевал уважение султана и умер на престоле через несколько месяцев после смерти самого Мехмета. Тогда Симеон снова выкупил свое возвращение на престол и теперь был в целом принят. [296]Собор, созванный в 1484 г. для официальной отмены Флорентийской унии и закрепления чина принятия униатов в Церковь, состоялся с участием представителей всех православных общин. [297]

В дальнейшем редкий патриарх не являлся представителем какой‑нибудь партии или фракции. Влияние на выборы осуществлялось с разных сторон. Мария умерла около 1480 г., но такую же роль теперь исполняла ее племянница, княгиня Валахии, которая обеспечила назначение преемника Симеона, Нифонта II. С этого момента началось появление правителей дунайских провинций на патриаршей сцене. Валашские и молдавские господари добровольно подчинились султану и тем самым обеспечили свою автономию; а они были богаты. Их подданные, предки нынешних румын, не были славянами, хотя их Церковь составляла часть Сербской церкви и служила славянскую литургию. Высшие классы чувствовали себя намного ближе к грекам, чем к славянам. Как самые высокопоставленные миряне в Оттоманской империи, дунайские господари постоянно стремились поставить своих кандидатов на патриарший престол. [298]Грузинский царь, который за исключением далекого русского князя был единственным независимым правителем в пределах патриархата, также пытался время от времени вмешиваться в дела. Но Грузинская церковь была полуавтономной, со своей литургией и своим родным языком; кроме того, у Грузии были свои политические трудности. Однако если грузинский монарх хотел оказывать воздействие, оно могло быть серьезным.   [299]Более постоянным и эффективным было влияние, оказываемое монахами Афонской Горы. Св. Гора была по–прежнему полна богатыми монастырями, а также являлась центром интеллектуальной и духовной деятельности. Ее автономия соблюдалась турками, хотя позднее турецкий чиновник, осужденный на временное безбрачие, выполнял там роль представителя султана. До упадка, который переживали монастыри в конце XVII в., кандидат на патриарший престол, имевший афонскую поддержку, пользовался большим уважением.  [300]Но господари Дунайских княжеств, царь Грузии и даже монахи Св. Горы жили далеко от Константинополя. Намного большее значение имело давление, оказываемое греческими купцами султанской столицы.

Одно из самых непредвиденных последствий османского завоевания было возрождение греческой торговой жизни. В течение последних нескольких столетий итальянцы доминировали в средиземноморской торговле, пользуясь привилегиями, которыми не обладали даже местные купцы. Теперь они лишились своих привилегий, и их колонии постепенно выродились. Немногие из турок имели склонность или вкус к торговле; и торговля в огромных и растущих владениях султана перешла в руки подневольных народов, евреев, армян и, прежде всего, греков. Греческий коммерческий гений всегда процветал в местностях, где греки были лишены политической власти, и, таким образом, их честолюбие и энергия направлялись на коммерцию. Вскоре после падения Константинополя там появились греческие торговые династии. Некоторые из них вели свое происхождение от известных византийских семей; и хотя их претензии удовлетворялись редко, некоторым представителям старых семей, которые сохранились по мужской линии, это помогало приобрести известность в торговле при условии, что они носили звучные имперские фамилии, такие как Ласкарис, Аргир или Дука. Знатные семьи, насильно водворенные в Константинополе султаном–завоевателем из Трапезунда, имели больше претензий на древнее происхождение, например, Ипсиланти, родственники императорской фамилии Комнинов. Немного позднее, когда турки завоевали Хиос, в Константинополь прибыли хиосские семьи, проявившие особые способности к торговле. В их среде считалось престижным иметь высокое итальянское, желательно римское, происхождение. [301]В XVI в. ведущей греческой семьей были Кантакузины, возможно, единственные, чьи претензии на прямое происхождение от византийских императоров были подлинными. К середине столетия глава семьи, Михаил Кантакузин, которого турки называли Шайтаноглу, или «сын дьявола», был одним из богатейших людей всего Востока. Он имел 60 ООО дукатов годового дохода от контроля над торговлей русским мехом; монополия в этой торговле была дарована ему султаном. Он мог оплатить снаряжение 60 галер для султанского флота. Жена Михаила была дочерью валашского господаря и внучкой молдавского господаря. Сам он редко приезжал в Константинополь, предпочитая жить в Анхиале на Черноморском побережье, в городе, населенном почти исключительно греками, где вид его богатства не мог задевать турок. Но даже там он стал предметом зависти. В конце 1578 г. турки арестовали его по формальному обвинению и казнили. Его имущество было конфисковано и определено к продаже. Великолепие его удивило всех. Большая часть его драгоценных рукописей была куплена Афонскими монастырями. [302]