— Скажите мне, товарищи, зачем Советскому Союзу ещё и Чехословакия? Вот вы, товарищ Будённый, сможете ответить?

Бронетанковый генерал попытался встать, но был остановлен.

— А я им, товарищ Сталин, сразу говорил… Забрали бы золото спокойно, и по домам с честью и славой.

— Какое ещё золото? — Иосиф Виссарионович сделал вид что удивился.

— Наше, рабоче-крестьянское. Которое белочехи у товарища адмирала Колчака украли. Я же не для себя, для Родины…

— Да? А вот Тухачевский тоже искренне верил, что работает на её благо.

— Согласен, товарищ Сталин, — подал голос Борис Михайлович Шапошников. — Только вот по результатам до сих пор не понятно, какую страну он считал Родиной. Англичане были в полном восторге от состояния нашей армии.

— Ладно, садитесь все, — вождь устало взмахнул рукой, втайне позавидовав, с какой лёгкостью его генералы тасуют потрепанную европейскую колоду. Прикупил — не понравилось — сбросил… А танковая армия всяко лучше туза в рукаве. Как-то благороднее. — Признаем проведённую операцию успешной, но несколько топорно исполненной.

— Поторопились, — пояснил Сергей Сергеевич Каменев. — Хотели сюрприз сделать. Да и Алексей Львович просил изыскать средства на космическую программу.

— Вот и нашли. Кстати, часть денег придётся вернуть этому вашему… Как его там?

— Штоцбергу.

— Да, Штоцбергу. Даже с самыми грабительскими процентами столько бы не набежало.

— А амортизация моих танков? — попытался возразить Будённый. — Горючее опять же не дешёвое. Раз сам пригласил, теперь пусть расплачивается.

— Вообще-то, Семён Михайлович, чехословацкий президент был ещё в Маньчжурии, когда вы вошли в Прагу.

— Да? А я торопился. Всё боялся, что не подпишет бумагу. А что он в той Маньчжурии делал?

— Проходил стажировку в дивизии генерал-майора Величко.

— Андрея Феликсовича? — уточнил Каменев.

— Его самого. Вы знакомы?

— Немного, ещё по царской службе. Но премного наслышан от товарища Логинова. Наркомат иностранных дел просто завален слёзными просьбами из Пекина. Предлагают на выбор любые две провинции с выходом к морю, а взамен просят всего только избавить их от беспокойного соседства.

— Вот пусть Анатолий Анатольевич и займётся этим вопросом. Он, кстати, вернулся уже из Парижа?

— Сегодня вечером обещал прилететь. Там было что-то срочное?

— Нет, товарищ Каменев. Но если бы мне кто-то неизвестный подарил Лувр, я бы тоже не удержался.

— Чудны дела твои, Господи! — удивлённо перекрестился нарком. — А из Конотопа до сих пор никаких известий?

— Абсолютно никаких, — подтвердил Сталин. — Значит правильным курсом идём, товарищи!

— А что по поводу генерал-майора Величко?

— Передайте китайцам, пусть потихоньку начинают эвакуацию населения. А как закончат, так назначим товарища командующим ВВС страны.

Малое Политбюро кандидатуру одобрило большинством голосов. Отсутствующие по уважительным причинам Патриарх, нарком культуры и нарком иностранных дел были посчитаны как воздержавшиеся.

После затянувшегося ужина Каменев и Ворошилов вышли вместе. У машины Сергей Сергеевич окликнул Климента Ефремовича:

— Подожди, Клим, так ведь сегодня пятница!

— Знаю, и что?

— Ты в выходные где будешь? Поехали на рыбалку.

— Как в прошлый раз, с водолазами?

— Какими?

— Которые тебе на крючок рыбу насаживали.

— Откуда знаешь? И потом — они же не видят, чья удочка заброшена. А значит азарт всё равно остаётся.

— И поэтому ты грузила в красный цвет красишь?

Каменев не смутился. Он раскурил неизменную сигару и ответил:

— Но что не говори, а отдыхать нужно. Вот так работаешь, работаешь, а потом оглянешься… А жизнь уже прошла.

— Покойный Черчилль, между прочим, никогда не пропускал выходных, — возразил Климент Ефремович. — И много ему эта привычка помогла?

— Тут судьба. А ведь мог прожить, предположим, лет до восьмидесяти, если не больше.

— Выпивая в день по литру виски? Я сейчас и за месяц столько не выпиваю. Знаешь, легче уж поверить в летающую собаку, про которую врут в английских газетах.

— Так на рыбалку точно не поедешь? — в последний раз уточнил Каменев.

— Не могу, мне нужно в Североморск слетать.

— Где у нас такой?

— Бывшая Ваенга, — пояснил Ворошилов. — Там Владимир Иванович Воронин военно-морскую базу строит.

— Капитан "Челюскина"?

— Он самый. Давно зовёт, неудобно перед человеком.

— Это да. Вот Чехову даже перед собаками стыдно было.

Оба промолчали, почтив память великого писателя, ни одного рассказа которого, кроме "Каштанки", не могли вспомнить. Впрочем, величия у Антона Павловича от того не убавилось.

— Вот только одно скажи мне, Сергей Сергеевич, зачем Кобе понадобился кусок Китая? Свою территорию толком ещё не обустроили.

— А может и не нужен вовсе? Может ещё деньгами возьмёт?

— Так вроде эвакуация населения…

— И пусть. Приятно же посмотреть, как китайцы бегают. Туда-сюда, туда-сюда… Могут быть у товарища Сталина простые человеческие слабости?

Ворошилов согласился и уехал, а Каменев решил дождаться Бориса Михайловича Шапошникова. Одному лететь в Карелию было скучно, а изменившаяся международная обстановка требовала провести рыбалку в непосредственной близости от советско-финской границы. А лучше на ней самой.

На линии Маннергейма давно назревало что-то нехорошее, причём не по русской инициативе. И не по норвежской. Король Хокон хоть и планировал увеличить территорию своего государства, но предпочёл бы мирное разрешение ситуации — что-то вроде присоединения к Галицийскому каганату большей части бывшей Румынии.

Но в последние время финны затихли, видимо опасаясь новых вестей из Англии. В самой же Британии все просто с ума посходили. Жёлтая пресса, а буржуазные газеты, за исключением оппозиционного "Эдинбургского филателиста", являлись таковой, печатала вовсе нелепые домыслы. Одни уверяли, что в гибели флота виновата летающая собака, другие сваливали катастрофу на крылатого крокодила странного чёрно-подпалого окраса, а третьи, и таких было большинство, говорили о секретной советской подводной лодке, традиционно же летающей, которую видели в горах Шотландии. А ещё ходили слухи о дерзком налёте на Лондон буденновской конницы во главе с самим командармом, но это совсем за пределами здравого смысла. Не Семёну Михайловичу, с его радикулитом, по чужим столицам на коне скакать. На танке — ещё куда ни шло.

Официальные британские круги случившееся не комментировали, выпустив только траурный бюллетень с печальной констатацией неизбежных на море случайностей. Прогрессивная мировая общественность выразила свои соболезнования. От имени советского правительства в посольство приехал Михаил Иванович Калинин и передал слова скорби всего народа. Чьего именно, всесоюзный староста не уточнил. Балтийский президент Сагалевич объявил в своей стране минуту молчания и пообещал, что в честь трагического события улица, на которой располагается английское консульство, будет называться Ярмутской.

Великий Князь Литовский Антон Иванович ограничился простой телеграммой — его отношения с островитянами безнадёжно испортились ещё в двадцатом году. А галицийский каган никому не выразил соболезнований. Во Львове не было ни посольства, ни консульства. У короля Корсики таковых тоже не наблюдалось, но выход из положения нашёлся вполне достойный. По всему Корсиканскому королевству и вернувшихся в метрополию территориях развесили плакаты с фотографиями с места печальных событий и надписью "Наш подводный флот скорбит вместе со всеми!" В течении следующего дня на сторону законного монарха перешли Лион и Бордо.

Даже японский микадо прислал специальным курьером живую хризантему в горшочке и нож кусунгобу в лаковых ножнах.

Одни только финны молчали. Их, конечно, никто не относил к прогрессивному человечеству, но как-никак последний союзник Лондона в Европе, если не считать лживо-полунейтральную Швецию. И причину такого странного поведения Сергей Сергеевич захотел выяснить лично. Да и на самом деле отсидеть зорьку с удочкой на берегу тихого озерка, а потом сварить уху на костре… И чтобы в ней плавали упавшие наваристые комары…