Девчонки переглянулись, фыркнули:

– Тогда придется до вечера ждать. Жрица Иснешли ушла во дворец.

– Во дворец?!

– Да, именно туда. Она всегда это всем говорит, чтоб знали.

– Хм. – Асотль улыбнулся девчонкам. – И зачем она туда ходит?

– Известно зачем. За дочкой правителя.

– Вот как?

– Та отказалась выходить замуж по воле отца… И тот предложил ей стать жрицей в нашем храме. Это большая честь и ответственность!

– Да я понимаю… А как же старая Иснешли?

– Она – хранительница богов и останется на своем месте. Главной жрицы у нас пока нет… Прежняя утопилась.

Утопилась… Вот весело! Хотя от таких фресок… Ага, значит, Ситлаль просто собирается занять вакантное место. Или – точней – ею это место хотят заткнуть, бросить, так сказать, на прорыв.

И что же, Звездочке тоже придется ублажать страшную озерную богиню, приносить ей в жертву детей… Брр!!! Сможет ли Ситлаль вырвать сердце? А эти девушки?

– А вы уже сами приносите жертвы?

– Нет. Эта великая честь доступна только хранительнице…

Ну, слава те…

– …и будет доступна главной жрице.

Брр!!!

Бедная, бедная Звездочка. Что же, ее все это прельщает – жертвы, кровь, вырванные сердца… И вопли терзаемых на жертвеннике детей не будут сниться по ночам?

Впрочем, здесь это никого не смущает. Ужасная, людоедская вера! Вот бы ее изменить… Это ведь можно сделать, можно – достаточно лишь вспомнить слова Кецалькоатля, одного из самых чтимых здешних богов, о том, что вовсе не нужно кровавых жертв, вполне достаточно цветов. Цветов…

Цветов здесь много.

– И что, уважаемые, сегодня вечером здесь будет будущая главная жрица?

– Да, будет. Будет готовиться к празднику вместе с нами! О, это великая честь – танцевать с ней.

– Танцевать?

– Да. Наш танец во славу великой Чальчиуитликуэ будет длиться почти целый день. Это важное и ответственное дело.

Кто бы спорил!

– Так что поспеши, цветочник, вряд ли Иснешли позволит тебе полюбоваться на танец до праздника.

– А очень бы хотелось. Нет, в самом деле – очень. Так вы прямо здесь сегодня танцевать будете, на этой террасе?

– На террасе – в праздник. А сегодня – в главной зале.

В главной зале.

Там и затаился юноша, предварительно простившись со жрицами. Затаился не просто так, предусмотрел и пути отхода – выскользнуть незаметно запросто можно было через храмовый сад, ну, а если уж очень прижмет, прямо через террасу: разбежаться да нырнуть в озеро, исчезнуть в туче брызг – поди догони. Ну, это, конечно, на самый крайний случай, Асотль надеялся, что до подобного не дойдет, все ж таки хотелось бы без помех поговорить со Звездочкой. Выбрать момент… Когда окончится танец…

Узнает ли она его? Поверит ли в спасение?

Кто знает…

Вообще, вся эта попытка сильно отдавала авантюрой… Но Асотль иначе не мог, ведь сердцу не прикажешь.

Ситлаль…

Хотя бы взглянуть на нее одним глазком!

Молодой человек спрятался в большом жертвенном сосуде, затаился, чувствуя себя в относительной безопасности, – вырубленные из красноватого песчаника огромные, в рост человека сосуды находились в глубине храма, за статуями различных ипостасей богини, в полутьме… Откуда, тем не менее, неплохо просматривалась главная зала и даже терраса.

Затаившись, Асотль терпеливо ждал.

Авантюрист – что тут скажешь?

Чу! Вот у входа храм послышался чей-то грубый голос. Явилась старая жрица? Не рано ли?

По главной зале пробежали девушки… Снова грубый голос. Повелительный, наглый… И – странно знакомый.

Юноша затаил дыхание – лишь слушал голоса.

– Привели детей!

– Уже? Так рано.

– Не вернулась еще Иснешли?

– Кажется, нет. Но должна вот-вот вернуться.

– И что мы с этими детьми будем делать? Их ведь нужно кормить… А до праздника еще целых три дня.

– Иснешли знает, что делать.

– Так пусть она и примет детей.

– Жрец Тлалока не может ждать.

– Жрец Тлалока? С чего бы это они делятся с нами детьми?

– С того, что в следующий праздник мы поделимся с ними девушками. Ведь так договаривались.

– Ладно, пусть все решит Иснешли.

– Так что, принять этих детей?

– Принять. Пусть пока отведут их во внутренний дворик, раз уж жрец так торопится.

– А, это тот самый жрец, что приходил в прошлый раз? Такой высокий, сильный.

– Только вот лицо у него…

– Ничего. Для мужчины, тем более жреца, лицо вовсе неважно. Так что, уже отвели детей? Что? Какой еще скандал? Что они там себе возомнили, эти жрецы Тлалока? Сейчас спущусь…

Снова шаги. Легонькие, прямо рядом с жертвенными сосудами… Простучали и стихли. А где-то на улице слышались отдаленные голоса. Похоже, ругались…

Так!

А это что еще? Чьи-то торопливые крадущиеся шаги! Сопение… Какой-то шум… Вот все стихло.

И снова голос одной из молодых жриц:

– Никто не видел жреца Тлалока? Он не приходил сюда?

– Нет. Сказали, что уже ушел.

– Ловко! Отделался от своей ноши. И даже не поговорил с Иснешли!

– Идут! Идут!

– Кто идет? Что ты так кричишь, Уатлиэ?

– Иснешли возвращается. И в паланкине несут дочь правителя. Какой красивый паланкин! И носильщики…

– Те же, что были в прошлый раз?

– Не знаю. Наверное, те же.

– Тише вы! Ишь разговорились. Вот расскажу все старухе.

– Попробуй только – не оберешься зла!

– Ладно вам ссориться! Мы же все-таки жрицы.

И снова все стихло. На миг. А со двора донесся хриплый голос Иснешли. И ощутимо гулко ухнул бубен. Мяукнула флейта.

Асотль осторожно приподнял голову, увидев, как у самой террасы, вытянув руки к озеру, застыли упавшие на колени девушки-жрицы, всю одежду которых составляли ожерелья из озерных ракушек, драгоценные браслеты и тонкие золотые цепочки на стройных бедрах.

Старшая жрица Иснешли, поведя орлиным носом, ухмыльнулась и махнула рукой – и тотчас же, повинуясь ее знаку, музыканты заиграли гимн, а девушки-жрицы запели пронзительно чистыми, почти что детскими голосами.

Их песнь славила великую и грозную Чальчиуитликуэ, богиню воды, без которой не было бы жизни на этой земле. Такую богиню следовало уважать, выказывая всяческое почтение, что и делали сейчас юные жрицы, в первых рядах которых Асотль наконец увидал и Ситлаль.

Ситлаль!

Обнаженная, девушка казалась чрезмерно худой, словно бы ее морили голодом, черты прекрасного лица заострились, на спине явственно проступали лопатки, талия стала еще тоньше, чем была, так что казалось, Звездочка вот-вот переломится. Особенно когда нагибалась, в ритме музыки плавно поводя поднятыми кверху руками.

Ситлаль! Звездочка.

Асотля охватило вдруг ни с чем несравнимое чувство, смесь нежности, жалости и нерастраченной давней любви.

Звездочка! Она была тут, рядом, плясала танец великой богини, пела… Вот, кружась, пробежала совсем близко – если бы Асотль мог, он бы сейчас дотронулся до любимой…

А музыканты играли, били в свои барабаны, дули в глиняные флейты, и стройные голоса девушек поднимались высоко-высоко в небо.

И вдруг все затихло. Словно оборвалась струна, музыка – вот она была и нет. И так же резко прекратилась песня. Девушки склонились, обхватив себя руками за плечи, застыли недвижными статуями.

– И вот в этот момент младшие жрицы введут в храм детей, – гулко проговорила Иснешли.

В глазах старухи мелькнул презрительный огонек, едва только взгляд ее упал на побледневшее лицо Звездочки. Хранительница богини, однако, ничего не произнесла вслух, оставляя свое мнение при себе – кому же хочется ссориться с могущественным вождем колуа?

Девушки плясали еще долго, пели гимны, кружились и закончили, лишь когда начало темнеть. Асотль усмехнулся в своем убежище – ему-то наступающая темнота была как раз на руку, лишь бы удалось поговорить с Ситлаль… или хотя бы увидеться.

Как назло, противная старуха маячила около жриц, ни на минуту не выпуская уставших девчонок из виду.