— Меня восхищает внешность Кэти, — мягко сказала она. — Она не просто красива, у нее есть нечто большее. — Она подвела девушку к высокому зеркалу. — Посмотри, моя дорогая — сказала она еще мягче. — Будущая маркиза де Барратейра! Как, по-твоему, скоро ли ты привыкнешь к этой роли?

Кэти вдруг окаменела при этой мысли. Она никогда не привыкнет к этой роли, — в этом она не сомневалась, — и она вдруг осознала нелепость того, что из всех привлекательных женщин мира для такой важной роли Себастьян выбрал именно ее. Ведь она вела такую тихую и уединенную жизнь среди зеленых холмов Ирландии, и самым грандиозным танцем для нее был танец О'Шонесси, который устраивали каждый год двадцать шестого апреля.

А в этом году она пропустит даже танец О'Шонесси… уже пропустила! Потому что он состоялся два дня назад, когда она со своим женихом, маркизом, обедала в «Клариджиз». А в Дублине Айлин, вероятно, тоже о нем забыла, увлекшись покупкой нарядов! Чем еще удивит ее жизнь?

Она бросила взгляд на Себастьяна, желая увидеть его реакцию на ласковые комментарии крестной. Но он хмурился, внезапно приняв несколько замкнутый и прохладный вид… почему-то он выглядел не очень довольным… Кэти спросила себя: «Может быть, дело в том, что в глубине души его раздражает мысль о том, что другая женщина — по какой-то бы то ни было причине — может оказаться на месте его любимой маркизы, обожаемой Хильдегард, которая так недолго была его женой?»

Он отвернулся, подошел к окну и, все еще хмурясь, стал смотреть на машины, проезжающие по улицам Лондона. Кэти была уверена, что леди Фитц его сильно расстроила. Он выглядел задумчивым и несчастным. Мрачное, взволнованное лицо под шапкой золотистых волос поразительной красоты.

На следующий день Себастьян повез Кэти покупать обручальное кольцо, хотя его мачеха с суровым видом намекнула, что в ее коллекции украшений можно подобрать что-нибудь в высшей степени подходящее. На это Себастьян ответил, что когда-нибудь Кэти унаследует все драгоценности семьи Барратейра — а их, судя по всему, было несколько сундуков, которые бережно хранились в одном из банков Лиссабона, — но сейчас требуется совершенно новое украшение, которое выберет сама Кэти.

Кэти так волновалась и нервничала, что с трудом взяла себя в руки, пытаясь решить, что же ей нравится. В одном из ювелирных магазинов Уэст-Энда ей предложили великолепные драгоценности. Бриллианты в необычной оправе, изумруды и рубины внушительных размеров, сапфир, напомнивший ей глаза Себастьяна, и изящное кольцо с жемчугом, обрамленным крошечными бриллиантами, в платиновой оправе. Среди украшений было и очень красивое кольцо с опалом, которое привело Кэти в немалое восхищение, но она побоялась его выбрать. Опалы — к несчастью.

— Итак? — спросил Себастьян. Он взял кольцо с жемчугом и надел его на палец Кэти. — По-моему, оно тебе очень идет, хотя и великовато. Правда, это можно исправить.

Она с сомнением и недоверием уставилась на собственный палец.

— Разве оно тебе не нравится? — спросил он.

Она взглянула на Себастьяна своими большими карими глазами — большими и глубокими, словно мягкий бархат. Ее ресницы трепетали.

— Жемчуг — предвестник слез, — испуганно сказала она.

Он коротко рассмеялся, услышав ее ответ:

— Моя милая девочка, у тебя скоро будет немало жемчужных ожерелий — включая то, которое принадлежало моей матери, — и если каждое из них заставит тебя лить слезы, нас обоих попросту смоет водой! — Но он все-таки отложил кольцо в сторону. — Может быть, в таком случае ты скажешь мне, какое кольцо тебе нравится?

Ей показалось, что Себастьян несколько раздражен, поэтому она указала на большой квадратный сапфир в круглой платиновой оправе очень изящной формы и робко сказала, что предпочитает его. А когда кольцо оказалось у нее на пальце, в сердце Кэти родилось непонятное и новое чувство. Она снова подумала, что сапфир того же цвета, что глаза Себастьяна, и от волнения ее бросило в жар. Синий, как глаза Себастьяна, и она будет носить этот сапфир на пальце!

Ее обручальное кольцо — его кольцо! — и камень в тон его глазам! Выходя из магазина, Кэти вдруг почувствовала себя удивительно счастливой. В кармане у Себастьяна лежал футляр, изнутри обшитый атласом. Там будет храниться кольцо, когда Кэти его снимет. А сейчас у нее на пальце красовался самый прекрасный подарок, какой она когда-либо получала. Кольцо блестело и переливалось в апрельских солнечных лучах, когда они шли по улице.

Шагая рядом с Кэти, Себастьян вдруг весело рассмеялся.

— В первый раз вижу, что ты действительно чем-то довольна, — сказал он.

— Так оно и есть.

Она посмотрела на него непривычно пылким взглядом. А потом почувствовала, что у нее похолодело сердце. Почему ей пришла в голову эта нелепая мысль о глазах Себастьяна?.. И почему мысль о том, что она будет носить его кольцо, с камнем цвета его глаз, внезапно стала такой важной?

Кэти немного испугалась. У нее захватило дух. «О нет, — подумала она. — Я не должна… ни в коем случае не должна и думать о таких вещах, имея в виду Себастьяна! Он станет моим мужем, но даст мне только свое имя… Он так мне и сказал. Он больше ничего не хочет мне дать!»

Внезапно ей захотелось вернуть ему кольцо и убежать.

Но день свадьбы был назначен, и по мере его приближения покупалось все больше и больше вещей. У Кэти появилось так много нарядов — дневных платьев, вечерних платьев, пляжных костюмов, нижнего белья, — что она не знала, куда их девать. Тонкое, как паутинка, белье приводило Кэти в восторг, но когда она касалась легких ночных рубашек, то чувствовала некоторую робость. Ведь она станет их надевать, будучи женой. Женой… и при этом не женой?

Иногда она спрашивала себя: что же все-таки Себастьян от нее ждет?

Он был с ней очень добр, очень внимателен, иногда довольно ласков. Смотрел на Кэти, то весело, то с восхищением, а время от времени она замечала, что его улыбка становится даже нежной.

Иногда у него портилось настроение, он был замкнут, несколько угрюм, но после этого обычно старался все исправить и покупал Кэти что-нибудь изысканное и дорогое. Огромный флакон с духами или позолоченную коробку шоколада. Таких игрушек Кэти никогда не дарили, и они приводили ее в восхищение.

Его веселило, когда она искренне радовалась, получая простые, по его мнению, подарки, и отказывалась от наиболее дорогих: от изящного дорожного несессера, который он ей купил, набора мягких кожаных дамских косметичек, вечерней сумки из чистого золота и золотых портсигаров с выгравированными на них ее новыми инициалами — или инициалами, которые скоро будут принадлежать ей, — «К. де Б.». На них был изображен герб — еще более поразительная вещь для девушки, которая и не думала, что когда-либо займет высокое положение!

Кэти никак не могла поверить, что очень скоро станет маркизой де Барратейра, а Паула будет называться вдовствующей маркизой.

Они с Себастьяном нигде не появлялись вдвоем, если не считать короткой прогулки в парке, когда они кормили лебедей. Кэти спрашивала себя, насколько это соответствует португальским понятиям о благопристойности. Они пошли в театр вчетвером — четвертой была Паула, которая весь вечер хранила молчание, — посетили одну или две галереи, оказались под сводом собора Святого Павла, побывали в стенах безмятежного Вестминстерского аббатства. И каждый раз — вчетвером.

Прощаясь с Кэти, Себастьян всегда легко целовал ее в лоб, целовал руку крестной и ждал следующей встречи, не проявляя особого волнения.

Семья Шеридан должна была прилететь из Ирландии за день до свадьбы, но накануне Кэти получила телеграмму, в которой говорилось, что ее отец не сможет присутствовать на церемонии. Телеграмма оказалась длинной — должно быть, стоила ему больших денег, — нежной и печальной. У него простуда, и старый доктор и друг отца Барни Халлоран отсоветовал ему ехать. Кэти поняла, что доктор Халлоран лишь настоял на своем — Джеральду Шеридану был противопоказан полет на самолете. На свадьбе его дочери будет посаженый отец, ему же приходится слушаться доктора, если он хочет дожить до свадеб двух других дочерей.