— Ты должна кос с кем познакомиться, Габриэль, — произнес он тихим печальным голосом.

Габриэль вопросительно взглянула снизу вверх на него, но его взгляд был устремлен на вошедшего, стоявшего у двери. Обернувшись, но все еще находясь в кольце его ласковых рук, чувствуя трепет радости в душе, Габриэль увидела молодую женщину с бледным лицом и пушистыми светлыми волосами, растрепанными сейчас, прислонившуюся к косяку распахнутой двери, на ней была небрежно наброшенная шаль, как будто эта женщина бежала сюда, не разбирая дороги. Она в упор смотрела на Николя. Габриэль тоже бросила на него непонимающий взгляд, ожидая объяснений. Он сильнее сжал ее в объятиях, как будто хотел сказать ей, что она не должна тревожиться, поскольку ничего серьезного не случилось. Тем ужаснее прозвучали для нее слова, сорвавшиеся с его уст.

— Это — Джессика, моя жена. Мы поженились в сочельник.

Габриэль некоторое время смотрела на Джессику, не в силах произнести ни слова, ощущая внутри страшную боль, которую, казалось, не могло вынести ни одно человеческое сердце. А затем — как и опасался Николя — она начала оседать, потеряв сознание, и непременно рухнула бы на пол, если бы он не подхватил ее на руки. Джессика выпрямилась и поплотнее закутались в шаль, ее била дрожь от пережитого потрясения. Перед ней стоял ее обожаемый супруг, держа на руках лишившуюся чувств женщину с таким видом, как будто был готов выйти сейчас со своей драгоценной ношей за ворота мануфактуры для того, чтобы уже больше никогда не вернуться к ней, Джессике, своей жене.

— Скажи ей, чтобы она вернулась туда, откуда явилась, — произнесла Джессика умоляющим тоном, не узнавая свой изменившийся голос. Застывшее выражение лица мужа испугало ее, она больше не могла выносить страдальческого выражения его глаз и потому, быстро повернувшись, поспешила прочь. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Джессика опрометью бросилась к дому, как будто хотела убежать от прошлого своего мужа, грозившего растоптать то счастье, которое принес ей брак с Николя.

Она задыхалась от быстрого бега, который ей был запрещен докторами после перенесенной болезни, но Джессика не останавливалась, слезы душили ее. Наконец она вбежала в дом и, закрывшись в своей комнате, бросилась на кровать, дав волю слезам.

В это время в здании мануфактуры Габриэль, наконец, пришла в чувство. Николя растирал ей руки, сидя на краешке обитой кожей скамьи в своем кабинете, на которой она лежала. Она села, и он обнял ее за плечи, чтобы помочь встать. Но Габриэль не двинулась с места, боясь, что не сможет устоять на ногах.

— Как ты себя чувствуешь? — с тревогой спросил Николя, пристально глядя на нее.

Она отвела глаза в сторону.

— Через минуту-другую со мной все будет в порядке.

— Как удалось тебе добраться до берегов Англии? — спросил он. — Неужели ты переправилась вместе с контрабандистами?

— Это слишком длинная история, — отозвалась Габриэль, чувствуя, что чем меньше он знает, тем лучше будет для них обоих. — Я приехала, потому что обещала это сделать сразу же, как только стану свободной от супружеских обязательств. Хотя в то время, когда я давала это обещание, я не думала, что такое может произойти.

— Ты хочешь сказать, что Эмиль мертв? — недоверчиво спросил Николя.

Габриэль провела ладонью по лбу, собираясь с силами для того, чтобы встать и уйти.

— Он погиб в ночь, когда сгорел Дом Дево. Мой муж был одной из трех жертв этого пожара.

— Неужели это случилось так давно? И я до сих пор ничего не знал!

Габриэль, наконец, поглядела ему в глаза, в которых читалась неизбывная мука, такое же страдание таилось и в глубине ее собственного взгляда.

— Я поняла это, когда увидела твою жену.

— О, Габриэль! — Николя схватил ее руку и прижал ее ладонь к своим губам. Она хотела вырвать ее, но он еще крепче сжал свои сильные пальцы на запястье возлюбленной. — Я всегда любил тебя и до сих пор люблю.

Габриэль радовалась тому, что Николя не стал извиняться и просить прощения из-за того, что женился. Это свидетельствовало о том, что между ними все еще существует душевная близость, и они понимают друг друга без слов. Ведь оба знали, что он женился на Джессике, потому что не рассчитывал снова встретить Габриэль, расставшись с ней навсегда в своем сердце. Габриэль старалась сдержать себя, ей так хотелось погладить Николя по щеке, снова дотронуться до его губ, но она не могла позволить себе сделать это, поскольку боялась, что он воспользуется ее слабостью и овладеет ею тут же, на этой обитой кожей лавке, как мог это сделать уже однажды в императорской палатке, если бы она в тот момент не подавила в себе страстного желания. Теперь точно также, как и тогда, Габриэль знала, что сила его страсти разбудит в ней ответную страсть и тем самым уничтожит ее волю, после этого она уже никогда не сможет жить без него, что неизбежно повлечет за собой трагические последствия.

— Мне надо идти, — Габриэль встала, чувствуя, что окончательно пришла в себя. Сердце ее занемело от боли.

— Ради Бога, не уходи! — воскликнул он и загородил ей дорогу.

— Между нами все кончено, — произнесла Габриэль, изумляясь своему собственному спокойствию, которое ей удавалось сохранять в состоянии оцепенения, действующем на нее как успокоительное. — Маши отношения зашли в тупик. Я желаю тебе всего самого доброго. Ради твоего и моего блага мы должны сейчас как можно быстрее расстаться. Прощай, Николя!

Но когда она уже дошла до двери, он нагнал ее и схватил за руку. Остановившись, Габриэль даже не взглянула на него, вся ее горделивая осанка выражала непоколебимую решимость уйти. Поняв, что уговоры бесполезны, Николя медленно разжал пальцы и выпустил ее руку. Его последние слова еще долго звучали в ушах Габриэль:

— В тебе — вся моя жизнь, я всегда буду любить тебя.

Всю дорогу назад в Туайфорд Габриэль пребывала в состоянии оцепенения. Она ехала всю ночь, не желая останавливаться на ночлег, и отказалась прилечь отдохнуть даже тогда, когда на постоялом дворе меняли лошадей. Казалось, в ней умерли все чувства. Даже если бы в ее тело сейчас вонзилась острая игла, Габриэль думала, что не ощутила бы никакой боли. Уже в сумерках она подъехала к дому Хардингов, из окон которого лился теплый свет. Никто не слышал шума подъехавшей кареты. Габриэль поднялась к себе наверх, чтобы переодеться и привести себя в порядок с дороги. Спустившись снова вниз по лестнице, она вошла в гостиную, где мистер и миссис Хардинг вместе с Изабеллой, сидя у камина, пили чай. Миссис Хардинг, разливавшая в этот момент чай из серебряного чайника, первой увидела Габриэль и в изумлении застыла на месте. Изабелла сразу же вскочила со своего места, взволнованная неожиданным появлением подруги.

— Вы привезли с собой Николя? — воскликнула она и тут же замолчала, видя, что на Габриэль нет лица, словно случилось что-то ужасное.

— Я нашла его, — произнесла Габриэль бесцветным голосом, подходя ближе. Языки пламени играли отсветами на ее платье из зеленого шелка. — Он женился в Маклсфилде. Я познакомилась с его женой, со дня их помолвки до дня свадьбы прошло всего лишь три недели.

Изабелла прижала ладонь к губам, чтобы подавить рвущийся из груди крик. На лице миссис Хардинг появилось выражение сострадания, а ее муж, подойдя к Габриэль, взял ее за руку и подвел к креслу, стоявшему у камина. Габриэль передернула плечами, как от озноба, но ей не было холодно, ее била нервная дрожь. Когда Габриэль откинулась на спинку кресла, мистер Хардинг подал ей чашечку чая.

— Выпейте чаю с дороги. Вы, должно быть, сильно устали.

Габриэль была удивлена тем, что ее руки не дрожали; крепко держа фарфоровое блюдечко в руках, она пила горячий свежезаваренный чай маленькими глотками.

— Если вы не возражаете, я хотела бы пожить у вас еще какое-то время, — обратилась Габриэль к хозяевам дома.

Они заверили ее, что будут рады, если она останется в их доме до того дня, когда ей разрешат вернуться во Францию. В эту ночь Габриэль пережила приступ отчаяния. Она не знала, как ей удалось дожить до утра.