— Вы уже приняли решение по поводу того, как мне обращаться к вам? — спросил Николя веселым тоном, когда они уже собирались вернуться назад в дом.

Выражение ее лица сразу же стало озорным, и она, чуть склонив голову, взглянула на него.

— А как вы собираетесь называть меня?

— Просто Джессика, коротко и понятно, — улыбнулся он.

— Ну хорошо, я разрешаю вам называть меня так, потому что еще никто никогда не произносил мое имя на французский манер! — и засмеявшись, она вбежала в дом. Усмехнувшись ее добродушной шутке, высмеивавшей его сильный акцент, Николя последовал за ней.

Так началось, их странное соревнование в остроумии, умении подшутить друг над другом и разыграть своего соперника. Они постоянно поддразнивали друг друга, обменивались шутками, которые как будто сближали их, но на самом деле держали на расстоянии, потому что оба знали, что кроется за их насмешливостью. Причина заключалась в том, что Джессика с первого взгляда влюбилась в Николя и не сумела скрыть от него своих чувств. Он постепенно привык к ее обществу, и с каждой неделей, с каждым месяцем веселая жизнерадостная Джессика становилась ему все более необходимой. Она как будто излучала солнечный свет, острую потребность в котором испытывал Николя, переживая самые мрачные дни в своей жизни. И все же о физической близости между ними не могло быть и речи.

Работа Николя на шелкоткацкой мануфактуре шла своим чередом. Узоры изготавливаемых там тканей были, на его взгляд, слишком незамысловатыми и простыми, но он ощущал в художнике, работавшем на Барнета, творческую энергию и стремление к поиску. По предложению Николя был устроен небольшой эксперимент и выпущена партия шалей с новым узором. Опыт удался на славу, новые изделия сразу же привлекли к себе внимание, результатом которого явились многочисленные заказы на выпуск точно таких же шалей. После этого случая Джошуа дал Николя полную свободу действий, увидев, что Дево принес в разработку новых узоров тонкий французский вкус и то изящество, которого недоставало прежним изделиям мануфактуры Барнета. Узоры тканей становились все больше и больше похожими на французские, и дело шло в гору, принося большой доход.

Все это время Николя жадно следил за сообщениями газет и новостями, поступавшими из России. Он узнал об отступлении русских под натиском армии Бонапарта, а затем пришла потрясшая всех весть о том, что, когда Бонапарт занял Москву, она оказалась безлюдной, поскольку все ее жители покинули свои дома. Императору не с кем было вести переговоры о заключении мира, и город предали огню. После этого Великая Армия вынуждена была отступить перед лицом суровой русской зимы, продвигаясь на запад по опустошенной войной местности, где не было никакой надежды найти продовольствие для солдат и фураж для лошадей. Не надо было обладать богатым воображением для того, чтобы представить себе всю безвыходность положения армии Наполеона.

Однажды декабрьским вечером, когда Николя сидел в гостиной один, глядя на огонь пылающего камина, в комнату вошла Джессика. Газета, которую он только что читал, лежала рядом с ним на полу.

— Что случилось? — с беспокойством спросила девушка и, быстро подойдя к нему, стала рядом с ним на колени, заглядывая Николя в лицо, на котором было написано выражение отчаяния и обреченности.

— Император бросил свою Великую Армию, — произнес он усталым, резанувшим слух девушки голосом, который прежде всегда пленял ее своим французским акцентом. — Он вернулся в Париж, оставив тысячи людей замерзать в снежных просторах России. На мой взгляд, это новая кровавая жертва, принесенная на алтарь его гордыни. Военные действия на Пиренейском полуострове показали мне, к чему может привести жажда власти. По его милости тысячи моих соотечественников заживо гниют в переполненных тюрьмах и вонючих трюмах, многие из них умирают от болезней и лишений, не совершив никакого преступления. Ведь это обыкновенные люди, оторванные от своих семей, и посланные на поле боя безумным честолюбцем, — и Николя как бы в подтверждение своих слов сжал кулак и ударил им по колену.

— О, Николя, мой дорогой, — вырвалось у Джессики, когда она увидела, что на его глазах блестят скупые слезы. Сердце девушки разрывалось, она не могла видеть его в такой печали. Николя вновь уставился мрачным взглядом в огонь, следя за его пляшущими языками, и заговорил, казалось, он просто высказывал вслух мысли, мучившие его в последнее время.

— Я никогда не вернусь во Францию. Моя родина сейчас, как никогда прежде, дорога мне, но я не желаю быть подданным Императора Бонапарта.

— Когда будет заключен мир между нашими странами, вы все равно захотите вернуться домой, — грустно сказала Джессика. Она испытывала ужас от одной этой мысли, страшась потерять его навсегда.

Николя покачал головой.

— Для меня там все кончено. Все, о чем я когда-либо мечтал в своей жизни, осталось в Лионе. Женщина, которую я любил, моя работа, мои интересы, моя мастерская и мой дом. Все пошло прахом. Теперь Англия станет мне родным домом, хотя я навсегда сохраню преданную любовь к Франции. Я принял твердое и окончательное решение, его ничто не изменит.

Она протянула к нему руку, он взял ее в свои ладони, продолжая все так же неотрывно глядеть на огонь с отсутствующим видом.

В эту ночь Джессика пришла к нему. Николя не спал и слышал, как скрипнула дверь. Он откинул простыни и сел на кровати, на фоне лунного света, заливавшего комнату, четко выделялся ее силуэт. Одетая в полупрозрачную батистовую ночную рубашку, Джессика бесшумно приблизилась к нему, осторожно ступая босыми ногами. Николя никогда прежде не видел ее с распущенными волосами, они были похожи на серебряное облако, упавшее ей на плечи. Подойдя к кровати, Джессика развязала ленточки у ворота ночной рубашки, и та упала к ее ногам. Не говоря ни слова, Николя откинул простыни рядом с собой, и она тут же скользнула на постель, прижавшись к нему всем телом. Он обнял ее, и она горячо заговорила, волнуясь и перебивая себя:

— С того момента, когда я впервые увидела тебя, я стала мечтать о тебе. Порой мне стоило огромных сил сдержать себя, слова любви уже готовы были сорваться с моих уст, и тогда я выбегала в другую комнату и била себя по губам. Стоя рядом с тобой, я с наслаждением вдыхала воздух, которым ты дышишь. Я часто приходила сюда в твою комнату, чтобы дотронуться до книг, которые ты читаешь, до подушки, на которой спишь. Когда же в доме никого не было, я раздевалась донага и ложилась в твою постель. Я…

Николя не дал ей договорить, припав своими губами к ее дрожащим губам. Никто никогда не целовал ее так, и Джессика пылко отвечала ему. Придя в неистовый восторг, она предавалась ласкам с отчаянной одержимостью, как чувственная по натуре девушка, давно достигшая возраста половой зрелости, чья чувственность постоянно сдерживалась правилами приличий. Она все готова была сделать для своего возлюбленного, все отдать ему. Как и предполагал Николя, Джессика оказалась девственницей. Но когда он в порыве страсти овладел ею, она была охвачена тем. же восторгом желания, что и он. Если бы Николя вовремя не припал к ее губам, она перебудила бы весь дом своим криком…

Глава 14

Габриэль была решительно против того, чтобы Гастон следовал за ней в Англию. Сидя у стены во дворе казармы в крепости Сьюдад Родриго, они шепотом — стараясь, чтобы их никто не услышал — спорили друг с другом. Вокруг них на мощеном булыжником дворе лежали усталые военнопленные, дремавшие на солнце. Гастону так и не удалось отговорить ее от такого опрометчивого шага, и тогда он заявил, что отправится вместе с ней. Габриэль пришла в ужас.

— Нет! Я запрещаю это. Ты должен раздобыть лошадей и вернуться во Францию. Я поеду в Англию одна. Я не прощу себе, что ты из-за меня подвергнешься опасности, ведь тебя могут посадить в тюрьму, — сказала Габриэль, на душе у которой было тяжело. Она страдала от разлуки со своим ребенком и не хотела, чтобы к ее душевным страданиям примешивались еще и угрызения совести.