Он внимательно смотрел на нее, словно никогда ее не видел. Он смотрел и смотрел, пока Энн не дрогнула под этим взглядом, подавив желание бежать из комнаты. Но она не имела права отступить.

— Ты хочешь знать почему, — наконец пробормотал он.

— Да. Если ты действительно намерен исключить меня из своей жизни. Боюсь, для тебя это единственный способ достичь желаемого.

— Хорошо. Если ты очень хочешь узнать мою тайну, если хочешь жить с этим, дело твое. Можешь почувствовать всю горечь и муки, которые чувствую я с того момента, как их положили к моим ногам, разрушили все, о чем я думал, на что надеялся.

Рис опять сел и откинулся на спинку кресла, как будто не мог больше вынести собственного веса. Энн молча наблюдала за ним, испуганная тем, что грозило разрушить ее жизнь и ее будущее.

— Знай, я не тот, за кого ты меня принимаешь, и этот факт определял мое поведение с момента нашего возвращения из свадебного путешествия.

— Это не ответ, — процедила она. — Я не понимаю, что ты имеешь в виду. Объясни.

Рис вздрогнул и тяжело сглотнул.

— Я так пытался защитить тебя…

— Я не хочу твоей защиты! — крикнула Энн, будучи не в силах подавить гнев. — Я хочу знать правду! Скажи мне.

— Энн, я получил неопровержимое доказательство того, что мой отец не герцог Уэверли. И оно превращает меня в незаконнорожденного, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Рис впервые сказал это вслух. Даже в разговоре с Саймоном он никогда так ясно не упоминал этого факта. Он поднял глаза, чтобы увидеть реакцию Энн на ужасную правду, которой она так упорно добивалась. Она замерла, глядя на него, однако ее лицо не выражало ни гнева, ни разочарования, ни даже любви. Все, что он теперь видел в ее глазах, — абсолютный ужас.

Рис отвел взгляд. Именно это он и ожидал увидеть, когда она узнает, кто он… или кем не был. Единственное, чего Рис не ожидал, так это собственной реакции. Было обидно видеть, с каким отвращением она смотрит на него. Впрочем, «обидно» не то слово, чтобы выразить происходящее в душе. Это походило на смерть.

Рис полагал, что так оно и есть. Смерть ее любви к нему. Чувства, которого он не просил, которого не хотел, когда Энн в нем призналась, но теперь… Теперь, когда оно ушло, Рис понял, насколько он зависел от ее любви. Она была единственной истиной и благом в его жизни.

После долгого молчания Энн подошла к нему и, встав на колени, обняла.

— О, Рис, мой дорогой, — нежно прошептала она. — Как ужасно, что тебе пришлось носить в себе эту тайну. Я не могу представить, насколько ее бремя давило на тебя.

Рис был смущен и одновременно воодушевлен ее реакцией. Он слегка отклонился, чтобы взглянуть на лицо Энн. В мягком свете камина она выглядела красивее, чем обычно. И в ее взгляде не было настороженности, а то, что он принял сначала за отвращение, было выражением глубокой боли за него.

— Ты не понимаешь меня? — спросил он, недоверчиво качая головой. — Энн, я незаконнорожденный.

— Я понимаю.

— Я не принадлежу к роду Уэверли и не заслуживаю всего того, что с ним связано, — настаивал он.

— Да, я слышу тебя.

Рис нахмурился. Кажется, она не понимает, что он имеет в виду.

— Я не тот человек, за которого ты вышла замуж!

Теперь выражение ее лица изменилось. Она возмущенно тряхнула головой, но затем подняла руку и погладила его по щеке. Он прижался к ее теплой ладони.

— Конечно, тот. Я знаю, из-за твоего воспитания тебе сложно понять, что я выходила замуж не за твое имя и не за твою родословную.

— Но ради этого твой отец и устроил наш брак, — запротестовал Рис.

— Тем не менее я вышла за тебя замуж. Ты мой муж, — улыбнулась Энн.

На миг Рис забыл все переживания. Впервые с тех пор как Саймон разбил его жизнь на кусочки, он не чувствовал пульсирующей боли разочарования, гнева, мучений. Глядя на жену, он почувствовал надежду.

Энн — его жизнь, где он мог забыть обо всем, где мог принять ее любовь, остаться с ней, где не существовало ни родословной, ни шантажа.

Увы, надежда рассеялась, и вернулась реальность.

Он с трудом отстранился, подошел к окну и стал смотреть в темную ночь, такую же непостижимую, как теперь и его жизнь.

— Нет, Энн. Я уже не тот человек. Не могу им быть, и, зная правду, ты должна это понять.

— Пожалуйста, взгляни на меня.

Он медленно повернулся. Несмотря на простыню вместо одежды и спутанные волосы, Энн выглядела безупречной герцогиней. И в ее осанке, и в ее тоне, когда она заговорила, теперь было нечто величественное.

— В чем бы ты ни пытался меня убедить, Рис, — сказала она тоном, не терпящим возражений, — это не изменит некоторых фактов. Мы с тобой женаты. Наш союз подтвержден не только физической близостью, но и глубиной отношений, которые появились у нас на побережье. И… — она слегка покраснела, — сегодня ночью в этой комнате. Ты не можешь все это отрицать.

— Нет, но…

— Никаких «но». В церкви я поклялась до конца жизни делить с тобой все твои радости и горести, какими бы серьезными они ни оказались. Я так и поступаю.

Он расстроено покачал головой.

— Я тоже в день свадьбы поклялся тебя защищать, Энн. И сделать это я могу единственным способом. Если мы будем жить раздельно, то когда откроется правда, люди увидят в тебе жертву моего скандала, а не его участницу. Возможно, это защитит тебя от боли и душевных страданий, которые падут на мою голову и головы всех, кто мне близок.

Энн смотрела на него, приоткрыв, рот. Странно. Похоже, сейчас она была потрясена больше, чем когда он рассказал ей о своем происхождении.

— Это правда? — наконец спросила она. — Ты сделал меня жертвой твоего скандала? Ты знал факты о своем происхождении до нашей свадьбы, но утаил их от меня, как своего рода обман?

Рис колебался. Он мог солгать ей, что все знал еще до обмена клятвами, только вот примет ли она его ложь? Она видела его насквозь, как никто другой.

— Нет. Я узнал это в тот день, когда бежал из Лондона.

Энн побледнела.

— Значит, это Саймон открыл тебе правду, когда ждал нашего возвращения из свадебного путешествия?

Рис закрыл глаза. Тот день, казалось, был много лет назад, а боль все так же остра, словно не прошло и пяти минут.

— Да, — прошептал он.

Нижняя губа у нее дрожала, но в голосе была ярость.

— Зачем он сказал тебе? Если он узнал нечто ужасное, что наверняка разобьет тебе сердце, зачем перекладывать этот груз на твои плечи?

Рис опустил голову. Она повторяла вопросы, которые мучили и его с того самого дня, когда Саймон пришел к нему. Он тоже был в ярости на друга, пока не узнал всю правду. Он должен сказать Энн все до конца.

— Не осуждай нашего друга. Положение осложняется тем, что… — Он умолк, ему было трудно произнести это вслух. Пока он собирался с духом, Энн терпеливо ждала. — Дело в том, что мой настоящий отец — покойный герцог Биллингем. Мы с Саймоном братья. Не в смысле, что мы близкие друзья, мы с ним одной крови.

Рис не мог винить жену за долгое, потрясенное молчание. Ведь отец Саймона умело скрывал от всех свою истинную сущность, выставляя напоказ доброту и честность, которыми не обладал.

— Но… Биллингема уважали как человека набожного, преданного, заслуживающего доверия, — наконец произнесла Энн.

— Однажды во время загородной вечеринки в Биллингеме мы с Саймоном узнали о его… нашем отце много такого, что опровергает эту благородную репутацию. Оказалось, герцог тщательно скрывал правду о себе, включая его склонность спать с другими женщинами. Я не единственный его внебрачный ребенок.

Энн вздрогнула, но после короткого молчания кивнула.

— Знаешь, теперь, когда ты сказал, что вы с Саймоном братья, я вижу это. У вас много похожих черт, даже осанка Саймона порой напоминает мне твою.

— Никогда этого не замечал.

Она улыбнулась, но улыбка была печальной.

— Возможно, я более внимательна. Теперь я получила некоторое объяснение, почему Саймон хотел рассказать тебе правду. Но ведь он должен был понимать, что это значит для тебя.