Она прошла к кабинету и приоткрыла дверь. Ее приветствовала энергичная трескотня факса. Ага, значит, это не телефонный звонок, а факс.
Аппарат закончил печатать и умолк, выплюнув из своих недр листок бумаги. Когда Эви уже собиралась повернуться и уйти, ее взгляд неожиданно зацепился за имя в тексте, и любопытство заставило вернуться.
На листке красовалось ее имя. И именно оно привлекло ее внимание.
Сообщение было кратким:
«Мистер Горовиц уведомил меня, что банковский чек от Э.Шоу, полностью погашающий кредит, был доставлен экспресс-почтой и получен. У него связаны руки. Каковы будут ваши дальнейшие инструкции?»
Небрежно сделанная подпись напоминала «Ф. Кури».
Эви поднесла листок к лицу и снова перечитала. Сначала она была просто озадачена. Зачем бы этому Ф. Кури сообщать Роберту о том, что она погасила кредит? И с чего бы это мистер Горовиц уведомил Ф. Кури об этом? Роберт даже не знал о кредите и тем более о нависшей над ней угрозе утраты права выкупа по закладной.
Ее разум отказал ей одновременно с дыханием. Она замерла, парализованная отвратительной догадкой. Роберту на самом деле все известно, потому что он и есть тот неизвестный противник, который блокировал все ее попытки заложить дом. Именно он причина того, почему ее заем перекупили и почему мистер Горовиц был столь непреклонен, требуя его полного погашения. Он вообще не намеревался идти ей на уступки, так как получил четкие инструкции от Роберта Кэннона. Ее любимый и есть ее враг.
От боли у нее сдавило сердце. Она прерывисто и часто задышала и, пытаясь восстановить дыхание, стала делать глубокие вдохи, но боль не уходила, разрастаясь в груди, словно огромный ледяной комок. Эви просто задыхалась от столь подлого предательства.
Потом на нее напала странная апатия, и ей пришло в голову, что Роберт, так ловко все провернувший, очевидно, намного более богат и влиятелен, чем она думала. Эви не знала, зачем ему мог понадобиться ее причал, но тем не менее он был ему нужен. Так много этих «почему», которым она не находила объяснений. Возможно, позже, когда она все спокойно обдумает, хотя бы часть из произошедшего обретет смысл.
А в эту минуту все, о чем она могла думать, — то, что попытка Роберта завладеть причалом стоила ей дома.
Та отстраненность, которую она в нем чувствовала, существовала на самом деле. Роберт и не собирался отдавать ей свое сердце, потому что для него это лишь бизнес. Выходит, он соблазнил ее для того, чтобы находится к ней поближе и следить за ней? Учитывая то, что он сделал, такое предположение казалось Эви вполне логичным.
Ее губы словно онемели, и она, бездумно переставляя ноги, покинула кабинет, осторожно прикрыв за собой дверь. Когда она вернулась на кухню, треклятый листок был по-прежнему зажат в ее руке.
Она чувствовала себя совершенно подавленной безнадежностью чудовищной ситуации. Какая ирония, что она влюбилась в мужчину, который столь хладнокровно пытался ее уничтожить! О, она сильно сомневалась, что он рассматривал все произошедшее с такой мелодраматической точки зрения, вероятнее всего, он видел во всем этом успешный финал делового поглощения, а не любовной интрижки.
Эви услышала, как перестала шуметь вода в душе. Очень медленными, болезненно выверенными движениями она аккуратно сложила полученное сообщение и выбросила его в мусорную корзину, а затем налила себе кофе. Она отчаянно нуждалась в кофеине или чём-нибудь еще, чтобы взбодриться. Ее руки немного подрагивали, когда она поднесла чашку к губам.
Эви неподвижно стояла перед окном, когда несколько минут спустя на кухне появился Роберт в одних лишь джинсах, с небрежно переброшенным через плечо влажным полотенцем. Завидев Эви, он остановился, и его тело томительно напряглось. Боже, она просто восхитительна, с ее взъерошенной ото сна гривой свободно падающих на спину рыжевато-коричневых с золотистым отливом волос. На ней была только его рубашка, да и та расстегнута. Охваченный волной желания Роберт подумал, что, пожалуй, еще не изобрели другой одежды, которая бы смотрелась на женщине лучше, нежели обычная мужская сорочка. Эви неторопливо потягивала кофе и смотрела в окно, полностью погрузившись в свои мысли, а черты лица своей невозмутимостью и отрешенностью могли поспорить с мраморным изваянием.
Он отбросил полотенце, подошел к Эви и, приобняв ее одной рукой за талию, позаимствовал у девушки чашку и поднес ее к своим губам. Роберт уже предвкушал, как будет смаковать оставшийся на тонком ободке неповторимый вкус самой Эви, но затем все его помыслы устремились к тому, чтобы вырвать девушку из поглотивших ее размышлений.
Ни одна женщина не была настолько восприимчива к его ласкам, как Эви. В его руках она превращалась в живое пламя, упиваясь каждым толчком его нетерпеливой жаждущей плоти, искушая, провоцируя на большее. Если он действовал нежно — она таяла. Если становился неистов и груб, то и она вцеплялась в него, словно дикая кошка, пуская в ход коготки. Ее страсть питала его до тех пор, пока они оба не удовлетворяли безумную жажду обладания друг другом. Он постоянно хотел ее.
Он скользнул рукой вниз, очертив изящные округлости ягодиц, восхищаясь шелковистостью и мягкостью кожи:
— Душ весь твой, моя сладкая.
И хотя в ответ раздалось ее невозмутимое: «Прекрасно», — у Роберта создалось впечатление, что Эви не слышала ни слова из того, что он ей сказал. Она все еще неподвижно смотрела на реку.
Ему бы сейчас сильно пригодилось умение читать мысли, чтобы увидеть, что творится в этой хорошенькой головке, и понять, чем же ее так увлек вид за окном. Сам он видел лишь бескрайнюю гладь озера да пару лодок вдали, похожих сейчас на две темные точки.
— На что ты смотришь?
— Ни на что. Просто… озеро.
Она вывернулась из его объятий и вышла с кухни.
Роберт слегка нахмурил брови, испытывая некоторое замешательство от ее необычного поведения, но был слишком голоден, и плотный завтрак сейчас стоял на первом месте. Он едва приступил к бекону, когда Эви вновь появлялась на кухне, полностью одетая и с ключами в руке.
— Пришел факс, пока ты был в душе, — произнесла она спокойно.
Он обернулся, чтобы увидеть ее лицо — или, скорее, его выражение. Оно было очень бледным и невыразительным, и на этом фоне совершенно пустые, какие-то неживые глаза, «…с заледеневшим взглядом», — вдруг вспыли в памяти слова Бекки, когда она описывала ему Эви сразу же после несчастного случая, во всяком случае, определение подошло как нельзя более точно. Эви выглядела какой-то ужасно далекой, как если бы она и впрямь решила оставить его.
— От кого? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ровно, в то время как мозг с умопомрачительной скоростью просчитывал варианты, но все они были не в его пользу. А наихудшим из всех казался тот, что она действительно работала на Мерсера и выяснила, что расставленная на них ловушка вот-вот захлопнется.
— От Ф. Кури.
— А… — он кивнул, пытаясь скрыть охватившее его облегчение. — Это мой секретарь.
Значит, это сообщение вряд ли могло иметь какое-нибудь отношение к Мерсеру, но тогда почему Эви такая холодная и безучастная?
— К твоему сведению я его выбросила в мусорное ведро, это на тот случай если тебе вдруг захочется его прочесть. Однако могу пересказать, о чем там шла речь.
Роберт цепким взглядом охватил ее фигурку и небрежно откинулся назад, опершись о гладкую поверхность кухонного шкафчика, скрестив руки на груди.
— Ладно. Просвети меня.
— В сообщении сказано, что мистер Горовиц уведомил твоего секретаря, что им получен банковский чек от Э.Шоу, полностью погашающий кредит, и поэтому теперь у него связаны руки. И просил дальнейших инструкций.
Выражение лица Роберта не изменилось, хотя мысленно он злобно выругался. Ну почему из всего того, на что она могла наткнуться, Эви попалось именно это! Хотя с точки зрения безопасности вреда от этого куда меньше, чем от чего-либо, связанного с Мерсером, но вот втолковать это любимой женщине будет чертовски непросто. Эта информация не предназначалась для того, чтобы она узнала о ней. Да, он оказывал давление, но ни за что не допустил бы, чтобы Эви лишилась права выкупа по закладной. Он не торопился что-либо объяснять, ожидая ее реакции, чтобы оценить обстановку и понять, что лучше сказать. И где, черт побери, ей удалось добыть столько денег, чтобы выплатить кредит?