Изменить стиль страницы

— Мне кажется, у вас были теплые и доверительные отношения, — заметила Лиана. — Разве бабушка не рассказывала вам о нашей переписке?

Положив ногу на ногу и задрав вверх кончик ботинка, Фелипе ответил:

— Она упоминала об этом. Но я не представлял, что вы переписывались так часто, пока на днях не обнаружил ваши письма.

У Лианы в голове словно звякнул звоночек. Теперь она поняла, откуда Фелипе почерпнул сведения о ней. Вот почему он знает, как она зарабатывает на жизнь, и что собирается выйти замуж, и что ее жених — работник налоговой службы в Сити.

Она с укором посмотрела на Фелипе.

— Оказывается, вы читали мои письма! Какое вы имели на это право?!

Фелипе ответил невозмутимым взглядом.

— А что вы беспокоитесь? Боитесь, что я мог открыть ваши секреты?

— Я ничего не боюсь! Мне нечего скрывать. Просто ваша любознательность дурно пахнет!

— Вы так считаете?

— Да.

— Очень интересно. Раз уж мы решили обменяться мнениями, позвольте сказать, что же дурно пахнет по моему разумению. — Он выпрямился, подвинулся на край дивана и устремил на Лиану испепеляющий взгляд. — По-моему, дурно пахнет то, как цинично вы использовали тиа Глорию, когда фальшиво изливались в письмах о любви к ней, о том, что вдруг почувствовали к ней жалость и сочувствие и что вскоре собираетесь приехать навестить ее.

— Я действительно хотела приехать!

— Ну да, после ее смерти и похорон! Вы не потрудились приехать, пока она была жива, но бросили все и вскочили в первый же самолет, когда пришло время получать наследство!

Лиана остолбенела от такого грубого и несправедливого обвинения. В нем не было ни крупицы правды. Сознательная ложь и ненависть — вот что двигало ее собеседником…

В первый момент Лиана даже не нашлась что ответить. Но, взяв себя в руки, она спокойно произнесла:

— У вас нет никаких оснований так говорить. Никаких, слышите? Я действительно собиралась навестить бабушку. И Клифф хотел приехать вместе со мной! Мы рассчитывали прилететь на следующую Пасху!

— И немножко опоздали, да? — по-прежнему бесстрастно отозвался Фелипе. — А ведь врачи говорили, что в лучшем случае она протянет до августа! Бабушка и так прожила дольше срока, отмеренного ей медициной…

— Но я же не знала об этом! Если бы знала — приехала бы раньше! Я очень хотела встретиться с ней — гораздо больше, чем вы можете себе представить!

— Я все прекрасно себе представляю, — нетерпеливо перебил Фелипе. — Зачем же было откладывать двадцать четыре года? А? — Он сделал паузу, словно желая подождать, пока до Лианы дойдет смысл его убийственного аргумента. — Я ведь прав? Двадцать четыре года! Вы ведь так хотели увидеть свою любимую бабушку всю свою жизнь ни разу не увиделся с нею…

— Мы не поддерживали отношений до смерти моей мамы! Вы несправедливы ко мне! Обвиняете меня в том, в чем я совершенно не виновата! Если бы я узнала о ее болезни, то поторопилась бы. И не думала бы ни о каком наследстве. Просто приехала бы повидаться!

Бесполезно говорить с ним об этом, подумала Лиана. Тяжелый, буравящий взгляд Фелипе говорил совершенно ясно, что он глух к ее оправданиям. У него сложилось определенное мнение, и ничто не могло его поколебать.

С тяжелым вздохом Лиана опустилась в кресло. Так стоит ли перед ним оправдываться? Пусть думает, что хочет. Ее это не должно волновать. Какой мерзкий тип, думала она, разглядывая его.

Вдруг ей в голову пришла одна мысль. Прищурив глаза, она заговорила:

— Кстати, насчет тех писем, которые вы не постеснялись читать… моих писем бабушке Глории…

-..которые недвусмысленно свидетельствуют, что вы давно замышляли обмануть старую бездетную вдову и прибрать к рукам ее наследство?

Лиана пропустила очередную его колкость мимо ушей.

— Так вот, это мои частные письма…

— Уже давно не ваши. Это собственность тиа Глории.

— Верно. А теперь это моя собственность. Ведь дом принадлежит мне, правда? Так что у вас не было никаких прав читать мою переписку.

— Может быть, вы считаете, я не имею права даже сидеть на этом диване?

Лиане показалось, что при этих словах он еще плотнее вжался в спинку дивана. В его глазах заплясали насмешливые огоньки, словно он бросал Лиане вызов.

— И не имею права находиться в этом доме? — продолжал Фелипе. — Может быть, вы желаете лично вышвырнуть меня отсюда?

Эта мысль ей понравилась. Что ж, было бы неплохо последовать его недвусмысленному совету. Но Лиана улыбнулась и ответила:

— Мне это даже в голову бы не пришло. Как видите, я достаточно гостеприимный человек.

Он раздвинул губы в искренней улыбке, которая очень удивила Лиану. Оказывается, он может тепло и даже обворожительно улыбаться…

— Ну слава Богу, — ответил он, продолжая улыбаться. — Мне было бы немножко стыдно, если бы меня вышвырнула такая молодая женщина, как вы. Стыдно и как-то непривычно…

Конечно, он издевался над ней. Лиана это хорошо понимала. Никто и ниоткуда не смог бы выставить Фелипе Мендеза против его воли. Что уж говорить о хрупкой молодой женщине…

И в то же время, странное дело, она почувствовала в словах Фелипе что-то еще — трудноуловимое… Кажется, его насмешка имела еще один скрытый смысл, скорей всего сексуальный.

Лиана не желала принимать подобные намеки. Этот человек был ее двоюродным братом, к тому же не вызывал ничего, кроме неприязни. А в Лондоне ее ждал жених…

— Гостеприимство — это одно, — сухо проговорила она, — а чтение чужих писем — совсем другое. — Лиана постаралась придать суровости и строгости своему взгляду. — Я вам уже сказала, что считаю это весьма дурным тоном.

— Особенно если иметь в виду, что эти письма представляют вас далеко не в самом выгодном свете.

Итак, ее суровость не произвела на него никакого впечатления. Фелипе откинул голову на подлокотник и растянулся на диване, приняв позу одновременно вызывающую и непринужденную. Рассматривая его загорелые и мускулистые руки. Лиана не могла не признать, что они в своем роде произведение искусства.

— Это ваши собственные домыслы, — промолвила Лиана, отводя взгляд в сторону. — Они просто хорошо соответствуют вашему предубеждению против меня. Она тоже удобно откинулась в кресле и положила руки на подлокотники. — Так или иначе, а совать нос в чужие письма вы не имели права.

— Боюсь, здесь вы ошибаетесь, — ответил он, слегка взмахнув рукой. Лиана не могла не заметить, как под загорелой кожей заиграли комки мышц. — Я имел полное право прочитать ваши письма.

— Почему это? Не потому ли, что вы приходитесь Глории внучатым племянником?

— Я этого не говорил.

— Тогда почему же? — скептически спросила Лиана и, не дожидаясь ответа, продолжала:

— Вы сами только что сказали, что этот дом принадлежит мне. И дом, и все его содержимое. Так что у вас не было никакого права.

Черные глаза Фелипе бесцеремонно изучали ее.

— Ну, не будьте такой жадной. Сказать, что все принадлежит вам, будет, пожалуй, преувеличением…

Он сделал паузу, рассчитанную ровно на столько, чтобы она прониклась смыслом его слов и залилась краской смущения. Она никогда не была жадной. Уж что-что, а жадность никогда не входила в число ее недостатков. Но Фелипе смотрел на нее так, что ее не могло не охватить чувство стыда и вины.

Едва ли не извиняясь. Лиана пробормотала:

— Но ведь вы сами мне сказали…

— Если так, то я признаю свою ошибку, сеньорита. Дом, обстановка, ковры, картины… Даже вилки, ложки и кастрюли на кухне, даже чашки в серванте… Все книги на полках… Благодаря самоотверженности и настойчивости, с которой вы строчили письма бабушке, все это теперь на законном основании, а может быть, и принадлежит вам.

Он сделал паузу, с важным видом поднял вверх палец и сказал:

— Но письма, боюсь, уже не ваши. Все бумаги частного характера тиа Глория завещала мне.

— Понимаю…

— Рад это слышать. Теперь-то вы не станете спорить, что я имел полное право зачитываться вашей корреспонденцией?