— Есть кто-то, кому вы храните верность? Или же вы отнюдь не такая рисковая, какой хотите казаться? — спросил шеф.

— Я такая, какая есть, сэр. И если я кому и храню верность, то только себе, — резко отозвалась Вероника.

— А когда полная луна серебрит гавань, прибывает вода и сон не идет, не возникает желания попробовать что-то новое? На собеседовании, да и много раз потом вы говорили, что любите пробовать новое. Мы могли бы в приватной обстановке обсудить продление нашего контракта до полугода.

— Я не ваша собственность, мистер Ганновер. А ваши намеки кажутся мне оскорбительными, — пробормотала Вероника, продолжая стоять перед закрытой дверью в подъезд.

— Наконец-то вы заговорили, как обычная женщина, — рассмеялся Митч. — Разумеется, вы не моя собственность. Вами распоряжается «Ганновер-Хаус», — заявил он.

— В таком случае, если у вас действительно есть намерение продлить со мной контракт, «Ганновер-Хаус» может располагать мною на протяжении ближайших шести месяцев, — отозвалась Вероника, которую несколько задело причисление ее к общей серой массе «обычных женщин».

— Рад это слышать...

— В рабочие часы, — уточнила Вероника Бинг.

— Предлагаете довольствоваться малым? — спросил Митч.

— Верно, сэр, — церемонно произнесла девушка. — Вы позволите мне войти? Стоять здесь довольно зябко.

— Я и забыл, как прохладно бывает по вечерам, — философски заметил шеф, пристально глядя на подчиненную. — А ведь я небезосновательно рассчитывал на жаркий исход дня... Но, видимо, вы из тех, кто чрезвычайно смел в намерениях, но пугается собственных же желаний, когда доходит до дела.

— Вы ошиблись, Митч, — холодно процедила Вероника.

— Я так не думаю.

— И все же. Спасибо, босс, что разделили со мной этот вечер, спасибо, что проводили. Именно поэтому не хотелось бы портить отношения, которые обещают стать приятными, — благоразумно возобновила прощание застигнутая врасплох брюнетка.

— Если вам до сих пор не удалось их испортить, то теперь уже вряд ли получится... Признаюсь, меня очень коробило ваше нахальство, я даже конфузился, ошибочно считая вас особенным, непостижимым и неуязвимым существом. Теперь я знаю, что это не так. Поэтому не считаю нужным придавать какое-то особое значение вашим прежним выходкам, мисс Бинг, — спокойным тоном рассудил Митч Ганновер.

— Как все славно разъяснилось, не так ли? И мне есть отчего вздохнуть с облегчением, — невозмутимо откликнулась Вероника. — Когда жизнь скучна, стараешься сделать ее яркой и непредсказуемой не только для себя, но и для окружающих. Теперь я понимаю, что старалась напрасно. Вместо ответного желания разбавить скуку я встретила лишь собственнические притязания. Грустно, мистер Ганновер. Очень грустно... Спокойной ночи, — великолепно осадила его напоследок девушка.

Однако Митч не внял укору, а широко улыбнулся, легко обнял ее, поцеловал в обе щеки и решительно двинулся в сторону своего автомобиля, чем совершенно обескуражил Веронику.

Она изумленно смотрела ему вслед. Не оборачиваясь, будто знал наверняка, что она наблюдает за ним, Митч приподнял правую руку в прощальном жесте и крикнул:

— Надеюсь, это первый и последний раз, когда мы расстаемся под вечер. Не разочаруйте меня, мисс Бинг... И сладких вам сновидений, застенчивая вы моя, — насмешливо добавил он.

Весь уик-энд лил прохладный весенний дождик, временами оборачивавшийся обильными ливнями. После беспрерывного тропического благоденствия и знойных бальзамических ночей Золотого побережья такой климатический перепад стал для Вероники настоящим испытанием. Ее нервная система не была подготовлена к депрессивно-нудному ритму серых капель, а гардероб не предусматривал пронизывающих весенних ветров.

Тогда-то впервые и возник вопрос: «Какого черта я здесь забыла?», который ушел в небытие, стоило переступить порог художественной галереи Ганновера накануне открытия давно запланированной и всеми ожидаемой выставки с незамысловатым названием «Лучшее в искусстве Австралии».

Галерея встретила Веронику лучезарным освещением просторного фойе.

Девушка провела влажными — не то от дождя, не то от волнения — ладонями по полотнищу облегающей алой юбки, разглаживая образовавшиеся в дороге складки, затем выпрямилась, расправила плечи, уверенно притопнула каблучками ярко-красных туфель. Ей предстояло знакомить потенциальных покупателей с лотами, которые пойдут с молотка на аукционе, приуроченном к проведению упомянутой выставки.

В просмотровом зале уже находилось несколько коллекционеров и просто интересующихся данным вопросом людей. Они медленно прохаживались между стендами и сверялись с каталогом, некоторые даже делали в нем пометки.

Вероника постаралась прислушаться к тихим разговорам знатоков. Сама она уже досконально изучила всю справочную информацию, относящуюся к представленным на стендах предметам, которой ее снабдили подчиненные Бориса. Но по мере проникания в содержание бесед некоторых посетителей ею начала овладевать паника.

До этого ей доверяли проведение рядовых аукционов, на которые выставлялись артефакты сравнительно недавнего прошлого, представляющие ценность только для любителей ретро-стиля. Теперь ей предстояло иметь дело с подлинными произведениями искусства. И одного взгляда на публику было достаточно, чтобы понять, насколько эта публика отличается от ее давешней аудитории.

Люди все прибывали. Дамы были изысканны и роскошны, как в классическом черно-белом голливудском кино. Мужчины чрезвычайно сосредоточенно всматриваются в лоты, знакомятся с описаниями.

И впервые с того момента, как Вероника вернулась в Мельбурн, семена вечного ее страха осрамиться дали ростки, готовые пробить закаленную в испытаниях броню ее напускной уверенности в своих силах. Вероника была близка к тому, чтобы вслух признать свою неспособность заниматься делом, к которому еще недавно стремилась изо всех сил. Она смотрела на этих благородных и осведомленных людей и понимала, что они легко проглотят ее, стоит только запнуться, допустить оговорку, чем-либо еще выдать свою неискушенность.

В теории аукционных торгов Вероника была уже сведуща, в воображении роль с молоточком представлялась ей феноменально соблазнительной, незначительный опыт торгов не выявил никаких сложностей. Но на этот раз предстояло принципиально иное действо и на кон были поставлены совершенно иные суммы, более чем значительные.

Вероника курсировала между просмотровым залом и холлом в ожидании, когда прибудет Митч Ганновер.

Она еще не представляла, как и о чем будет с ним разговаривать, потому что признание собственной несостоятельности в качестве аукционера было равнозначно увольнению по собственному желанию. Ей нужно было получить от Митча заряд уверенности, какую-нибудь значимую профессиональную установку.

И эта потребность в поддержке шефа нервировала ее не меньше панического страха перед знатоками австралийского искусства.

Ситуацию осложняли немаловажные обстоятельства. Митч, во-первых, не позвонил ей в выходные, несмотря на то что она имела глупость прямо пригласить его на свидание. Во-вторых, он отдал Кристин распоряжение, чтобы никто его не беспокоил своими звонками. В-третьих, после последнего опыта общения с ним она совершенно не сознавала, какой тактики придерживаться, как себя вести...

На протяжении этих раздумий Вероника совершенно не думала о том, как выглядит со стороны, и даже не сразу поняла, что обращаются именно к ней, когда глуховатый мужской голос произнес ее имя.

— Вероника Бинг? Я Чарльз Гросс, агент. На аукционе я буду оглашать ставки от имени частных коллекционеров, которые желают остаться неизвестными... Вы понимаете, о чем я говорю? — с большой долей сомнения произнес Чарльз.

Вероника ошеломленно застыла, покусывая нижнюю губу.

— О, да, разумеется, мистер Гросс, — наконец нашлась девушка и коротко потрясла его руку в приветствии. — Очень рада с вами познакомиться. Здесь есть на что положить глаз. Полагаю, ваши инкогнито с этим согласятся, — светски заулыбалась Вероника.