В этой встрече было что-то странное. Нагасава не спрашивал сына, как ему удалось спастись, где он был все это время и каким образом добрался сюда.

– Борьба закончена, – сказал он. Кэйтаро смотрел вопросительно и тревожно, и тогда Цагасава прибавил: – Не будь ты моим сыном., ты мог бы наняться к кому-нибудь на службу – в стране еще остались славные люди, живущие по законам чести. Вот хотя бы Ямаги-сан… Но мой сын… Я всегда был уверен, что он рожден для того, чтобы править, повелевать…

– Я сделаю все, что вы прикажете, отец! – промолвил Кэйтаро.

– Откуда ты вернулся? – вдруг спросил Нагасава.

– Я был ранен.

– А дальше?

– Дальше – сначала не помню, а потом…

– Ты покинул поле боя? – перебил Нагасава.

– Я хотел сразиться с князем Аракавой, но он… – Кэйтаро принялся рассказывать – в его голосе и взгляде была бесконечная доверчивость. Он обращался к отцу, как обращался бы к небу, которое царит над всем, видит все, видит таким, каково оно есть на самом деле.

Господин Нагасава сидел неподвижно и слушал, прикрыв веки. Он сжал губы, и черты его лица налились тяжестью.

Да, он должен был помнить: не бывает победы без расплаты и то, что на первый взгляд кажется совершенным, непременно таит в себе какой-то изъян.

Нагасава не ожидал, что сорвется, но сорвался и закричал, впившись взглядом в лицо сидящего перед ним юноши:

– Что говорил тебе этот человек?! Что он тебе говорил?!

– В основном то же самое, что говорили мне вы, отец… – растерянно прошептал Кэйтаро.

– То же, что и я?!

Юноша ничего не ответил. Ему случалось видеть отца в гневе, но при этом он никогда не замечал в его глазах отчаяния.

– Ты осквернил себя встречей с врагом. Ел его пищу, пил воду и, что хуже всего, слушал его речи! И не говори мне, что он не смущал твою душу грязными сомнениями!

– Разве не вы сказали мне когда-то, отец, что, если человек честен, к нему не может пристать никакая грязь? – нерешительно промолвил Кэйтаро.

– Я все понял, – тяжело проронил Нагасава. – Когда-то меня учили, что истинный воин должен вырывать слабость из своего сердца любой ценой, ибо любая слабость, так или иначе, ведет к утрате душевной чистоты.

Кэйтаро смотрел непонимающе, растерянно, но – не смиренно.

– Скажи, смог бы ты тронуть наложницу своего господина? – вдруг спросил Нагасава, и его взор засверкал.

– Конечно нет!

– Чего, по-твоему, заслуживает такой человек?

– Смерти, – не задумываясь, ответил Кэйтаро.

– Но он не умер, – продолжил Нагасава, пронзая юношу взглядом. – А наложница родила мальчика, и… я до сих пор не знаю, мой ли ты сын!

Во взгляде Кэйтаро были боль, отчаяние, непонимание, безнадежность.

– Что смотришь?! – прорычал Нагасава.

Юноша нашел в себе силы прошептать:

– Я… я не знаю, что мне теперь делать, отец… господин!

– Собственно, мы, я и тот человек, оба ошиблись, и оба пострадали, – неожиданно спокойно промолвил Нагасава. – Каждый из нас мечтал о чем-то своем, но… Мечта говорит: «Борись за меня!» – и при этом никогда не предупреждает о правилах игры, а потому человек не знает, что ему предстоит потерять в этой борьбе. Быть может, собственную душу.

– Разве не мы сами устанавливаем эти правила, делаем выбор в соответствии с нашей совестью, честью? – спросил Кэйтаро.

– Мы думаем так. Однако многие из нас все же не представляют, до какого предела способны дойти. Как ты полагаешь, что лучше: до бесконечности испытывать судьбу или же сразу покориться ей?

– Я… не знаю.

– Я помогу тебе сделать выбор. Я понимаю, что нужно делать. Короткая жизнь чиста и прекрасна, как цветок сакуры. Завтра на рассвете ты совершишь сэп-пуку.

– Вы приговариваете меня к смерти? За что?!

– Истинный воин не спрашивает за что! – отрезал Нагасава. – Приказ господина есть веление судьбы.

– И все-таки я хочу знать! Я был… я всегда считал себя вашим сыном и потому…

Не дослушав, Нагасава сурово изрек:

– За измену.

– За измену?! Но почему?! Я не предал вас, я не выдал ни одной тайны!

Тут Нагасава увидел, что по щекам юноши текут слезы, и вспомнил Кэйко: как она вырывалась из его рук и кричала, не желая умирать. И прошипел:

– Вот что значит не самурайская кровь!

– Я не боюсь смерти! – вскричал Кэйтаро. – И не отказываюсь умереть, но я… Не подвергайте меня позору, не нужно ложных обвинений! Как я посмотрю в глаза нашим воинам! Уж лучше сказать правду, какой бы постыдной она ни казалась!

– Это дела клана.

– Не вы ли говорили о том, что все мы – одна большая семья!

– Ты к ней не принадлежишь.

С мгновение он смотрел Нагасаве в глаза, потом опустил голову и тихо сказал:

– Если я даже… не ваш сын, как воин, я предан вам. Я жил бы для вас и умер за вас…

– Тогда считай, что умрешь за меня.

Вечернее солнце медленно уплывало за край горизонта, и свет его лучей лизал огненными языками нежно-сиреневый небосвод. Кое-где в вышине уже сияли огоньки звезд. То же солнце, тот же закат, но он, Кэйтаро, уже не сын князя Нагасавы, а безродный преступник, для которого возможность совершить самоубийство – не честь, а милость.

Молодой человек сидел в тесной клетушке на соломе, не двигался и молчал. Вскоре землею овладела ночная мгла; звезды – миллионы светильников, рассеянных в беспредельности мрачного неба, – сияли холодно и жестко.

Постепенно юноше начало казаться, будто его сердце бьется в такт спокойному ритму движения чего-то необъятного и всемогущего. Пусть будет так: он умрет и сольется с этим неведомым – великим и бесконечным.

Временами он закрывал усталые глаза, и его сознание витало где-то на грани подступающего сна и обрывков мыслей.

Должно быть, он задремал, а потом внезапно встрепенулся и увидел во тьме, на фоне медленно кружащихся снежинок, неподвижную человеческую фигуру.

Кэйтаро узнал Ито.

– Вы, должно быть, голодны, господин? – спросил Ито. Его голос звучал необычно мягко. – Принести вам поесть?

– Не стоит, Ито-сан. Теперь уже недолго ждать…

Ито присел на корточки:

– Думайте об этом спокойно, без уныния и печали, Кэйтаро-сан. Помните, во всех нас есть частичка неба, как и частичка земли, и все мы со временем вернемся туда: прах – в землю, душа… – Он сделал паузу. – Господин Нагасава позволил мне помогать вам завтра. – Кэйтаро молчал, и тогда Ито негромко прибавил: – Со смертью вы вновь обретете чистоту.

И тут Кэйтаро промолвил:

– Если так, Ито-сан, то я не готов к смерти.

Ито смотрел внимательно и серьезно.

– Почему?

– Я не утратил чистоту. Да, я стал о чем-то думать по-другому и кое в чем сомневался, но все это на поверхности. Моя вера, моя совесть и честь не пострадали. – Он поднял глаза: – Ито-сан, наверное, господин сказал вам, что осудил меня за измену?

– Я думал, может быть, за ошибки…

– Значит, вы не знаете. Он просто решил уберечь меня от судьбы, которая мне уготована.

– Вот что, Кэйтаро-сан. Если б вы сейчас смогли выйти отсюда, знали бы вы, в какую сторону вам идти?

Юноша вспомнил полыхающие пожаром клены и шорох листвы под ногами и немного грустное, полное смысла молчание своего странного спутника.

– Наверное, да, – сказал он.

Ито молча поднялся на ноги и отпер дверь.

– Тогда идите! Я принесу вам меч.

Кэйтаро встал с соломы – лицо напряжено, глаза широко раскрыты, волосы распущены по плечам в знак готовности к смерти.

– Но господин приказал мне…

– Вы выполните его приказ, но не сейчас. Видите ли, настоящий смысл жизни в том, чтобы следовать велениям неба и в то же время оставаться свободным.

Ранним утром Нагасава вышел из дома и направился к пристройке в углу сада. Было тихо. В воздухе плавали клочья тумана, небо застилали похожие на гигантские перья снеговые тучи. Лицо Нагасавы было осунувшимся и бледным, а душу наполняло осознание безжалостной правды. Правда заключалась в том, что он совершил самую страшную ошибку на свете. Прежде он, случалось, говорил себе: «Наша жизнь – замкнутый круг. Так или иначе, мы без конца делаем одни и те же ошибки. Причина в природе каждого из нас». Вчера он пошел против своей природы.