Изменить стиль страницы

Кандзаки-сан сориентировался мгновенно – он подал своим воинам знак к атаке, и те ринулись к стенам.

Пожар распространялся с чудовищной силой, его не успевали тушить; вдобавок поднялся сильный ветер – пламя перекидывалось на другие постройки. Люди не знали, что делать, они оказались в ловушке: снаружи – враг, внутри – стихия. Когда сражение с противником перешло на территорию замка, многие воины в клубах дыма не различали своих и чужих.

Акира тоже не понимал, кто несется ему навстречу, и, если человек обнажал меч, вступал с ним в бой, если нет, то давал пробежать мимо.

Он свернул в какой-то проход и остолбенел: это был тот самый, заброшенный когда-то, таинственный уголок, где он впервые увидел Кэйко. Молодой человек с трудом узнал это место: пруд вычищен, дорожки – тоже, никаких зарослей, лишь причудливо раскиданные мшистые камни. Акиру охватило необъяснимое волнение, его сердце замерло. Он знал, он безумно верил в то, что она сейчас появится, и смог сделать вдох, только заслышав шаги. (Позднее она призналась ему, что бежала к пруду, к воде, с другой стороны, по неприметной тропинке от флигеля, куда еще не дошел огонь.)

Быстрый испуганный взгляд, внезапное озарение, толчок в сердце – ее чары подействовали мгновенно. Оба знали, что медлить нельзя – все решали секунды, яркие, как те искры, что летели от горящих строений, острые, как мечи, что мелькали то тут, то там в руках людей, пытавшихся спасти то, что спасти невозможно.

Акира ответил на ее завораживающий взгляд – и в его глазах был вызов, который она не могла не принять.

Внезапно молодому человеку почудилось, что ее лицо просветлело, что его озарил странный огонь, хотя, возможно, это были отблески близкого пламени. И она не назвала его «мой господин», она сказала иначе:

– Акира! Спаси нас, Акира, выведи отсюда, ты же знаешь, как это сделать!

Ее движения были стремительны – одну руку она протянула ему, другой прижимала к себе притихшего, напуганного ребенка.

Кэйко! Растрепавшиеся волосы, темные с янтарными искорками глаза, выражение которых менялось так же быстро, как цвет моря в ненастье, яркое кимоно с узорами, напоминающими загадочные письмена.

– Где господин Нагасава? – выдавил Акира, стараясь не смотреть на ребенка.

Красиво очерченные губы Кэйко дрогнули, а лицо в рамке густых черных волос сжалось и побелело.

– Не знаю! – У нее был умоляющий взгляд, и она тут же судорожно закашлялась от невыносимого запаха гари.

– Ладно! – крикнул Акира. – Идем!

Он метнулся направо, потом остановился, озираясь.

– Я покажу! – воскликнула Кэйко. – Туда!

Акира бросился следом за нею, потом побежал впереди, охраняя путь. В какой-то момент он схватил Кэйко за руку – и точно соединился с прошлым, словно вступил на тот мост, который, как ему казалось, давно сожжен обидой, разочарованием и ненавистью.

Они бежали сквозь завесу дыма, прочь от огня. Несколько раз им навстречу попадались какие-то люди; однажды мимо просвистели несколько выпушенных сверху стрел, а потом перед ними внезапно выросла фигура… Господин Нагасава!

– Вот ты где! – выдохнул он, узнав Кэйко. – Ты жива, и Кэйтаро… – Он протянул руки к ней и мальчику.

Нагасава был страшен: лицо почернело от копоти, кое-где виднелись багровые ожоги, кимоно превратилось в обгорелые лохмотья, прическа рассыпалась, волосы торчали пучками, и от них несло паленым.

Акира ждал, когда Нагасава его заметит, но тут Кэйко неожиданно отпрянула с воплем:

– Акира, нет! Я к нему не пойду!

Нагасава резко повернулся и прошептал:

– Ты?!

– Не отдавай меня ему! – снова крикнула Кэйко. Нагасава бросил на нее испепеляющий взгляд:

– Давай сюда моего сына!

– Он не ваш! – отвечала она, отступая за спину Акиры. В ее темных глазах пылал жестокий, мстительный огонь.

Нагасава выхватил меч.

– Ну же! – прорычал он, видя, что Акира медлит.

– Нет, – сказал молодой человек, – я не могу сражаться… с вами, господин!

Кэйко тихо вскрикнула.

– Тогда я тебя зарублю! Ты – сын предателя и сам предатель, ты не воин, а слизняк!

– Нет! – крикнул Акира. – Может, я и сын предателя, но в остальном… Я… я буду защищаться!

Нагасава бросил секундный взгляд на пылающую башню – ему показалось, что сгорает оболочка его сердца, а само сердце превращается в кусок раскаленного железа. И скрестил с Акирой клинки.

Схватка была короткой и яростной. В какой-то момент послышалось шуршание, треск, и на землю свалился огромный кусок горящего дерева, разделивший дерущихся.

На мгновение Нагасава словно ослеп, а после увидел, как Акира и Кэйко исчезают в дыму. Он бросился следом, но путь преградил огонь.

ГЛАВА 9

Голос колокола в башне Гион звучит непрочностью всех человеческих деяний.

Краса цветков на дереве Сяра являет лишь закон: «живущее – погибнет».

Гордые – недолговечны: Они подобны сновидению весенней ночью.

Могучие – в конце концов погибнут:

Они подобны лишь пылинке перед ликом ветра.

Повесть о доме Тайра [20]

Кэйко сидела на поваленном дереве и убаюкивала ребенка. Сначала мальчик расплакался, но потом успокоился и теперь засыпал: на длинных ресницах закрытых глаз еще дрожали жемчужные слезинки.

Над головами тихо колыхался ажурный полог ветвей, заслоняющий яркий, бьющий в глаза свет, а внизу ползли легкие зеленоватые тени.

Акира размышлял. Без сомнения, бои будут продолжаться не день и не два, и ему надлежало быть там, в пекле сражений, а не здесь, в спасительной мирной тишине леса. И в то же время он не мог бросить Кэйко.

Конечно, Акира знал: князь Аракава недосчитается доброй сотни своих воинов, многие из коих будут погребены под горящими обломками замка: он мог бы исчезнуть вместе с Кэйко, и его сочли бы погибшим… Но тогда ему вновь придется пуститься в странствия, а он не хотел. Он получил то, что невозможно получить просто так, он стремился доказать, что достоин этого, и, кажется, доказал. Он успел сродниться с самураями Кандзаки-сан и почти что привык считать себя его преемником. И наконец, он хотел вернуться к Мидори, ему было бесконечно жаль оставлять ее одну. Мидори – она как вьюнок, нежный и в то же время выносливый, Мидори – способная укрыть от всех невзгод, словно невидимым плащом, своим умиротворяющим душу взглядом его, вернувшегося с долгой жестокой войны, опустошенного, замкнутого, потерявшего веру в справедливость и добро.

Но если так, то люди князя Аракавы схватят Кэйко и убьют ее и ребенка.

– Господин Нагасава думает, что я его предал, – тяжело вздохнул Акира. – Наверное, он считает, будто я пошел на службу к Аракаве затем, чтобы…

– Разве тебе не все равно, что он думает! – запальчиво перебила Кэйко. – После того, что он с тобой сделал! Он отнял у тебя имя, честь! И меня… – тихо закончила она.

Акира молчал.

– Я рада, – продолжила молодая женщина, – что замок сгорел! Я ни минуты не была счастлива в этой проклятой тюрьме!

– Мне кажется, ты не хотела ее покидать.

– Как я могла уехать, ведь господин Нагасава отнял бы у меня сына!

– Почему ты сказала, что это не его ребенок? Ты же не знаешь, от кого его родила.

– Сразу видно, что это плод страсти, – без малейшего смущения улыбнулась Кэйко, с нежностью глядя в личико спящего сына. Потом нахмурилась. – Каждая ночь, проведенная с господином Нагасавой, была для меня мукой, тогда как о тебе я грезила во сне и наяву! – прибавила она с робким, просительным взглядом.

– Что не помешало тебе обречь меня на позорную и мучительную смерть!

– Прости, я думала о Кэйтаро!

– И о себе.

Кэйко ничего не сказала. Немного помолчав, Акира заметил:

– Я женился. Жена ждет меня дома. И у меня будут свои дети. И еще: я не привык, чтобы женщина вот так запросто называла меня по имени.

вернуться

20

Перевод Н. И. Конрада.