— Не слишком ли драматично? — холодно возразила Марион. — Или ты думаешь, что она где-то прячется все это время, чтобы первого июня выпрыгнуть из торта?

Кэти рассмеялась.

— Что-нибудь в этом роде. А ты как думаешь, Чарли?

— Что бы ни сделала Эми, меня это не удивит, — ответил Чарльз.

Принесли закуски. Кэти рассказала о множестве удивительных и чудесных поступков, совершенных моей матерью. Я видела, что она делает это только для того, чтобы позлить Марион. Чарльз все время кивал и улыбался. Я понимала, что он тоже хочет разозлить свою жену.

Роб молча сидел рядом со мной.

— Ты в порядке? — прошептала я.

— Все хорошо, правда, — ответил он, взглянув на мое обеспокоенное лицо. Я уже начала жалеть, что пригласила его. — Я очень люблю семейные встречи, но только когда речь идет о семьях других людей. Я чувствую себя, как в театре.

— Извини. — Кроме Марион все вели себя пристойно, если не считать дедушки, предложившего нам с Робом пожениться.

— За что? В театре мне пришлось бы заплатить за то же самое кучу денег.

Я и не подозревала, что у Роба есть чувство юмора. Я вообще очень мало о нем знаю, подумалось мне.

Кэти Бернс была в ударе. На ней было красивое синее платье с воротником и манжетами, отделанными оборками. Ее обычно прилизанные короткие волосы казались густыми и были уложены в красивую прическу. При каждом движении головы в ее ушах поблескивали маленькие сережки-гвоздики. Неужели настоящие бриллианты? Подчиненные Кэти были бы потрясены, если бы увидели ее сейчас. Она выглядела на десять лет моложе и разительно отличалась от строго, почти невзрачно одетой директрисы, ежедневно представавшей их взгляду.

Я была одета в длинное, до щиколоток, пастельного цвета платье с глубоким квадратным вырезом, широкими рукавами и высокой талией. Когда, собираясь в ресторан, я его примерила, мне показалось, что оно похоже на платье для беременных, но Марион заверила меня, что оно замечательное и очень мне идет.

Сама Марион не удосужилась сменить простую серую блузку и серую же, только несколько более темного оттенка юбку, в которых она ходила на работу, на что-то более нарядное. Наверное, большинство женщин на ее месте, будучи в плохих отношениях со своим мужем, постарались бы выглядеть более привлекательно, отправляясь вечером в ресторан. Но Марион была непохожа на других женщин. Мне кажется, она не умела хитрить или наряжаться только для того, чтобы угодить Чарльзу, так же, как и делать вид, что пьет за здоровье моей матери, если она не хотела этого делать. Пусть и на свой лад, но она заслуживала восхищения. Ужасно хотелось узнать больше о ее цыганском происхождении, и я надеялась, что когда-нибудь мне представится возможность расспросить Чарльза.

Я подняла голову и обнаружила, что дедушка, сидящий слева, задумчиво на меня смотрит. Я улыбнулась, и он улыбнулся в ответ.

— Ты страшно похожа на своего отца, Маргарита.

— Правда? Быть может, ты предпочел бы, чтобы я была внуком, а не внучкой?

— Нет, дорогая. Было бы жутковато получить еще одного Барни. — Выражение его лица изменилось. Он стал очень грустным. Я вдруг представила себе, как это, наверное, страшно, — узнать, что твой сын убит, причем убила его собственная жена. Тем не менее Лео сохранил дружеские отношения с этой самой женой, моей матерью, и даже регулярно навещал ее в тюрьме.

Принесли горячее и еще вина. Я не привыкла помногу пить и уже слегка опьянела, но мне, в отличие от отказавшегося от вина Роба, не предстояло в конце вечера садиться за руль. Я жалела, что не попросила Чарльза заехать за ним в Сифорт, а потом отвезти обратно. Кэти заявила, что уедет на такси и будет пить, сколько пожелает. Она подала официанту знак наполнить ее опустевший бокал.

Кэти сидела по другую руку от дедушки, рядом с ней сидел Чарльз, а возле него — Марион. Поскольку Марион онемела, бедному дяде Хэрри не с кем было разговаривать, так как слева от него сидел Роб, которого я развлекала изо всех сил. Я почти обрадовалась, когда моим вниманием завладел дедушка и между Хэрри и Робом завязался разговор о футболе. Оба смотрели, как в шестьдесят шестом году Англия выиграла в финале Кубка мира у Германии, и помнили все забитые в этом матче голы. Теперь они по очереди вели репортаж об этой игре.

В целом вечер мог бы быть очень веселым, если бы не Марион, которая своим видом портила всем настроение. И тут дедушка громко произнес:

— А ты как поживаешь, Марион?

— Я? — начала заикаться моя тетя, одновременно пытаясь улыбнуться. Никто не осмеливался грубить Лео Паттерсону. — Как будто бы неплохо.

— Ты все там же работаешь? Кажется, в «Инглиш электрик»?

— Да, Лео.

— И сколько же лет ты там работаешь?

— Тридцать три года. — Марион облизала губы. Она почему-то нервничала. Наверное, поняла, что, задавая эти вопросы, дедушка тем самым делал ей замечание за то, как она себя вела. — Я пришла туда машинисткой в тысяча девятьсот тридцать восьмом году.

— А как ваш прекрасный сад? — с преувеличенным интересом продолжал расспрашивать Лео. — Каждый раз, когда я к вам заезжал, он производил на меня глубокое впечатление. Это настоящее произведение искусства.

— Там все делает Чарльз. Я только иногда подметаю дорожки.

— А куда вы с Чарльзом в этом году собираетесь в отпуск, моя дорогая?

— Мы еще не заказывали путевки, но планировали поехать на какой-нибудь греческий остров. Может быть, даже не один. Возможно, это будет круиз.

— Я в прошлом году побывала на Родосе и чудесно отдохнула, — вставила Кэти. — Только не стоит ехать в разгар лета, там может быть слишком жарко.

Марион и не заметила, как ее втянули в разговор о том, где лучше всего проводить отпуск. Потом речь зашла о стоимости телефонных звонков за границей, а затем о фотоаппаратах. Дедушка искусно поддерживал беседу, подобно тому, как опытный истопник поддерживает огонь, и не позволял Марион опять погрузиться в устрашающее и угрюмое молчание.

Мы уже почти закончили обед, когда дедушка, улыбаясь, как чеширский кот, заказал большую бутылку шампанского. Он явно что-то задумал.

— У меня для вас сюрприз, — объявил он.

— Какой сюрприз, папа? — спросил Хэрри, но дедушка лишь загадочно покачал головой.

Какая-то женщина вошла в зал и направилась к нашему столику. В нескольких футах она остановилась, изучая нас. Она была уже немолодой, но необыкновенно привлекательной, с вьющимися каштановыми волосами и невероятно синими глазами. Черное платье, как чулок, плотно облегало ее красивую фигуру.

Мои карие глаза встретились с ее синими.

— Привет, малышка, — грустно улыбнулась она.

— Эми! Эми! — завопила Кэти и вскочила на ноги, едва не опрокинув стул. — Что случилось с твоими волосами?

Дедушка продолжал довольно ухмыляться, как если бы он только что вытащил из шляпы живого кролика.

Чарльз от удивления открыл рот.

— Чтоб я сдох! — ахнул он. — Это же наша Эми!

— Эми! — только и смог выговорить Хэрри, но было видно, что он тоже в восторге от ее появления.

Я понятия не имею, какова была реакция Марион. Тогда меня это не интересовало. Не помню, как я поднялась со стула, знаю только, что я это сделала, потому что в следующий момент я бросилась в объятия своей матери и разрыдалась. Она похлопывала меня по спине и приговаривала:

— Ну, будет, будет тебе, моя хорошая.

Я осознала, что в ресторане стало необыкновенно тихо (если не считать шума за нашим столиком). Позже я поняла, что все перестали есть и смотрели на нас.

— Будет тебе, будет, — продолжала повторять моя мать, — не плачь, малышка, я уже дома.

А я сожалела, что не ходила к ней на свидания и не писала ей писем, не посылала поздравительных открыток ко дню рождения и не говорила ей, что люблю ее, потому что с опозданием на двадцать лет я поняла, что это действительно так.

ГЛАВА 14

1940

Барни

Дорога из Франции в Германию оказалась не такой уж плохой. Офицеров держали вместе, сносно кормили, и в поездах, которые везли их сквозь залитые солнцем французские пейзажи, было даже не очень тесно. Единственным ограничением стало отсутствие сигарет, от чего одни страдали больше, другие меньше, а были и такие, которые вовсе этого не заметили.