Он наклонился к Шарлотте и воскликнул с шутливым ужасом:

— Чарли, я никогда в жизни не смогу запомнить их всех по именам! У меня совершенно нет опыта в общении с прислугой! Я же демократ!

— Научишься. Это просто — надо ничего не делать самому и только отдавать приказания.

Одна из служанок, хорошенькая и отчаянно смущающаяся, выскочила вперед, стремительно присела и пропищала:

— Мы приготовили «хозяйские покои», мадам Шарлотта, и еще вашу комнату, и комнату для мсье Филипа…

К своему удивлению, Филип вдруг сообразил, что практически все понимает. Видимо, за эти две недели его познания во французском значительно окрепли… Шарлотта кивнула служанке:

— Спасибо, Мари. Мы поднимемся к себе, я покажу мсье Филипу дом. Следите за мальчиком, хорошо?

— Там садовник Огюст, он присмотрит за ребятами.

— Отлично. Ты готов, Филип?

«Хозяйские покои» потрясали воображение. Потолок терялся в полутьме, высоко над дубовыми балками. Окна от пола до потолка были чисто вымыты. Посреди комнаты на довольно высоком постаменте стояла гигантская кровать под роскошным балдахином. Камин, сложенный из белых и серых камней, распространял ровное приятное тепло, каменный пол был застелен волчьими и медвежьими шкурами, две стены занимали старинные книжные шкафы… Филип пробормотал:

— Кажется, я начинаю понимать, что чувствовал Джонни, когда впервые попал в свою парижскую детскую… слушай, здесь же страшно заниматься любовью!

Шарлотта вспыхнула и торопливо отодвинулась от него, с подозрением спросила:

— Это еще почему? В смысле, с чего ты решил, что мы…

— Тсс, дорогая, прислуга обладает прекрасным слухом, это во всех романах написано. Не стоит сразу на весь свет кричать, что мы не спим вместе. Дай мне хоть первый день попри-творяться твоим мужем. А страшно… да тут же эхо должно быть! Смотри, какой потолок. Как в пещере… Нет, пойдем отсюда. Здесь мы станем выпивать на ночь — по нашей с тобой сложившейся семейной традиции.

Комнаты Филипа и Шарлотты примыкали к «покоям» с двух сторон. Высокие резные двери не запирались.

Комната Филипу понравилась гораздо больше, он первым делом уселся на кровать и несколько раз на ней попрыгал. Потом вскочил и стремительно прошагал обратно, в комнату Шарлотты. Шарлотта, несколько смущенная, бросилась за ним.

Сразу было заметно, что в этой комнате живут давно. Она имела обжитой и уютный вид, причем в отличие от парижского дома никакого намека на роскошь здесь не наблюдалось. При взгляде на изящный резной комод с фотографиями и безделушками Филип грозно нахмурился. Из одной из серебряных рамочек на него таращился и спесиво ухмылялся Робер Нуво!

Прежде чем Шарлотта успела что-то сказать, Филип в два шага достиг комода, схватил рамочку и выдрал из нее фото Робера. Р-раз! Обрывки плотной бумаги полетели в камин. Шарлотта выпрямилась, сине-зеленые глаза полыхнули молниями.

— Что ты себе позволяешь, Филип Марч?!

Филип развернулся как ужаленный.

— Нет, это что ТЫ себе позволяешь, Шарлотта МАРЧ?! При живом муже держать у себя в спальне фотографию, мало того что постороннего, так еще и крайне неприятного этому самому мужу мужчины! Не позволю.

— Что-о?

— Что слышала. Не позволю — и все. Будешь спорить — вообще откажу твоему Роберу от дома.

— Ты что, пьяный?

— Я строгий, но справедливый. Так, это кто у нас… Теща пусть стоит… это неизвестные тетьки… Дядьки? Это их жены?

— Д-да…

— Пусть стоят. Ой, Жанет… А где мы с Джонни?

— У меня нет ваших фотографий, как ты понимаешь.

— Очень плохо. Сфотографируй и поставь на передний план. Так, тут больше не интерес но, давай смотреть ванную. Надеюсь, она здесь имеется?

Шарлотта чувствовала, что у нее начинает кружиться голова. Слишком уж разным и непредсказуемым был это клоун и насмешник Филип Марч. Кроме того, она в принципе не привыкла к подобному стилю общения, а еще… ей очень нравился этот стиль. Шарлотта постаралась скопировать тон Филипа:

— Моемся мы обычно во дворе. Там стоит специальная бочка с дождевой водой, очень чистой. По утрам она немного замерзает, но рядом всегда стоит топор, чтобы колоть лед.

— Ой! А зимой?

— А зимой мы не моемся. Это вредно для кожи.

— Сдаюсь. Ты меня переговорила.

— Хорошо. В награду за честную игру — вот тебе ванная.

Шарлотта распахнула дверь — и Филип восторженно присвистнул.

Торжественно-монументальная мраморная ванна с ручками из розового кварца поражала воображение. Рядом с ванной была установлена почти прозрачная душевая кабина. Большое зеркало в резной раме отражало все это великолепие, зрительно увеличивая пространство.

Филип посмотрел на Шарлотту и погрозил ей пальцем:

— Не смей занимать ее часами! Я не любитель лежать в горячей воде, но душ люблю. Установим график пользования…

Шарлотта неожиданно закусила губу и обхватила собственные плечи руками в странном жесте отчаяния. Филип тут же сбавил обороты:

— Чарли, ты что? Я тебя достал, да?

— Нет… Я сама виновата. Я все время думаю о том, как далеко это все зашло. Бред…

— А мне нравится! Во всяком случае, я гораздо хуже себя чувствовал бы в роли бедного родственника из Америки, которого пригласили из вежливости и по необходимости. Собственно, именно по этим причинам ты и замуж за меня вышла, но это сразу придало мне статус…

— Здесь не Париж. Здесь все всё сразу поймут. Большинство эти людей знают меня с детства. Притворяться бессмысленно… и стыдно.

Филип подошел к ней так близко, что она ощутила жар его кожи. Медленно и осторожно привлек ее к себе. Провел пальцем по бледной щеке, отбросил черные локоны со лба.

— Бедная, бедная Снежная королева! Бедная девочка Шарлотта. Заперла сама себя в замке и скучает по живым людям. Чего ты боишься, маленькая? Сама себя? Меня? Я же уеду, ты это знаешь. Рано или поздно ты от меня избавишься. Того, что в двери твоей спальни нет замков? Я не собираюсь к тебе врываться посреди ночи, это не в моих правилах. Если женщина тебя не хочет, тут уж ничего не поделаешь. А насчет того, что подумают слуги… Знаешь, миллионы супругов спят в разных комнатах. Это нормально.

— Но не для молодоженов. И расстраивает меня совсем даже не это.

— А что? Скажи мне правду, девочка Шарлотта, а потом пойдем и поищем нашего с тобой племянника Джонни.

Шарлотта вдруг вздохнула и теснее прижалась к груди Филипа. А потом он услышал ее тихий голос:

— Ты спрашиваешь, чего я боюсь… Тебя. Себя. Того, что ты уедешь. Того, что все это — игра. Меня расстраивает то, что ты никогда не ворвешься ко мне в спальню среди ночи, и то, что мы с тобой, как и миллионы других супругов, будем спать в разных комнатах. Меня расстраивает то, что наш племянник Джонни никогда не будет жить с нами обоими одновременно… Я боюсь того, что я в тебя, кажется, влюбилась, Филип Марч. И еще того, что мне никогда не хватит смелости признать это — и измениться.

Шарлотта глубоко вздохнула, отстранилась от Филипа и пошла к дверям своей легкой, уверенной походкой.

Позади нее остался не человек — соляной столп, которого в другой жизни звали Филип Марч…

Джонни был вне себя от счастья и возбуждения. Андре теперь его лучший друг. У него теперь два лучших друга, и оба — Андре, потому что шофер Андре, с усами, обещал завтра же дать порулить. Мама Андре — не того, который шофер, а того, который мальчик, — дала им печенья с сушеным виноградом… узюмом, вот! Но самое главное — дядя Жиль, папа того Андре, который мальчик, обещал дать Джонни одного из щенков, какого Джонни сам выберет, только надо спросить тетю Шарлотту, сказал дядя Жиль!

— Тетя Шал… Шалро… Шарлотта! Пожалуйста! Я буду за ним смотреть, и кормить его буду, и расчесывать, только разреши!

Шарлотта рассмеялась и подхватила возбужденного малыша на руки.

— Ну конечно же можно, Жанно! Ой!

— Что?

— Мы же не спросили дядю Филипа!