Мэдлин Бейкер

Безрассудное сердце

ГЛАВА 1

1868–1871

Мне было девять лет, когда я в первый раз повстречалась с воином-шайеном, которого потом назовут Два Летящих Ястреба. Конечно, тогда в лесу он не был воином, а был просто мальчишкой, правда, старше меня на несколько лет, и так как он еще не заслужил своего гордого имени, то откликался на то, что дала ему при рождении мать – Тень.

В то жаркое воскресное утро я собирала на бережку цветы. Небо было голубое-голубое и такое чистое, без единого облачка, что на него даже больно было смотреть, а трава густая, зеленая и прохладная. Ходить по ней босиком было одно удовольствие. Птички на верхушках деревьев весело распевали незатейливые песенки, изредка прерываемые истошным воплем голубой сойки или карканьем вороны.

Изумрудно-зеленый кружевной папоротник и бледные цветы росли в изобилии на плодородной земле. Ярко-желтые бабочки перепархивали с одного цветка на другой. В воздухе стояло густое жужжание насекомых, звучавшее для меня райской музыкой летнего утра.

Я бежала по тропинке в моем любимом сосновом лесу и представляла себя королевой сказочного королевства. Толстая коричневая лягушка, квакавшая на берегу, была моим прекрасным заколдованным женихом, а енот, мывший в воде лапки, – злой ведьмой. Далекие горы со снежными вершинами – моим стеклянным дворцом, заполненным немыслимыми богатствами.

Что-то напевая себе под нос, я заходила все дальше в лес, утопая в пушистом ковре из сосновых иголок, устилавшем землю. Стоило мне повернуть голову, и я не могла удержаться, чтобы не побежать за одуванчиком или маргариткой, отчего оказалась гораздо дальше, чем собиралась поначалу.

Только когда передо мной оказался большой валун, перегораживавший тропинку, я поняла, куда забралась. Это был даже не валун, а обломок скалы, серый и очень похожий на мордочку кролика, когда тот прижимает уши. Сколько раз мне было говорено не ходить сюда! Позади Кроличьей Головы простиралось целое море желтой травы, местами с меня ростом. Где-то тут жили шайены, а еще дальше – сиу.

Я уже хотела было бежать домой, как мой взгляд привлек ослепительной красоты красный цветок, горевший, словно маяк в желтом море. Я таких цветов еще не видела. Задумчиво посмотрев на свой скромный букет, как мне показалось, просто требовавший от меня добавить к нему красное чудо, я решила, что не случится ничего страшного, если я сделаю еще несколько шагов. Ну, сколько нужно времени, чтобы сорвать цветок и вернуться на безопасное место за камнем? Я уже знала, что для счастья мне не хватает именно этого цветка. Мигом одолела несколько ярдов пустой земли между лесом и лугом и в мгновение ока, но очень аккуратно надломила зеленый стебель.

Со счастливой улыбкой я смотрела на свой похорошевший букет и даже огляделась, не видно ли где еще одного цветка. И тут я услыхала за спиной тихое конское ржанье.

Я обернулась с испугом и увидела прямо перед собой полуголого дикаря на гнедой кобыле с облезшей мордой. Тщательно подобранный букет выпал у меня из рук, а тем временем я вспомнила все, что только знала о жестоких краснокожих людях, которые снимали скальпы с еще живых охотников или обмазывали их медом и бросали на муравьиные кучи, а женщин и детей навсегда уносили прочь разрисованные воины.

Страшные картины того, как меня будут пытать и скальпировать, пронеслись в моей в голове, и у меня подогнулись колени, едва я представила себе папу, нашедшего в луже крови мое бездыханное тело. Ну зачем я сюда пришла? Ведь предупреждали же меня, и не раз, чтобы я играла возле дома. Почему, почему я не послушалась папочку?

Индеец смотрел на меня, словно на какую-то диковинку. Удивительно, что он не бросился на меня, даже не сделал ни одного угрожающего жеста, и я решила напоследок получше рассмотреть «дикого» индейца. Едва я подняла на него глаза, как сразу поняла, что он не может быть воином, и мне стало легко, как никогда в жизни.

– Ты меня испугал! – внезапно разозлившись, крикнула я. – С чего это ты решил кататься тут? За кем это ты шпионишь?

– Ни за кем я не шпионю, – с достоинством проговорил он на отличном английском языке. – Я охочусь на старого Пте.

Я понятия не имела, кто такой старый Пте, но решила не признаваться в своем невежестве, поэтому произнесла довольно-таки высокомерно:

– Нечего тебе охотиться на нашей земле.

– Это не твоя земля, – холодно заметил он и обвел коричневой рукой все пространство Медвежьей долины, включая наш дом тоже. – Это ты вторглась на чужую территорию.

– Ну нет! – гневно парировала я.

– Воины не спорят с маленькими девочками, – улыбнулся он.

– Ты не воин! – крикнула я, уязвленная его высокомерием и очевидным пренебрежительным отношением к девочкам. – Ты просто маленький мальчик!

Мальчик-то мальчик, да вот маленьким он явно не был. Даже тогда, Тень был высоким и отлично сложенным, а сильные длинные ноги и широкие плечи говорили о том, что в будущем мало найдется ему равных среди воинов. Длинные, иссиня-черные волосы рассыпались у него по плечам, не заплетенные в косички, потому что он еще не убил в бою ни одного врага. Черные глаза, как два осколка обсидиана, гневно засверкали, едва я посмела назвать его мальчиком.

Я тотчас раскаялась и, изобразив на лице любезную улыбку, спросила, не хочет ли он печенья.

– Печенья? – подозрительно переспросил он.

– Ну да! – сказала я и достала из кармана кулек. – Неужели непонятно? Ты не знаешь, что такое печенье?

Пораженная тем, что ему неведомы такие вкусные вещи, я протянула ему овсяное печенье, на которое мама была великая мастерица.

Тень взял его, словно это был самый страшный яд, и, обнюхав, как кошка, подозрительный кусок мяса, засунул целиком в рот.

– Вкусно, – признал он, прожевав и проглотив печенье. – А еще у тебя есть?

Мама всегда давала мне с собой не меньше дюжины, и Тень в одну секунду съел десять штук.

– Неужели твоя мама никогда ничего не печет? – сухо спросила я, с усмешкой наблюдая, как он облизывает пальцы.

– У меня нет мамы, – безразлично ответил он, на всякий случай сверкнув черными глазами, как бы я не принялась его жалеть.

Воцарилось неловкое молчание, потому что я никак не могла придумать ничего веселого для беседы, а с гор подул, о чем-то печально вздыхая и срывая листья с деревьев, ветер. Полегла желтая трава, словно уступая его силе. Прошло всего несколько минут, а тучи уже закрыли солнце, и только тут до меня дошло, что скоро станет темно и холодно. Мне же предстоял неблизкий путь домой.

– Мне пора, – объявила я, – а то папа сдерет с меня шкуру. Он не любит, когда я гуляю до темноты.

– Тебе далеко до дома, – сказал Тень.

Он словно знал, где я живу, чем очень меня удивил, однако мне надо было подумать о гораздо более серьезных вещах.

– Ладно… Пока, – бросила я на прощание и помчалась по тропинке к реке, совершенно забыв о своем букете.

Тропинка, по которой я шла днем, была самой короткой до дома, но в темноте лес пугал меня, поэтому я предпочла берег реки, хоть знала, что так мне ни за что не успеть вовремя, и уже предчувствовала тяжелую руку папы на своей попке.

Не успела я одолеть и нескольких ярдов, как услыхала за спиной стук копыт. Глянув через плечо, я увидала догонявшего меня индейца и испугалась. Значит, он все-таки решил меня убить!

Теперь я боялась по-настоящему и торопливо искала, где бы спрятаться, но было уже слишком поздно. В ужасе я стала молиться, а он искренне удивился и даже рассердился, когда легко подхватил меня с земли и усадил перед собой на лошадь.

– Мне бы не хотелось, чтобы с такой худой девочки содрали шкуру, – без тени улыбки проговорил он и пустил лошадь в галоп.

Мне было очень весело скакать по пыльной дороге, хотя ветер ледяными пальцами вцеплялся мне в волосы, и я просила индейца: «Быстрее! Быстрее!»

Мы делали крутой поворот, когда прямо перед нами тропинку пересек олень с белым хвостом. Тень с воинственным кличем, от которого у меня мурашки побежали по спине, что было силы натянул поводья, но мог бы этого и не делать, потому что его старой лошади было далеко до испуганного оленя. Грациозно поведя хвостом на прощанье, он исчез в кустах.