Несмотря на слабость от пережитого испуга, Тони готова была рассмеяться. Если он выглядел идиотом, это пойдет ему на пользу! Однако она не засмеялась, но и не оставила желания отомстить. Она сказала:

— Если бы ты заплатил за мою поездку, ничего этого не случилось бы. И я бы объяснила счет в магазине. Очень неразумно с твоей стороны, потому что, как я уже сказала, тебе все равно пришлось заплатить.

Никто из них ничего не говорил, а Дарес, о чем-то размышляя, рассматривал ее. Когда, наконец, он заговорил, его злость в голосе исчезла, но появилось ледяное спокойствие и даже нечто вроде торжества.

— Ты, кажется, очень уверена, что мне пришлось заплатить. — Какие-то интонации в его замороженном голосе заставили Тони напрячься. — Деньги, которые теперь ты мне должна, — продолжал ее муж, — будут погашены за счет твоего содержания. Ты не будешь вообще ничего получать, пока последняя драхма не будет оплачена. Твое содержание приостановлено!

— Приостановлено! — у нее забилось сердце. Почему она об этом не подумала. — Ты не можешь остановить выплату содержания!

Дарес насмешливо смотрел на нее с высоты своего роста.

— Я уже сделал это. И когда возобновлю выплату, банк уведомит тебя об этом.

Она молчала. Не иметь ничего… ни пенни в кармане.

— Я… я не смогу существовать. Мне нужны хоть какие-нибудь деньги.

Ее голос потерял резкость, а глаза утратили воинственный блеск.

— Я собиралась оплатить счет из магазина из денег за следующий месяц.

У Дареса вырвался смешок, и он сказал:

— Быстро соображаешь, я бы сказал. Оплатить счет?

Ты думаешь, что я поверю в твое намерение вернуть мне деньги? Куда ты их истратила?.. Или я не должен спрашивать?

— Я купила подарки детям моей сестры. А если ты мне не веришь… мне нет дела, веришь ты мне или нет!

— Детям твоей сестры? У тебя есть сестра?

— Она вдова и с трудом кормит детей. Я купила и кое-какую одежду и обувь. — К ее смущению, она почувствовала пощипывание в глазах и быстро отвернула лицо.

Как она сможет устроить детям хорошие каникулы без денег? Она чувствовала, что должна забыть про свою гордость и попросить немного денег. Но прежде чем ей удалось это сказать, она снова услышала голоса детей.

Предвкушаемый восторг от встречи своего мужа с ними вдруг пропал сам собой, уступив место глубокой тревоге. Голоса слышались уже ближе, и она рискнула поднять глаза. Дарес прислушался, глубокая морщина прорезала его лоб. Через секунду трое сорванцов появились, прыгая по газону, дико крича и размахивая руками. Они снова играли в индейцев.

— Что?.. — Дарес изумленно смотрел на приближающийся ураган. — Что вы здесь делаете? — Он обращался к Робби, который подбежал первый. — Убирайтесь с газона немедленно! Он обернулся к Тони:

— Где эти паршивцы живут, черт побери?

— Мы живем здесь, — запыхавшись, проговорила Луиза, глядя на Дареса нахальным взглядом. — А вы кто?

Луиза была не только груба, но и дерзка и неуважительна со старшими.

— Это дом тети Тони!

— Здесь? — Дарес снова медленно повернулся к своей жене, которая пыталась уклониться от его взгляда.

— Ты привезла их с собой?

Его голос прозвучал недоверчиво. Тони постаралась что-нибудь сказать, но не смогла, и когда, все так же не желая встречаться со взглядом его карих глаз, она отвернула лицо, он резко взял ее за подбородок и повернул к себе. Она сердито вырвалась:

— Да, я привезла их с собой… чтобы Пэм смогла сохранить работу в течение летних каникул. Они пробудут здесь шесть недель, — добавила она решительно, ее храбрость возвращалась. Теперь молчал Дарес, глядя на Тони, которая, несмотря на решимость, была готова к тому, что он сейчас мог сделать, и отчаянно старалась сохранить агрессивный вид. Дети стояли тут же, а Дэвид смотрел на Дареса так, как будто это он вторгся в их частные владения.

Тот, в свою очередь, стал оглядывать их стальными глазами. Робби показал ему язык и, ужаснувшись, Тони поднялась на ноги и приказала им отправляться в дом.

— Зачем? — дерзко ответил Дэвид. — Мы играем в индейцев…

— Идите в дом, все! Вымойте руки и лицо…

— А у меня не грязные.

— И у меня.

— И у меня тоже. И я хочу съесть чего-нибудь.

Луиза стала отходить, махнув головой своим братьям:

— Пошли, эй, вы!

И прежде чем Тони успела что-либо сказать, они помчались к дому. После их ухода наступила зловещая тишина, а потом угрожающе спокойным голосом Дарес сказал:

— Я хотел бы получить объяснение, если ты не против.

Тони облизала губы.

— Я уже говорила: я привезла их с собой, чтобы сестра на время каникул смогла сохранить за собой работу.

Если бы я этого не сделала, ей пришлось бы бросить работу, а она не может себе этого позволить.

— Ты пытаешься меня уверить, что твои мотивы были совершенно не эгоистичны? — мягко спросил он.

— Конечно…

— Не лги! Ты привезла детей, чтобы досадить мне! Я не понимаю, почему ты получаешь садистское удовольствие, пытаясь вывести меня из себя, но предупреждаю, что ты напоролась не на того человека. Я тебе не сопливая английская тряпка!

Тони задрожала от гнева.

— Не смей упоминать англичан! Они лучше всех тех, кого ты знаешь… и они лучшие мужья, чем тебе когда-нибудь удастся быть! — Она путала слова в предложении, но была в таком состоянии, что уже не понимала, что говорит. — Для меня ты только высокомерный самовлюбленный иностранец, и я не позволю тебе насмехаться над моим народом, поэтому на будущее будь осторожнее!

Ее лицо горело, кулаки сжимались. Она увидела в его глазах отдаленный смех, но это не помогло ей успокоиться.

— Характер тоже волевой. Я не уверен, что не получу удовольствие, сделав что-то с… — Он приблизил лицо, и она увидела, что смех из глаз пропал. — Разреши мне дать тебе совет, Тони. Не испытывай моего терпения. Поверь, оно не так велико, как ты думаешь.

Ей удалось отстраниться, отвернув голову. Она сказала, что он ей не муж и не имеет над ней никакой власти, поэтому его угрозы едва ли волнуют ее. Хотя она была достаточно смела, чтобы заявить это, встряска выбила ее из сил.

— Я не боялась бы тебя, даже если бы ты был моим настоящим мужем, — закончила она, хотя после некоторого раздумья призналась себе, что этот смуглый иностранец заставил ее почувствовать себя как-то неловко. Но это был не страх. Нет, она никогда не чувствовала страха даже перед лицом смерти, но его угрозы нервировали ее.

— Итак, я тебе не настоящий муж? — заговорил Дарес после долгой паузы. — Скажи, что ты имеешь в виду?

Насколько я помню, мы официально зарегистрировали наш брак, даже если никому из нас и не нравилась эта идея.

Он насмехался над ней, выставляя ее посмешищем.

Она молчала, не находя подходящих слов. Чтобы удовлетворить себя, ей нужно было ударить его, и он, несомненно, получил бы пощечину, если бы не был осторожен.

— Я твой муж… к несчастью для меня. Если бы твой брат не был бы таким плохим водителем, ничего этого не было бы…

— О! — ее ярость вырвалась наружу. — Не смей обвинять моего брата. Если бы ты не имел такого ненормального деда, ничего этого не было бы! Его надо было упечь в психушку.

К ее удивлению, он рассмеялся.

— Поэтому мы объединили наши фамилии, — он добродушно посмотрел на нее. — А ты говоришь, что мы не женаты.

Тут его тон изменился, и он добавил:

— Ты не ответила на мой вопрос. Что ты имела в виду, когда говорила, что я не настоящий муж?

— Ты хорошо знаешь, что я имела в виду!

Его насмешливость вернулась, хотя в глазах темнела угроза.

— Это можно легко исправить, знаешь ли, — мягко сказал он, и она побледнела. Дарес позволил ей обдумать его слова, прежде чем тем же мягким тоном добавил: — Помни о моем предупреждении… и не выводи меня больше!

Тони тяжело сглотнула, пытаясь проглотить что-то застрявшее в горле. Греки были любвеобильной нацией… пожалуй, самой любвеобильной в мире. Она не должна рисковать с этим человеком, она была уверена, что он не отличается от остальных, а женщина, которая постоянно находится в его доме, могла бы однажды соблазнить его, и он не удержался бы.