Омейяды — нечестивцы или благодетели?
Вернемся, однако, к событиям VII века. Теперь власть в Халифате оказалась в руках одного из величайших деятелей всей арабской истории. Добившись того, чего желал, Муавия не стал преследовать сторонников Али, но постарался привлечь их на свою сторону богатыми дарами и обходительным обращением. И так же вел себя с вождями всех арабских племен. Он понимал, что важнейшее условие благоденствия подвластного ему разноплеменного государства в новых обстоятельствах — это лояльность завоеванных арабами народов, и потому пресекал любые притеснения иноверцев и инородцев, главным образом христиан, чем заслужил добрую память в чужеземных хрониках. В плане государственного строительства эпохе Муавии принадлежит важнейшее нововведение — он впервые в мусульманском мире установил наследственную власть, еще при жизни провозгласив своим наследником сына Йазида и велев влиятельным мужам Халифата присягнуть ему. Считается, что такой властный принцип ибн Абу Суфйан заимствовал у Византии.
Наследники, однако, не слишком оправдали надежды основателя. Со временем в Халифате стало проявляться недовольство и владычеством преемников Муавии, и засильем арабов вообще — значительная прослойка мусульман неарабского происхождения становилась год от года все влиятельнее. А арабы по привычке высокомерно называли мусульман-инородцев мавали — так в кочевых племенах еще в доисламскую эпоху именовали бывших рабов и других неполноправных людей. Многие из этих мавали служили в халифском войске, а регулярного жалованья, в отличие от «чистокровных», не получали. К тому же все неарабы, словно иноверцы, облагались джизйей — и от этого чувствовали себя особо оскорбленными. Начался ропот народов о правах и достоинстве. Особенно непросто ситуация складывалась в Хорасане, провинции Халифата, что занимала большую часть Ирана и значительную — Средней Азии. Арабы, переселившиеся туда еще после первой завоевательной волны, в VII веке, почти смешались с местным населением и сблизились с земледельцами. Они утратили воинственность, и омейядские правители перестали призывать их в свое войско. А соответственно — не выплачивали и жалованья. Так что вместе с коренными хорасанцами иранизированные пришельцы были вынуждены «идти на поклон» к местным дехканам. А из-за этого, в свою очередь, новые воины — те, что прибывали в Хорасан в составе новых партий, главным образом из Сирии, — обращались с соотечественниками так же высокомерно, как с исконно туземным населением.
Недолюбливали Омейядов и шииты, и хариджиты. Сопротивлялось им и сословие знатоков религиозного канона, улемов, — те считали, что бану умаййа искали не Божьей благодати на Земле для себя и подданных, но погрязли в роскоши, пороках и нечестии. По их мнению, держава перестала быть Халифатом, то есть государством, живущим согласно установлениям Аллаха.
Наконец, критического накала ситуация у вершин власти достигла, когда в лагерь недовольных перешли потомки дяди пророка, ал-Аббаса. Вокруг этого клана сформировалась тайная религиозно-политическая школа ал-хашимиййа. Возглавивший ее старейшина рода Мухаммед ибн Али ибн Абдаллах ибн ал-Аббас (он умер около 740 года) стал рассылать по провинциям своих эмиссаров (дуатов), среди которых встречались как арабы, так и мавали.
В конце 40-х годов VIII столетия Аббасиды решили, что настало время решительных действий. Их сторонники подняли в Хорасане открытое восстание, которое через некоторое время перекинулось на Ирак. В 749-м все в той же Куфе первым халифом новой династии был провозглашен старший из живых сыновей Мухаммеда ибн Али — Абу-л-Аббас. Впоследствии его прозвали ас-Саффахом, то есть «щедро проливающим кровь верблюдов на пиршествах» (бедуины до сих пор считают верблюжатину самым изысканным лакомством).
Последний из Омейядов, Марван ибн Мухаммад (744—750), человек, несмотря на преклонный возраст, бодрый и отважный, изо всех сил старался справиться с бунтовщиками. Однако на него и на его семейство излился-таки гнев Аллаха — решающие сражения халиф проиграл. Многие прежние сторонники ему изменили. Государь бежал в Египет, где и был убит в бою.
Эпоха Аббасидов
Придя к власти, Аббасиды учинили невиданную даже по тем жестоким временам расправу над Омейядами. В соответствии с широко распространенной средневековой практикой большую их группу пригласили на пир и там перебили. «Принцев крови» резали в постелях, преследовали на больших дорогах, топили в море. Не спасся почти никто, а из тех, кому это удалось, более всех прославился Абд ар-Рахман, внук халифа Хишама. Он добрался до ал-Андалуса, знаменитой исламской области в Иберии, где и основал независимое от Халифата княжество, которым правил (756—788), до самой смерти тоскуя по родной Сирии. Его так и прозвали на новой родине: ад-Дахил — «Пришелец».
Не остановившись на физическом истреблении членов свергнутого клана, новые правители разорили даже могилы старых халифов. Но по иронии истории, мученическая судьба не возвысила Омейядов в глазах потомков. Наоборот, они подверглись в позднейших трудах осуждению как нечестивцы и сластолюбцы. Особенно плохо к их памяти продолжают до сих пор относиться фундаменталисты (то есть сторонники современного «политического ислама»). И разве что в Сирии им воздают должное, памятуя, что при них столица находилась в Дамаске и он благоденствовал. Вообще сирийцы долго не могли смириться с падением и истреблением Омейядов, и в позднем Средневековье ожидали пришествия «праведного Суфйанида», для которого был специально приготовлен белый конь…
Объективно же говоря, именно при потомках Муавии Халифат достиг своих максимальных размеров, превзойдя территориально Римскую и Китайскую империи в период расцвета обеих. При них же было положено начало глубокой исламизации и арабизации завоеванных стран — так что очертаниями современного арабского мира мы «обязаны» именно Омейядам.
А вот при Аббасидах аравийское влияние постепенно пошло на спад.
Уже второй аббасидский халиф, младший брат ас-Саффаха, ал-Мансур (754—775), стал открыто назначать на государственные посты мавали (в основном иранцев) — в конце концов, они многим больше, нежели его собственные родственники, не говоря о других родовитых мекканцах и мединцах, зависели от единоличной власти амира. Со временем ааджим («инородцы») пробились к кормилу власти.
Дальше — больше: амир ал-Мутасим (833— 842) формирует принципиально новые войска, элиту и костяк которых составляют тюркские невольники («мамлюки» — именно тогда появился этот термин). Их даже компактно расквартировывают в особом иракском лагере — в Самарре. И вот уж такое нововведение почти сразу завершается для династии плачевно — халиф ал-Мутаваккил (847—861) становится первым государем, павшим жертвой гвардейского заговора. А последующие Аббасиды, за редкими исключениями, были сущими марионетками в руках своих вооруженных слуг. Порой свергнутых халифов не убивали, а ослепляли и отправляли доживать свой век в специально отстроенном «скорбном» доме в Багдаде. Под одной крышей встречались бывшие соперники в борьбе за халифскую власть, палачи и жертвы...
Но вернемся слегка назад. Вначале государи новой династии демонстрировали силу и уверенность в себе. Они при каждом удобном случае подчеркивали истинно мусульманский характер своей власти, которая покоится на стремлении восстановить принципы, царившие при пророке и праведных. По этой причине уже знакомый нам ал-Мансур почел за благо принять еще один, новый лакаб (титульную приставку к имени) — би-л-Лах, что в сочетании с самим его именем означает «Победоносный благодаря Аллаху». Но на самом деле вертикаль власти, как сказали бы в XXI веке, теперь выстроилась как раз по принципам ненавистной (на словах) Сасанидской державы. Несмотря на то что зороастрийский Иран пал, его государственное устройство негласно считалось образцовым. Опираясь на этот опыт, Аббасиды, к примеру, вырабатывают величественный дворцовый ритуал, практиковавшийся до самого падения Халифата. Он, несмотря на чудовищное ослабление центральной власти, внушал священный трепет всем, кто оказывался при дворе.