Напротив, его наследник Филипп Добрый (1396—1467) посвятил себя заботе о столице Бургундии и обустройству собственного жилища. При нем дворец был полностью перестроен — герцога уже не устраивали ни размеры, ни внешний вид дедушкиного дома. Того, чего не удалось достичь Иоанну Бесстрашному военными методами, Филипп добился династическими браками и кропотливой работой над собственным «имиджем»: при нем бургундский двор затмил своим великолепием парижский, на десятки лет став законодателем всей европейской моды. О том, что она собой представляла, можно судить по официальному портрету Филиппа, выставленному в том же каминном зале. Это копия с утерянного оригинала из мастерской Рогира ван дер Вейдена. Хозяин дворца облачен в черный бархатный камзол с золотой вышивкой. На голове мягкий бархатный берет, на шее — цепь ордена Золотого руна.

Тонкость 1. То, что портрет принадлежит кисти фламандца, не случайно. Лучшие художники Нидерландов трудились при бургундском дворе. Так, в 1425 году Филипп Добрый пригласил ко двору Яна ван Эйка, предложив ему баснословное жалованье — 100 ливров в год. А через десять лет повысил его до 360 ливров. Придворные финансисты пробовали протестовать — но Филипп остался неумолим. Сегодня плоды расточительного меценатства герцогов можно видеть в Музее изящных искусств, также расположенном в дворцовом комплексе.

…316 каменных ступеней винтовой лестницы позади: гремит засов, обитая железом дверь распахивается, и мы выходим на верхнюю площадку Башни Филиппа Доброго. Дижонский «колосс» стоит на месте более ранней дозорной башни. Но в отличие от своей предшественницы серьезного военного назначения он не имел. Хотя в башне размещался небольшой гарнизон дозорных, задумана и построена она была только ради одной цели: всем своим видом олицетворять могущество Бургундии.

Если спуститься вниз, на первый этаж, то попадаешь в оружейный зал. Двуручные мечи, итальянские и французские клинки, шотландские палаши — память о боях бургундских рыцарей с гвардейцами короля Людовика XI — и охотничьи кинжалы с клеймами дижонских оружейников. А также — ордена…

Тонкость 2. 11 января 1430 года, в день бракосочетания со своей третьей женой, инфантой Изабеллой Португальской, Филипп Смелый учредил новый рыцарский орден — Золотого руна, в честь Пресвятой Девы Марии и апостола Андрея Первозванного, покровителя Бургундии. В него вступили наиболее близкие и преданные ему рыцари. Они должны были собираться раз в году — в день св. Андрея, 30 ноября. В уставе было записано, что герцог учреждает орден «из-за особой любви и расположения к рыцарству, которому он страстно желает приумножать честь и процветание, дабы рыцарство охраняло, защищало и поддерживало истинную католическую веру, церковь, спокойствие и благосостояние государства...»

Крестовый поход против турок, о котором мечтал герцог, не состоялся — однако орден продолжает существовать в Европе по сей день (в современном значении слова уже просто как награда: испанская государственная и общественная, которой награждают представители дома австрийских Габсбургов). У нынешних дижонцев же его имя ассоциируется больше с огромным торговым центром «Золотое руно», давшем название самому современному городскому району, средоточию гипермаркетов и технопарков.

Оружие — память и о последнем герцоге Бургундии — Карле Смелом (1433—1477). В отличие от Филиппа он был скорее солдатом, чем дипломатом, и более практиком, чем романтиком. Впрочем, в чем-то он оставался верным отцовскому стилю жизни: свободно говорил на пяти языках, отлично танцевал и играл в шахматы, любил поэзию и живопись. Так, во время подготовки празднований по случаю женитьбы герцога на Маргарите Йоркской в 1468 году ко двору пригласили 300 (!) художников.

И все же главной своей задачей амбициозный правитель считал заботу об армии: привлечение в пехоту наемников, одинаковое вознаграждение всем воинам, вне зависимости от статуса и происхождения, создание мощной артиллерии. И вот парадокс — именно в пору наивысшего могущества бургундской армии… она была разбита французами. К 70-м годам XV века противоречия между Парижем и Дижоном накалились до предела. Объединившись с Габсбургами, Людовик XI начал войну, в ходе которой, потерпев ряд крупных поражений из-за собственных стратегических ошибок, Карл погиб в битве под Нанси в 1477-м. Его захоронили в Брюгге.

Это был удар, от которого Бургундия не оправилась. Она съежилась, как шагреневая кожа, потом одна часть ее территории перешла во владения французского короля, другая — к Габсбургам. Таков конец краткой столичной истории Дижона и начало его долгой провинциальной жизни. Впрочем, высокая планка, установленная в свое время герцогами Валуа, продолжала оказывать влияние на умы и формировать облик города.

Церковь Нотр-Дам возводилась с 1220 по 1250 год. Колокольня была кардинально перестроена при реставрации в XIX веке

Короли и мэры

Описанная нами эпоха герцогов скрыта в недрах дворцового музея Дижона. Внешние же его стены были перестроены на «парижский лад» в XVII веке при Людовике XIV — причем архитектором выступил Жюль Ардуэн-Мансар, автор Версаля. Королевский указ короля от 1 июня 1680 года гласил: «Чтобы сделать город и резиденцию Его Величества, величественную и великолепную, еще прекраснее — необходимо соорудить перед ней площадь, дабы облегчить и украсить въезд во дворец». Будучи опытным «дипломатом», Ардуэн-Мансар решил не сносить разностильные готические и ренессансные постройки, напоминающие горожанам о былом величии герцогства, а просто упрятать их за классицистический фасад.

Тонкость 3. История доказала, что проявленная архитектором чуткость была вполне оправданна. Уже сразу после аннексии Бургундии Людовик ХI построил в Дижоне крепость якобы для защиты горожан от внешних врагов, но, скорее, для того, чтобы приглядывать за ними. По понятным причинам эта постройка, возведенная к тому же за их счет, не пользовалась большой любовью у дижонцев. Причем настолько, что, когда уже в XIX веке при расширении города замок было решено снести заодно со средневековыми стенами, среди народа это вызвало не меньшее ликование, чем веком раньше у парижан — разрушение Бастилии (которую, кстати сказать, спроектировал в XIV веке дижонский архитектор Юг Обрио).

Ансамбль главной площади должна была дополнить конная статуя монарха. Ей повезло меньше, чем дворцу. Памятник Людовику XIV был отлит в Париже в 1690 году, спустя три года его отправили к месту назначения — сначала по реке, а затем предполагалось доставить его по суше, однако в деревушке Ла Брос, где его выгрузили, не нашлось достаточно больших и прочных телег. Затем телеги нашлись, но возникли проблемы с финансами — в результате бронзовый король прибыл в Дижон и украсил собой площадь лишь через тридцать лет, уже после смерти своего «прототипа». Да и то ненадолго: в конце века монумент перелили на пушки для республиканской армии. Кстати, та же судьба постигла большинство дижонских церковных колоколов. Так в Великую Французскую революцию город лишился своего «малинового звона», которым некогда славился по всей округе…

Тонкость 4. Тогда же Королевская площадь стала площадью Оружия (1792). С тех пор все основные исторические события неминуемо отражались на ее названии: в 1804 году она превратилась в Имперскую, при Реставрации вновь стала Королевской, а в 1831 году, после очередного переворота, — снова Оружия. В 1941-м ее окрестили площадью маршала Петена, а в сентябре 1944-го она получила нынешнее название: Освобождения.

Время постройки дворца совпало с очередным расцветом города: в XVII—XVIII веках здесь творили известный прозаик-моралист Боссюэ, трагический поэт Кребийон и композитор Рамо. В Дижоне работали и лучшие архитекторы Франции — больше половины построек старого города относится именно к той эпохе. Влияние Фландрии уступает место итальянскому, причудливая готика — строгому классицизму.