— Папа там, где ему нравится и хочется быть. Ты не ответил. Она испугана.

Неожиданно в разговор вмешался Джакомо.

— Естественно, испугана, мама! В подобной ситуации всякий испугается. Ехать к Альдо домой — и встретить одну королеву, четырех взбалмошных теток и инвалида в кресле в качестве шурина. Держу пари, Альдо, ты ей обо мне не рассказывал.

Альдо недовольно поморщился.

— Если у тебя опять разыгрались комплексы, то заткни их, Джако! Лу устала с дороги, опять же, разность темпераментов, а не рассказывал я ей о тебе исключительно потому, что не считаю это чем-то из ряда вон выходящим.

— О, благодарю. И прошу прощения. Виновата твоя невеста. При виде такой красавицы невольно вспоминаешь о собственном уродстве.

Кьяра негромко кашлянула, и сыновья немедленно умолкли.

— Я не очень понимаю, что с вами происходит, когда вы встречаетесь, мальчики. Всему миру известно, что вы дружите и любите друг друга, но вам почему-то нравится изображать из себя идиотов. Хватит на сегодня. Альдо, иди к Лу. Если сегодня вы не в силах общаться, то отложим семейный обед на завтра. Я распоряжусь...

— Не надо, спасибо, ма. Я уверен, Лу захочется посмотреть замок, познакомиться со всеми поближе, а не откладывать это на завтра. Джако... я привез тебе кассеты, ты просил.

Юноша в кресле улыбнулся, и это была совсем другая улыбка, радостная и благодарная.

— Спасибо, оболтус! Я думал, забудешь.

— Ага, как же! Ты же со свету сживешь. Все, до ужина. Встретимся в столовой.

— Чао, женишок!

Альдо чуть ли не бегом ринулся догонять Лу. Джакомо развернул кресло и отправился в свою комнату, прижимая к груди кассеты. Кьяра Бонавенте осталась одна. Лицо ее было спокойным, на губах играла легкая улыбка. Потом она покачала головой, вздохнула и бесшумно удалилась в глубину анфилады.

Альдо несся по коридорам родного дома, ощущая себя бледным подобием средневекового рыцаря. Его дама нуждалась в поддержке, это несомненно. Правда, уволок ее вовсе не огнедышащий дракон, и даже не орда сарацинов, но в известном смысле сарацины были бы лучше. Сарацины - сильные, молчаливые ребята. Они перекидывают пленниц через седло и увозят в плен. Они не трещат без умолку и не задают неудобных вопросов. Они не выспрашивают, когда прекрасная дама познакомилась со своим рыцарем и почему ей пришло в голову связать с ним свою жизнь. Сарацинов можно изрубить мечом и затоптать конем, в то время как сестры Бонавенте способны насмерть уболтать целый табун диких коней, а мечом их рубить вообще опасно для жизни. И неприлично.

Кроме того, Альдо крайне тревожили обстоятельства их с Лу прибытия в замок. Мама ангел, это всем известно, но некоторым известно так же и то, что у мамы острый глаз хирургической сестры и ум иезуита. Мама способна почувствовать фальшь еще до того, как исполнитель возьмет неверную ноту. Почему мама спросила, не испугана ли Лу? Почему настаивала на ответе? В том, что папа посвятил ее во все обстоятельства скоропалительного сватовства Альдо, последний не сомневался. Значит, теперь мама подозревает подвох?

И наконец, самое главное и самое непонятное: где папа?! Где этот феодал и самодур? Уж он-то должен был самым первым встретить потенциальную невестку, не дать ей времени опомниться, посмотреть на нее своим орлиным взором, смутить, очаровать - а затем ошарашить неожиданными вопросами. И вот вам: «папа там, где ему нравится и хочется быть»! Альдо едва не застонал. С точки зрения юриспруденции он был практически чист. Синьор Бергоми не выдаст их и под пыткой, а скоропалительный брак уголовно ненаказуем. Дело не в том, что Альдо повесят на крепостных стенах, когда обман раскроется, вовсе нет.

И не в том, как подумают пошлые люди, что Альдо лишится лакомого куска ценой в десять миллионов долларов.

Дело в том, что ему будет стыдно. Невыносимо стыдно. До смерти стыдно. Он уже никогда не сможет смотреть в глаза своему отцу. Ему придется избегать общества матери. Сократить свои визиты в Корильяно.

Джакомо укоризненно вздохнет и пожмет плечами. Скажет, что не сомневался в том, что Альдо балбес. Сестры... эти будут кудахтать и изводить его дурацкими речами о том, что он хочет сжить всех со свету своими выходками.

И снова, как всегда, Альдо Бонавенте не сможет объяснить ни одной живой душе на свете, что всю эту дурацкую историю он затеял только из любви к своим близким!

Он ворвался в комнату, отведенную Лу, даже забыв постучать, и замер на пороге с открытым ртом. После небольшой паузы раздался дружный вопль, после чего часть присутствующих стала хохотать, а часть — громко возмущаться.

Нахалка Лу Джонс вовсе не нуждалась в его помощи. Она стояла в одних трусиках и лифчике перед большим зеркалом, а Донателла, младшая из сестер, держала перед ней нечто воздушно-бело-гипюровое, кружевное и невесомое, пенящееся кружевами и поблескивающее жемчугами. Клаудиа немедленно загородила девушку собой, Анита принялась причитать, а Луиза обличающе простерла вперед руку.

— Альдо! Тебя не учили стучаться? Пшел вон отсюда, мальчишка!

— Знаешь, что, сестрица...

Луиза и Клаудиа ринулись на него и в буквальном смысле вытолкали в коридор. Здесь Альдо пришлось совсем плохо.

— С чего это ты врываешься к девушке в комнату без стука, юный Альдо?

— Она моя невеста!

— Приличные люди даже к женам стучатся!

— Чего это я должен стучаться?!

— Ты нахал и балбес. Разве можно смотреть на невесту до свадьбы?

— Вы что, с ума сошли? Я на нее уже сто лет смотрю, и все до свадьбы.

— Святая Маргарита, дай мне сил! В ПЛАТЬЕ, ОЛУХ! В ПОДВЕНЕЧНОМ ПЛАТЬЕ! Это же самая страшная примета в мире! Жених не должен видеть невесту в подвенечном платье до свадьбы!

— Господи, как вы меня напугали! Я не верю в приметы.

— Ну и не верь! Примете от этого не убудет. Просто не смей входить без стука, и все.

После этого категоричного замечания Луиза развернулась на каблуках и ушла обратно в комнату. Клаудиа задержалась. Перевела дух, щелкнула Альдо по носу — и неожиданно озорно улыбнулась.

— Вообще-то я тебя понимаю. Девочка сложена, как наяда. Глаза, волосы, кожа... да еще и не дурочка. И смеется, как колокольчик. Похоже, ты не совсем балбес, раз сумел очаровать такую красавицу.

— Знаешь, что, Клаудита...

— Не сердись. Я скучала по тебе. И рада, что ты вернулся. Может быть, молодая жена отобьет у тебя охоту гоняться за призраками и ты осядешь дома?

— Клаудиа, я... мы приехали, чтобы засвидетельствовать свое уважение семье и пожениться в семейном кругу. Ни малейшей охоты играть в графов и графинь у меня нету...

— А у девочки?

— И у девочки нету! Мы поженимся, побудем здесь немного, потому что Италия вполне подходит для медового месяца, а потом вернемся в Англию. У меня бизнес стоит...

— Уже не стоит.

— Что?!

— А как ты думал? Бизнес вообще не должен стоять, он должен развиваться. Твой приказал долго жить. Я думала, Бергоми тебя известил. Хотя тебе простительно. Все эти предсвадебные хлопоты!

Клаудиа поцеловала остолбеневшего брата в щеку, изящно вильнула бедрами и направилась к двери в комнату. Уже взявшись за ручку, повернулась и выпустила последний заряд:

— Да, чуть не забыла. Лучше тебе подготовиться. Вероника приезжает послезавтра. Птичка принесла на хвосте, что она собирается присутствовать на бракосочетании.

— О Господи! Только ее не хватало...

— Не волнуйся, скандалить она не будет. Единственно, может прожечь взглядом фату новобрачной, но это так, фигура речи. Я бы на твоем месте предупредила девочку. Она этого не заслужила.

-А я?!

— Разумеется, заслужил! Ни одна женщина не простит мужчину, превратившего в фарс самый важный день ее жизни.

И Клаудиа закрыла дверь перед носом своего младшего брата.

9