Я кивнул.

— Но ведь там сказано, три сотни в день плюс расходы.

— И отлично. Если дело затянется, и вы отработаете свой предварительный гонорар, я буду платить вам по той же таксе. Триста долларов — это ведь максимум, сколько может заработать за день детектив, а?

Я вздохнул.

— Да.

— Значит... когда вы предпочли бы вернуться в Нассау?

Все, она победила. Ната Геллера, крутого парня, побила девятнадцатилетняя любительница танцев.

— Сегодня днем, — ответил я.

— Чудесно! — она достала что-то из кармана халата. — Вот ваш билет... Ваш номер в «Б. К.» ждет вас.

Она имела в виду — в «Британском Колониальном». Я молча взял билет, а она опять принялась за свой сок, глядя в окно, на лужайку. Гордясь собой.

— Миссис де Мариньи...

— Нэнси. — Она улыбнулась, довольно искренне на этот раз.

— Нэнси. Зовите меня Нат, Нэнси. А откуда вы узнали, что полиция проваливает расследование? Это адвокат графа, Хиггс, сказал вам?

Она отрицательно покачала головой.

— Я пообщалась с этими детективами из Майами. Я недоверчиво покосился на нее.

— С Баркером и Мелченом? Когда же?

— Они вчера прилетели в Мэн... Они без приглашения явились на похороны, мистер Геллер.

— Не может быть! Явились на похороны?

Они действительно явились туда, а потом проследовали за Нэнси и ее матерью в ее спальню, где леди Оукс разрыдалась от горя. Именно этот момент они выбрали, чтобы сообщить Нэнси и леди Оукс во всех отвратительных подробностях как, по их мнению Фредди де Мариньи совершил убийство...

Она была неподдельно рассержена, рассказывая мне все это. В ее карих, полных слез глазах было больше негодования, чем печали.

— Тот высокий, представительный, волосы с проседью...

— Баркер, — подсказал я.

Она кивнула.

— Баркер. Он сказал маме... встал у изголовья кровати и сказал ей, что Фредди оторвал от забора у дома деревянный кол и оглушил им отца... Этот Баркер поднял руки, показывая, как он это сделал!

— Боже. Как же это перенесла ваша мать?

— Она — очень, очень сильная женщина, но с ней случилась истерика. Ее врач предложил им прекратить рассказывать, но мама сквозь слезы кричала им, чтобы они продолжали.

— А как вы выдержали это?

Она сказала сквозь зубы:

— Я была взбешена. Они просто взбесили меня.

— Понятно. Продолжайте.

Ее глаза дрогнули, и на щеку капнула слеза.

— Потом Баркер сказал, что Фредди обрызгал папу, который еще был жив, инсектицидом из распылителя. А потом... поджег его, и только огонь привел папу в сознание, и он поднялся, «корчась в ужасной агонии»!

— Даже если это и было так, — сказал я, — Баркер — садист и идиот. Как он мог заставить вас и вашу маму пройти через этот ад?!

Она стала яростно трясти головой, словно пытаясь освободиться от кошмара этой истории.

— Я не поверила ни единому его слову. Я только все больше и больше приходила в ярость. Но это была холодная ярость.

— Я понимаю. Эти сукины дети оставили вас наконец в покое?

— Еще нет. Баркер нанес завершающий удар: он сказал, что четыре или пять отпечатков пальцев Фредди нашли в спальне у папы.

Я покачал головой.

— Я хочу быть честным с вами, Нэнси: это плохо.

Очень плохо.

Она тяжело вздохнула и кивнула.

— Присяжные просто обожают отпечатки пальцев.

— Но странная вещь, — сказала она, нахмурившись. — Другой детектив, толстый... с южным акцентом...

— Мелчен.

— Точно, Мелчен. Он сказал: «Серьезно? Отпечатки пальцев?» Было ясно, что он слышит о них впервые!

Я приподнялся в кресле.

— А что на это сказал Баркер?

Она пожала плечами.

— Он громко шикнул на него, и они быстро ушли. Мой смех звучал глухо.

— Они летели из Нассау в одном самолете; они вместе занимаются этим делом с самого начала, и все же Баркер даже не сообщил Мелчену, что он нашел отпечатки обвиняемого в комнате убитого!

Она казалась немного сбитой с толку.

— А что это значит?

— Две вещи. Одна огорчает: они решили повесить все на графа. А другая радует: оба — некомпетентные идиоты.

Но она все еще была смущена.

— Но... почему они хотят «подставить» моего мужа?

— Может, это — просто старая добрая полицейская некомпетентность. Хороший детектив собирает доказательства до тех пор, пока они не приведут его к подозреваемому. Паршивый детектив сразу находит «виновного» и собирает только факты, «доказывающие» его вину.

— И даже фальсифицируют доказательства?

— Иногда, — медленно сказал я. — У Фредди есть враги в Нассау?

Она невесело улыбнулась.

— Боюсь, даже больше, чем достаточно. Он не подчиняется ничьим правилам. Он — сам себе хозяин.

Этих шутов, Баркера и Мелчена, пригласил сам герцог. Как относился к нему ваш отец?

— Они были друзьями. Дэвид и Уоллис были частыми гостями в «Вестбурне». Даже жили гам несколько недель, когда только приехали в Нассау, а в Говернмент Хаус по указанию Уоллис совершались кое-какие переделки. Мои родители бывали на многих официальных приемах, где присутствовали и герцог с герцогиней. Папа и герцог часто играли друг с другом в гольф. И, конечно, у них были определенные общие деловые интересы.

— Например?

Она на секунду задумалась.

— Я точно не знаю. По-моему, папа, Гарольд Кристи и герцог заключали вместе какие-то сделки... да, и еще с ними был Аксель Веннер-Грен, он — шведский промышленник.

— Это тот парень, который купил яхту Говарда Хьючэса?

— Да, «Южный крест».

— Аксель Веннер-Грен! — Я снова привстал. — Ведь этот парень, кажется, нацист? Герцог и герцогиня как-то позволили себе рискованный поступок, совершив плавание на его яхте. Об этом много было в газетах — пару раз американские власти запрещали им пристать.

Но она покачала головой и улыбнулась, как будто я был ребенком, только что рассказавшим ей какую-то дикую небылицу.

— Аксель — нацист? Но это же нелепо. Он — очаровательный человек, Нат.

— Ну, если вы так считаете...

Одна ее бровь недоверчиво изогнулась.

— Послушайте, это правда, это на Багамах его на время войны занесли в черный список, но...

Я щелкнул пальцами.

— Вот видите! По подозрению в симпатиях к коллаборационистам, не так ли?

— Да, — поспешно ответила она. — Но это чушь.

— И где же теперь наш очаровательный Аксель, как теперь его фамилия?

— Он — Аксель, и вы же сами прекрасно знаете Куэрнавака. Он пережидает войну в одном из своих поместий.

Я улыбался.

— Так значит, здесь замешаны нацисты... Очень интересно.

— Нат! Оставьте эту мысль — я точно знаю: Аксель — не нацист.

— Откуда такая точность, миссис?

Ее пристальный взгляд снова сверлил меня.

— Папа не стал бы его другом, будь он нацистом. Поймите, хотя папа был очень аполитичен... как и большинство богатых людей, он считал себя выше политики... но он ненавидел нацистов. Да отец скорее связался бы с дьяволом! Он активно занимался нассаускими военными проблемами, а когда Гитлер объявил войну Англии, папа немедленно пожертвовал ВВС Британии пять «Спитфайеров». И он разрешил использовать свой аэродром...

— Хорошо, хорошо, Нэнси. Может, вы и правы. А как насчет парня по имени Мейер Лански? Когда-нибудь слышали о таком?

Она пожала плечами.

— Нет.

Я бегло описал ей его.

— Может, когда-нибудь кто-то похожий приходил к вашему отцу?

— Нет, никогда.

— А может, приходили какие-нибудь американцы... непохожие на тех, кто обычно имел дела с вашим отцом? Кто-нибудь... подозрительный. С телохранителями, например?

— Что, какой-то гангстер? Нет, вряд ли.

Я не хотел углубляться с ней в детали, но все равно мне было интересно, какую связь с убийством имел Мейер Лански? Прошлым вечером он задавал мне колкие и вполне компетентные вопросы. Настолько компетентные, что я подумал, не предупреждает ли он меня, чтобы я держался подальше от этого дела?

Стук в дверь прервал Нэнси. Я тоже поднялся и стоя допивал кофе, глядя на игроков в гольф и обдумывая возможное предостережение Лански, когда услышал голос Нэнси, а потом другой, более высокий голос. Вторая женщина была, очевидно, старше Нэнси, но обе говорили на повышенных тонах.