Он залпом выпил вино:

— Думаю, мы должны расторгнуть брак. Я отвезу тебя в Коппе. Ты сможешь жить в замке с Жермин и бароном Неккером.

Лорелея насторожилась:

— Прости, ты, кажется, сказал «расторгнуть брак»?

— Да.

У нее задрожала нижняя губа. В смятении она принялась покусывать ее.

— Но почему ты передумал?

Ее пальцы скользнули по краю бокала, а потом стерли капельку вина с тонкой ножки. Дэниел оторвал взгляд от ее пальцев:

— Я говорил, что не собирался жениться на тебе. В нашем случае самое лучшее — развод.

— Но только не в союзе, освященном церковью, — она поймала еще одну каплю вина и облизала палец.

Он беспокойно заерзал на стуле:

— Тогда аннулирование. Церковь это позволяет.

— Только в случае кровного родства. А мы с тобой не родственники.

«Но мы вступили в неравный брак, — хотелось сказать Дэниелу. — В твоих жилах течет кровь целой династии французских королей, а я — сын простой воровки лошадей и мужчины, который даже не подозревает о моем существовании».

Как завороженный, он смотрел на ее руку, двигающуюся по бокал с вином. У нее были очень чувствительные пальцы: быстрые, но нежные; мягкие и знающие. Руки врача, руки любовницы.

— Есть другой способ, — настойчиво продолжил Дэниел. — Брак, который не был скреплен супружескими отношениями.

— Если ты хоть на минуту подумал, что я не собираюсь вступить с тобой в супружеские отношения, тогда ты очень ошибаешься. Я твоя жена перед Богом, Дэниел Северин, и ты не посмеешь отказать мне в этом.

Она перебросила ногу через подлокотник кресла и ритмично покачивала ею в такт своим словам. Движения гипнотизировали его.

— Понятно, — выдавил он. — Значит, ты настаиваешь, чтобы я уложил тебя в постель.

— Изящно уложил, — Лорелея улыбнулась, но Дэниел заметил отблески боли в ее глазах. — Почему ты так груб со мною и постоянно меня обижаешь?

— Я грубый человек. А любая женщина скажет тебе, что прелести брачной постели очень скоро заканчиваются.

— Но только не нашей, — она шумно отхлебнула вина и встала. Ее движения были плавными и грациозными. — Ты позаботишься об этом.

— Ты слишком быстро хочешь взвалить на меня все заботы.

— А почему нет? У тебя есть опыт.

Он вдруг подумал о Жозефине, ее полных улыбающихся губах и молочно-белом теле, перед которым он когда-то преклонялся как язычник. Никогда больше, сказал себе Дэниел, поднимаясь из-за стола, не станет он терзаться из-за женщины. И не позволит изящной ножке раздавить свое сердце.

«Лорелея не такая», — нашептывал ему голос из глубины сознания.

Дэниел повернулся к двери:

— Я пойду помоюсь.

— Но ты можешь помыться здесь, в ванне.

Его теперешнее состояние требовало окунуться в ледяную воду из горных источников. Он взялся за дверной замок.

— Дэниел, подожди, — она стояла, ухватившись за спинку стула и сверлила его колючим взглядом. — Я больше не хочу слышать о разводе или аннулировании нашего брака. Ты хочешь меня, нуждаешься во мне, и ничто не переубедит меня в этом, что бы ты там ни говорил.

Не сказав ни слова в ответ, он направился вниз по лестнице.

Быстрая проверка парадных и черных входов подтвердила его самые худшие опасения. У каждого входа и на аллее стояли солдаты, одетые в темно-синие и красные мундиры консульской охраны. Бонапарт устроил хорошую ловушку. У Дэниела не было ни единого шанса сбежать вместе с Лорелеей.

Выругавшись про себя, он пошел во двор. Владелец дома, без сомнений, хорошо оплачиваемый Бонапартом за оказываемые услуги, дал Дэниелу принадлежности для бритья и полотенце.

У колодца Дэниел разделся до брюк и достал воды. Он обливался ледяной водой, желая погасить в себе страсть к юной женщине, с нетерпением ожидавшей его в крошечной комнате.

Только после того, как он проделал это десятки раз и выбрил лицо, чуть ли не содрав с него кожу, Дэниел почти достиг цели. От холодной воды он весь дрожал, а тело приобрело синеватый оттенок. Чувствуя, что совсем окоченел, он отправился назад в комнату.

Из-за двери доносилось пение.

Дэниел постучал и вошел внутрь. Пятнистым ковриком у печки распластался Барри. Он лениво взглянул на дрожащего Дэниела и поудобнее положил морду между передними лапами. Через ткань ширмы пробивался свет лампы.

— Уже вернулся? — крикнула Лорелея.

На тонкой ткани отчетливо выделялся ее силуэт.

— Да, — произнес он.

Все внимание Дэниела было приковано к происходящему за ширмой. Высоко поднятая в воздух нога и рука, которая медленно губкой наносила на нее мыльную пену.

— Я буду готова через минуту.

Лорелея повторила то же самое с другой ногой, ее движения были томными и неторопливыми. Он представил себе намыленные руки, ласкающие гладкую кожу, и это видение было невыносимым.

— Не… торопись.

Не сводя глаз с ширмы, Дэниел потянулся за вином и выпил его прямо из графина. Она опустила ногу и встала, представляя его взору все тело.

Выругавшись шепотом, Дэниел отвернулся. Слишком поздно. Все его попытки охладить свою страсть сгорели менее чем за минуту в бушующем в нем пламени.

Он поставил кувшин и уставился в окно. В саду слонялись два солдата, куря одну на двоих сигарету. Заметив Дэниела, они весело отсалютовали ему. Он захлопнул ставни.

Дэниел был пленником Бонапарта, но Лорелея удерживала его гораздо сильнее, и этот плен был очень приятен. Его пугала та власть, которую имела Лорелея над его чувствами. У него ломило все тело, он сходил с ума от желания. Дэниел прислушивался к ударам собственного сердца, пытаясь успокоиться.

Он почти ничего не понимал в ней. Будь ее потребности чисто физическими, он мог бы удовлетворить их, но Лорелея мечтала о том, чего он не мог ей дать. Дэниел знал, что должен сейчас отвернуться от нее, пока еще не поздно. Если он завладеет ее телом, то рискует подвергнуть ее мучениям на всю жизнь. В один прекрасный день она узнает всю правду о Дэниеле Северине и возненавидит его.

— Я закончила, — сказала она. — Но вода еще теплая, и ты можешь воспользоваться ванной.

— Нет, спасибо.

Лорелея вышла из-за ширмы и встряхнула головой как мокрый щенок, отчего каштановые кудри в беспорядке разметались по плечам. На ней была газовая расшитая блузка Жермин, которая доставала ей до середины бедер.

Стройные длинные ноги блестели от капелек душистой воды. Под блузкой вырисовывалось ее тело, и четко выделялись набухшие соски.

— Не очень подходящая ночная сорочка, — призналась она, — но это единственная женская одежда, которая у меня есть.

Если бы ей удалось выглядеть, хоть на капельку женственней в этот момент, он бы повалил ее на кровать и уступил сводящей с ума страсти. Повисла долгая пауза. Словами невозможно было выразить те чувства, которые сейчас испытывал Дэниел. Потерпели крах все его клятвы самому себе не прикасаться к девушке, не лишать ее невинности.

Лорелея забеспокоилась, испуганная его пристальным взглядом, и вопросительно посмотрела на него.

— Дэниел, — прошептала она. — Мне нужно знать… нравлюсь ли я тебе.

Дэниел ощутил прилив невероятной нежности.

— Даже слишком, — признался он, его глаза жадно ощупывали ее стройное тело, а губы хотели отведать каждый участочек. — Очень нравишься.

Она вспыхнула, и цвет ее щек напомнил об алых всполохах зари, первом распустившемся бутоне дикой розы, первом признаке зрелости на персике.

— Дэниел, — прошептала девушка, сцепив перед собой пальцы. — Я не знаю, что делать.

Боже, какой она еще ребенок: нежный, ласковый и непорочный. Эта гордая, единственная в своем роде девушка не заслуживает, чтобы с ней обращались в постели как со шлюхой. Он не сомневался, что сможет доставить ей огромное удовольствие. Но она заслуживала — и нуждалась — в большем ей нужен был мужчина, достойный ее любви, уважения и преданности. Дэниел был честен сам с собой и старался внушить Лорелее, что он не был этим мужчиной.

Девушка подошла к нему и положила руки ему на плечи. Он сдался, уступив своей безумной страсти. Он уступил безмолвной мольбе ее глаз. Брак мог разрушить их жизни, но сегодняшняя ночь по праву принадлежит им. Она должна быть волшебной.