– Здравствуй, Элли.

И этот глубокий голос опалил, и жар его будто бы проник в самую сердцевину её существа, до самых промёрзших косточек, окутывая теплом, согревая.

Она мгновенно развернулась, вытаращившись, не в силах вымолвить и слова. Туман клубился вокруг смутно вырисовывавшейся высокой фигуры, закутанной в тёмный плащ, но плащ не обманул Элли. Она знала каждую линию этого тела, жившую в её памяти, в её сердце долгие недели.

– Что ты здесь делаешь, Даниэль? – умудрилась она выдавить.

Он двинулся к ней:

– Пришёл за тобой, Элли. Я хочу, чтобы ты была со мной.

Её пронзила боль. Она так хотела услышать эти слова, но сейчас они были не к месту. Она продолжала держать наизготовку кочергу, словно защищаясь от него, и покачала головой:

– Нет, Даниэль. Я не могу и не пойду с тобой. Мне нужно думать об Эми.

Он встал как вкопанный, потрясённый, нахмурив брови.

– Но конечно же я хочу забрать тебя вместе с Эми.

Элли ещё яростней потрясла головой:

– Нет, я не могу. Не пойду никуда. Ступай домой, Даниэль. Неважно, что я к тебе чувствую, с тобой я не пойду. Я не разрушу жизнь Эми.

Повисло долгое молчание. Позади Элли услышала «хлюп, хлюп» – с крыши закапала вода… с той крыши, которую он чинил для неё.

– И что же ты чувствуешь ко мне?

Страдание исказило черты Элли.

– Ты сам знаешь, что, – прошептала она.

Даниэль покачал головой, вперив в неё пылающий пристальный взгляд.

– Нет. Я думал, что знаю, но сейчас… лишь уверен в собственных чувствах. – Он набрал в грудь воздуха и произнёс дрожащим от переполнявших эмоций голосом. – Я люблю тебя Элли. Я всё вспомнил, и знаю теперь, что никогда и никого не любил и не буду любить так, как тебя. Ты – моя душа, Элли.

От этих слов всё поплыло у неё перед глазами. Всё, о чём она мечтала, прозвучало в этих словах… «Ты – моя душа, Элли». Слишком поздно.

– Ступай обратно к своей жене, Даниэль, – печально произнесла Элли и повернулась, чтобы уйти.

Мгновение напряжённой тишины. А затем Даниэль выругался. И рассмеялся.

– Я и забыл об этом.

Элли обернулась.

– Забыл о своей жене? – потрясённо спросила она.

Синие глаза Даниэля, казалось, прожигали насквозь:

– У меня нет никакой жены. И никогда не было. Это просто глупое недоразумение. – Он прижал ладонь к сердцу и торжественно заявил: – Я одинокий человек в здравом уме и твёрдой памяти, я способен обеспечить жене сносное существование. Я безмерно люблю вас, миссис Кармайкл, и прошу вас стать моей женой.

Воцарилось долгое молчание. Онемевшая Элли просто смотрела на него. Выставленная кочерга дрогнула. Сильная мужская рука забрала оружие из ослабевшей ладони.

– Ну, Элли, любовь моя, ты собираешься ответить мне?

Элли не видела его сквозь слёзы, но чувства-то к нему никуда не делись, потому и кинулась в его объятия, и крепко поцеловала:

– О, Даниэль, Даниэль, да, конечно я выйду за тебя замуж! Ведь я так сильно тебя люблю!

– Сержант солгал, – объяснял Даниэль, обнимая Элли и Эми. – Из глупых, косных соображений, что он, дескать, спасает меня от расчётливой бабы. Он стал задумываться, не ошибся ли он – видимо, ты оказала ему холодный приём, когда он предложил тебе денег – но он думал, что будет лучше спасти меня из твоих коготков и возвратить мне память прежде, чем я приму какое-то решение.

Он усмехнулся и снова поцеловал Элли.

– Итак, обретя память, я кинулся прямо в твои коготки. И какие же они прелестные, эти коготки, мои милые, – изобразил он рык, на что Элли и Эми прыснули.

– Так ты теперь всё вспомнил?

– Вот именно. В ту минуту, когда я вернулся в Ротбери, память возвратилась ко мне. Странно срабатывает память – или наоборот, не работает – в зависимости от обстоятельств. Ротбери – так называются и дом, и селенье, – пояснил он. – Я там родился.

– А, э, что ты там делаешь? – мягко поинтересовалась Элли.

– Смотрю за усадьбой. Я нашёл место и для тебя. Ты будешь отвечать за дом. После того, как мы поженимся, конечно. – Он взглянул на неё. – Ты уверена, Элли? Ничего не зная обо мне, ты выйдешь за меня и будешь содержать мой дом?

Она улыбнулась и кивнула, просияв от счастья:

– О, да, пожалуйста. Не могу представить себе ничего чудеснее. Думаю, я буду хорошей экономкой. Откровенно говоря, я пыталась найти такую работу после смерти Харта и когда у нас не осталось денег, но без рекомендаций… да ещё с ребёнком. – Она заколебалась. – Знаешь, я не могу ничего принести в ответ в этом браке.

Даниэль принял оскорблённый вид:

– Ты принесёшь себя. Ты – это всё, любовь моя. Только ты. О, и маленькое очаровательное приложение, именуемое принцессой Эми.

– О, Даниэль…

Она снова поцеловала его. Пришлось, иначе бы залила его слезами с головы до пят.

Он приехал со специальной лицензией.

– Я всё устроил, любовь моя. Викарий согласился обвенчать нас сегодня днём – нет нужды ждать оглашения. Потом Томми – для тебя сержант Томкинс – заберёт на ночь Эми в дом викария.

– Но зачем…

Он взглянул на неё, и в его синих глазах вдруг запылал огонь:

– Впереди нас ждёт брачная ночь, а это очень маленький коттедж. Эми лучше побыть у викария. Не переживай, Томми уже ест из её рук. Ему по нраву командирши! Да и викарий очень доволен. Он обожает свадьбы на Рождество.

Рождество. От праздника их отделяло лишь несколько дней. Она пыталась забыть об этом, полагая, что её ждёт худшее в жизни Рождество. Но теперь…

– Мы останемся на одну ночь здесь, а потом я заберу тебя домой в Ротбери. Думаю, хорошо отпраздновать Рождество там, вместе с моей старушкой-матерью, – продолжал живописать Даниэль.

Элли улыбнулась:

– О, да, это было бы замечательно. Но… свадьба, да ещё сегодня… у меня нет ни… – Она окинула взглядом своё убогое платье. – Не думаю, что моё старое синее платье…

– Во всех ты, душечка, нарядах хороша, но я купил тебе платье… и ещё кое-что. – И он жестом указал на чемодан, который раньше внёс сержант.

Поколебавшись, Элли открыла крышку. Внутри лежало завёрнутое в ткань красивое атласное платье кремового цвета. Элли вынула его и приложила к себе. У изящного с высокой талией платья были длинные рукава, по подолу и корсажу шла самая изысканная и красивая вышивка из зелёно-золотого шёлка. Как красиво… Совершенно неподобающий наряд для экономки, разумеется, но разве это важно?

– Подходит?

Прижав платье к груди, она повернулась и прошептала:

– Оно восхитительно, Даниэль.

– А цвет?

Элли улыбнулась.

– Красивый, хотя я уже не девственница, Даниэль.

– Для меня, да, – возразил он. – Впрочем, не потому я выбрал этот цвет. Он напомнил мне, когда я впервые увидел тебя – ты была одета в ту белую ночную штуковину.

Элли подумала о своей латанной-перелатанной толстой фланелевой ночной рубашке и засмеялась:

– Только мужчина мог увидеть сходство между бесформенной старой ночной рубашкой и этой изящной вещицей. – Она бережно положила платье на кресло, подошла к Даниэлю и поцеловала.

– Влюблённый мужчина, – поправил он её. – А та ночная рубашка приобрела тогда некие формы – формы твоего тела, и восхитительные формы, надо сказать. – Он нежно обнял её и страстно поцеловал. Элли вернула поцелуй, задрожав от предвкушения.

– Довольно, любовь моя. Скоро нам идти в церковь. Можем подождать с этим до вечера.

– Не знаю, смогу ли, – прошептала она.

Он хохотнул, подхватил её на руки и быстро закружил, потом снова поцеловал и подтолкнул к столу.

– Там ещё много чего в чемодане.

Элли заглянула внутрь и вытянула чудесную зелёную мантилью из тонкой мериносовой шерсти, отороченную по воротнику и манжетам белым мехом, а также хорошенькие белые сапожки, с виду даже по её ноге. Под всем этим лежала крошечная мантилья, похожая на первую, но синего цвета. К ней прилагалось маленькое синее платьице с красивым кружевным воротником. И самая очаровательная пара крошечных, отороченных мехом, красных сапожек, самой совершенной зимней одежды для девочки. Глаза Элли подёрнулись влагой. Он вдобавок привёз свадебный наряд для Эми. И отменного пошива. Она, было, подумала, как он мог себе позволить такие траты, но это не имело значения.