Но Старый Мореход, убедив его в своей телесной жизни, продолжает свою страшную исповедь.
«Не бойся, Брачный Гость, — увы!
Я выжил в страшный час.
Один, один, всегда один,
Один и день и ночь!
И бог не внял моим мольбам.
Не захотел помочь!
Он презирает тварей, порожденных Спокойствием,
Две сотни жизней Смерть взяла,
Оборвала их нить,
А черви, слизни — все живут,
И я обязан жить!
и сердится, что они живы, меж тем как столько людей погибло.
Взгляну ли в море — вижу гниль
И отвращаю взгляд.
Смотрю на свой гниющий бриг —
Но трупы вкруг лежат.
На небеса гляжу, но нет
Молитвы на устах.
Иссохло сердце, как в степях
Сожженный Солнцем прах.
Заснуть хочу, но страшный груз
Мне на зеницы лег:
Вся ширь небес и глубь морей
Их давит тяжестью своей,
И мертвецы — у ног!
В мертвых глазах читает он свое проклятие.
На лицах смертный пот блестел,
Но тлен не тронул тел.
Как в смертный час, лишь Гнев из глаз
В глаза мои глядел.
Страшись проклятья сироты —
Святого ввергнет в ад!
Но верь, проклятье мертвых глаз
Ужасней во сто крат:
Семь суток смерть я в них читал
И не был смертью взят!
И в своем одиночестве и в оцепенении своем завидует он Месяцу и Звездам, пребывающим в покое, но вечно движущимся. Повсюду принадлежит им небо, и в небе находят они кров и приют, подобно желанным владыкам, которых ждут с нетерпением и чей приход приносит тихую радость.
А Месяц яркий плыл меж тем
В глубокой синеве,
И рядом с ним плыла звезда,
А может быть, и две.
Блестела в их лучах вода,
Как в инее — поля.
Но, красных отсветов полна,
Напоминала кровь волна
В тени от корабля.
При свете Месяца он видит божьих тварей, рожденных великим Спокойствием.
А там, за тенью корабля… — Реминисценция из Библии: «…За ним светится его след, словно поседела глубь морей!» (Книга Иова, 41; см. том БВЛ «Поэзия и проза Древнего Востока», М. 1973, с. 624).