Все дело в атмосфере, поняла Кэти. Здесь не было тепла, нежности, любви. Она зажмурила глаза и представила смолистый запах горящих еловых поленьев, увидела, как хмурится Поль, погруженный в проблемы давностью в миллионы лет, увидела себя на полу возле него, пытающуюся помочь ему в решении этих проблем.

Там были любовь, и тепло, и единство интересов, в том маленьком одиноком коттедже среди вересковых полей. Любовь и теплота…

– Что такое, моя… – Чарльз запнулся и с легким огорчением продолжил: – Боюсь, что потерял мою маленькую беспризорницу – ты сегодня была такой элегантной и очаровательной, моя дорогая.

– Как хорошо, когда мы вместе, только ты и я – так спокойно. – Она прижала голову к его плечу и почувствовала умиротворение, забыв о коттедже, о Поле, обо всех секретах природы и о том, что все усилия людей, пытающихся их разгадать, тщетны.

– Но ведь ты была весела сегодня? – Его голос казался веселым, но одновременно несколько сухим. – Я заметил, что все молодые люди хотели потанцевать с тобой.

– А я хотела танцевать только с тобой, – пробормотала она, тщетно скрывая зевоту. – Я всегда хочу, чтобы со мной был только ты, Чарльз.

Она повернула голову, словно внезапно испугавшись чего-то, чего не понимала, и произнесла, растягивая слова:

– Берил выглядела такой счастливой сегодня.

– Она явно повеселела в последние дни, – ответил он и не успел закончить, как появилась Берил, раскрасневшаяся и улыбающаяся.

– Все еще не спишь, Кэти? – удивленно воскликнула она. – Я подумала, что Чарльз сразу же уложил тебя в кровать, ведь ты выглядела такой усталой.

Кэти встала, словно повинуясь невысказанному приказу со стороны Чарльза и Берил. Пытаясь овладеть внезапно задрожавшими губами, она сказала с принужденной легкостью:

– Да, я устала. Спокойной ночи, Берил, спокойной ночи, Чарльз.

Их ответы прозвучали как простая формальность, и когда в дверях Кэти обернулась, то увидела, что Берил уже заняла освободившееся место возле Чарльза.

Только в воскресенье после полудня до Чарльза дошли слухи о вылазке Кэти на площадку для гольфа. Его посетитель, владелец земли, предоставил ему неоспоримые доказательства того, что Кэти вторгалась на частную территорию, и даже упомянул точную дату. Он был разумный человек и, с интересом выслушав объяснения Чарльза, согласился замять дело после того, как тот предложил ему компенсацию ущерба.

Провожая гостя, Чарльз был мрачен и суров. Его угнетала не столько мысль о расходах, сколько то унижение, которому он подвергся, умоляя владельца земли не подавать в суд.

Вернувшись в гостиную, он послал за Кэти, которая сидела в летнем домике, болтая со Стивом. Она взглянула на Элис, которая принесла ей это сообщение.

– Я вернусь попозже, – сказала она Стиву, – и не вздумай засыпать с очками на носу! – сурово добавила она. – Ты когда-нибудь их все-таки разобьешь.

Чарльз стоял спиной к окну, его лицо было еще мрачнее и тверже из-за падающей на него тени. Кэти остановилась в дверях, недоуменно глядя ему в лицо и тщетно пытаясь найти причину его состояния. Медленным, нарочитым движением он взял книгу, лежащую на столике.

– Мне кажется, это принадлежит тебе. – Он протянул ей книгу, его взгляд был холодным и твердым, как сталь.

Кэти нерешительно подошла и взяла ее.

– Мой путевой блокнот? – Она непонимающе смотрела на него. – Где ты его нашел?

– А где ты потеряла?

– В моей комнате, я полагаю… – Сердце ее внезапно екнуло. Она вспомнила, где сделала последнюю запись. Машинально, дрожащими руками девушка открыла блокнот под ледяным взглядом Чарльза. – Я оставила его?.. – В горле застрял комок, и она не смогла больше произнести ни слова.

– На уступе скалы в старой каменоломне, вместе с прелестным ярлычком, где указано твое имя и адрес, а также дата, когда ты пыталась извлечь окаменелость. – Его голос был пугающе спокоен.

Несколько раз Кэти конвульсивно вздохнула, прежде чем смогла снова выговорить хоть слово.

– Как он попал к тебе, я хочу сказать, кто-то принес его?

То, как она смотрела на книгу, как нервно теребила ее, загибая углы, перебирая страницы, слабое подрагивание ее рта и те усилия, которые она прилагала, чтобы голос звучал твердо, – все это лишь усиливало его раздражение. Но он старался сдерживать себя, так как чувствовал, что самое большое его желание заключалось в том, чтобы схватить ее за плечи и безжалостно трясти – если бы он утратил над собой контроль, то сделал бы именно это.

– Не надо стоять передо мной и задавать глупые вопросы! Что ты сама думаешь по поводу всех этих неприятностей, которые мне доставляешь? И я бы хотел услышать твои объяснения, зачем ты злонамеренно разрезала проволочную ограду?

– Я не разрезала, о, Чарльз, ты не должен верить этому! Как я могла разрезать колючую проволоку? Я пролезла под ней… – Она снова перевела дыхание, так как его глаза потемнели от гнева после этого признания. – А что касается ограды дальше по дороге, то я даже не приближалась к ней, это правда.

Длительное молчание последовало за ее словами, и тут Кэти успела осознать свою ошибку. Она прижала дрожащую руку к губам, ожидая его ответа. Он произнес очень спокойно:

– Мне кажется, я ничего не говорил о другой ограде. А так как, по твоим словам, ты не подходила к ней, то, может, объяснишь, откуда ты узнала о повреждениях?

Кэти не отвечала; теперь она подняла голову, а ее глаза заблестели от слез, которые ей приходилось так долго сдерживать. Неужели Чарльз действительно думал, что она могла совершить намеренно акт вандализма и разрушить чужую собственность? Ведь он уже хорошо знал ее! Он выжидательно молчал, и девушка чуть слышно пробормотала, что она не разрушала ограду. Чарльз оборвал ее сердитым и недоверчивым восклицанием.

– Я говорю правду! – запротестовала она, неизмеримо оскорбленная.

– Тогда откуда ты узнала, что ограда повреждена? – повторил он, явно шокированный тем, что она может так беззастенчиво лгать, глядя ему в глаза.

Чтобы хоть как-то оправдать себя, девушка наконец призналась, что прочитала о повреждениях в местной газете и намеренно спрятала газету, чтобы Чарльз не смог узнать о том, что она сделала. Это поразительное признание на мгновение лишило его дара речи, и Кэти тут же воспользовалась моментом, чтобы рассказать ему о том, что явно и до нее кто-то предпринимал попытки извлечь из скалы окаменелость, и после нее, так как, когда она уходила с площадки для гольфа, ограда была в полном порядке. Но если она ожидала, что это утихомирит его гнев, то ошибалась.

– Я больше не желаю ничего слышать об этом, ты меня слышишь? С того самого дня, как приехала, ты постоянно доставляешь мне одни неприятности. Я больше не желаю, чтобы сюда приходили люди с жалобами на твое поведение, – ты хоть понимаешь, что тебя могли привлечь к суду? И я больше не желаю, чтобы мне предъявляли чеки за повреждения, которые ты нанесла чужой собственности…

– О нет, я этого не делала – тебе не нужно платить за это! – Она твердо встретила его взгляд. – Чарльз, ты должен поверить, это была не я.

– Я не знаю уже, чему верить или чего мне ждать, когда возвращаюсь сюда по выходным…

– Но это нечестно… – У нее пересохло во рту и заболело горло. Она умоляюще смотрела на него, но это не возымело должного эффекта.

– С этого дня ты забудешь все абсурдные идеи отца и будешь поступать, как скажу тебе я!

Глаза ее наполнились слезами, но Чарльз, который все еще не мог забыть о том, что ему пришлось униженно просить своего посетителя о снисходительности, мрачно добавил:

– А слезы тебе не помогут. Я прямо тебе скажу: если еще раз случится что-нибудь подобное, то тебе действительно будет отчего заплакать!

Глава 8

Кэти медленно шла по тропинке к летнему домику, размышляя над словами Чарльза, признавая их правоту. Потом она опять стала думать о квартире в Лестере, и когда вошла в летний домик и присела, то, почти не колеблясь, спросила: