Орхидея…
Две полупрозрачные свечи в двух серебряных подсвечниках, расположенных по обе стороны стола, освещали всю комнату. Тени, вспугнутые бледно-золотистым светом, таинственно колебались по углам.
Ангел-city усадил меня за стол со всей церемонностью английских аристократических традиций. Я ждала, когда ко мне вернется дар речи. Он вернулся после первого бокала восхитительного сладко-рубинового вина, отогревшего мой онемевший язык.
— Как называется эта орхидея? — Внутри разливалось тепло, пробуждавшее инстинкты — все до одного, кроме инстинкта самосохранения.
— «Каттлея Персиваля», — улыбнулся Гарланд через стол — то ли мне, то ли орхидее.
В призрачном свете свечей он сам казался нереальным. Светлые волосы, падающие на лоб; глаза без зрачков и дна; тени на лице и траурный шелк одежд. Я могла бы смотреть на него вечность…
— Где наш третий участник ужина? — Я с усилием отвела взгляд, и глаза забегали по комнате в поисках фотоаппарата.
— Там, — Ангел-city указал на этажерку в углу.
— Я вас сейчас сфотографирую, — предупредила я, поднимаясь — шифон легким облаком взвился вокруг моих ног.
— Пожалуйста, — откинулся на спинку стула Стефан, наблюдая за провокационной картиной.
Когда я навела объектив на его расслабленное эльфийское лицо, светлое и удивительное, то мысленно поклялась, что этот снимок — только для меня. «Наклонной плоскости» он не достанется.
В черные глаза ангела упадет лишь Лайлия Шеритон. Сотни, тысячи раз! И это будет самая лучшая фотография, которую я когда-либо делала…
Сделав снимок (в полной тишине, если не считать потрескивания свечей), я отвернулась, чтобы положить «Никсон», а когда оборотилась, то увидела, как Ангел-city пододвигает мне вновь налитый бокал.
— Предлагаю тост. — Он взялся за свой бокал. — Выпьем за приятную неизвестность грядущего дня.
Очень странный тост…
Черные глаза гипнотизировали. Порождали дрожь, уничтожали волю и плавили гордость. Они меня заставилипригубить вино. Глоток, еще и еще, и я выпила весь бокал, слизнув последнюю капельку с губ и удивляясь, почему так изменился вкус бина. Оно слегка горчило. Или это горечь — моя собственная?
— Почему вы коллекционируете орхидеи? — Чтобы не молчать, я была готова задавать любые вопросы. — На свете существует множество других цветов, не менее прекрасных и загадочных, чем эти создания.
Ангел-city ответил не сразу, медленно вычерчивая пальцем сложный узор по перламутру.
— Цветов, прекрасных, достойных восхищения, поклонения и любви действительно много, — задумчиво проговорил он, не поднимая ресниц. — Но только в орхидеях имеется частичка волшебства.
— Вы верите в волшебство, мистер Гарланд? — усмехнулась я, но не злобно. С надеждой, наверное…
— Если оно где и существует, то именно в орхидеях, — черные глаза блеснули из-под взметнувшихся ресниц. — Вы и сами часть того необъяснимого волшебства, Лайлия.
До чего же странно услышать собственное имя из красивых, упрямых и чувственных мужских губ. Все вещи вдруг лишились четких абрисов. Пламя свечей размылось, граница огня и воздуха сделалась призрачной, иллюзорной. Тени, осмелев, вновь устремились потоком из углов в центр.
Со мной что-то стало происходить.
Лицо ангела напротив преображалось. Черные глаза превращались в огромные плоские темные пятна, черты заострялись, кожа бледнела.
Я вдруг поднялась с места, не понимая зачем. И мгновенно очутилась в руках ангела. Он сжал меня столь сильно, что я со стоном выдохнула, буквально провисая в кольце рук.
— Что ты сейчас чувствуешь, Лайлия? — хриплый шепот оказался физически осязаемым, и нервы завибрировали, готовые оборваться.
— Я чувствую, как у меня кружится голова. — Перед обезумевшими глазами проносился пестрый вихрь из оживших орхидей и предметов сервировки.
— Так и должно быть, — хриплый шепот сменился хриплым смехом.
Мужская рука мягко прокралась за линию декольте, коснувшись груди. Я выгнулась, почти умирая от чувственных воспламеняющих прикосновений. Тонкие бретели платья упали с плеч, и воздушный шифон плавно опал вниз, обнажая плоть. Губы склонившегося ангела обожгли сначала шею, а потом…
Потом все исчезло.
6
…Я вынеслась из бархатной тьмы, подхваченная горячим торнадо. Упала в реальность, широко распахнув глаза. И увидела потолок, сложенный из кусочков бирюзовой смальты, дающей ощущение бесконечного неба. Потолок оказался мне незнаком. Некоторое время я неподвижно созерцала блестящие кусочки, причудливо сложенные, пока ко мне возвращалась чувствительность.
Сначала я ощутила, что лежу на чем-то ворсисто-шелковистом, на нежном густом меху. Потом почувствовала прохладу, непривычно касающуюся тела, с которым происходило что-то не так. Затем осознала, что именно — тело было обнажено… Постепенно начал доходить смысл кошмара. С приглушенным воплем я вскочила с кровати, дико озираясь. Так и есть: я лежала голой на кровати, застеленной белоснежным меховым покрывалом. На необъятном ложе повсюду алели вопиюще-экзотические цветы. Ах, ну конечно же! Орхидеи. Меня ими осыпали с головы до ног. Кровать с орхидеями находилась в спальне Ангела-city. А сам он сидел в кресле, облаченный в изумрудный атласный халат и, закинув нога на ногу, пил кофе из крохотной фарфоровой чашечки. — С добрым утром, моя дорогая.
Моя? Дорогая? Утром?!!
Я упала обратно на подушки, поперхнувшись воздухом и начиная сходить с ума. Что я делаю в постели Гарланда? Как туда попала? И что со мной на этой кровати сделали?
Я ничегошеньки не помнила. В памяти остались только обрывки воспоминаний о том, как шифон медленно сползает с плеч… Господи, да неужели я с Гарландом?.. На вот этой самой постели?
Мне стало плохо. Я опять приподнялась, но, увидев пристальный ангельский взгляд, устремленный на мою грудь, мгновенно замоталась в покрывало вместе с орхидеями на нем и глухо просипела из мехового кокона:
— Что вы со мной сделали?
Вчерашнее шифоновое платье валялась возле постели. Похоже, разорванное… Пополам.
Гарланд загадочно улыбнулся и сделал еще один глоток кофе. Лицо его при этом осветилось каким-то внутренним светом, вероятнее всего, гамма-лучами. С утра Ангел-city казался особенно хорош. Именно в этом сибаритском изумрудном халате, небрежно перехваченным на талии широким кушаком.
— У нас что-то было? — Я понимала, что начинаю кричать — голос срывался на истеричный визг. — Почему я ничего не помню? Вы меня чем-то опоили?
Гарланд по-прежнему молчал и, улыбаясь, пил кофе. Я могла орать сколько угодно, но не добилась бы ничего. Внутренний голос тактично посоветовал мне умолкнуть.
Ангел-city допил кофе, аккуратно поставил чашечку на стол. Тот самый, который вчера так великолепно сервировали для ужина. Только сейчас стол оказался пуст, если не считать вазы со вчерашней розовой орхидеей. Кажется, каттлея Персиваля она называлась.
Он поднялся. Распахнувшиеся полы халата обнаружили, что под этим халатом ничего не имеется… Я тихо выдохнула и собралась заползти в теплый мех с головой. Превратиться в мишку панду. Но не успела. Гарланд присел на кровать и запечатлел на моих губах поцелуй. Какой-то хозяйский. Так целуют жену или многолетнюю любовницу. Я не являлась ни той и ни другой. Я была Лайлией Шеритон и принадлежала только самой себе.
— Не смейте, — прошипела я с такой отчаянной злостью, что у меня выступила горечь на губах.
— Разве? — наконец, Гарланд соизволил произнести слово.
И снова его лицо сделалось до дрожи таинственным. Я содрогнулась от предчувствий и повторила вопрос:
— Вы меня опоили?
Ангел-city кивнул. И я как будто окунулась в ледяную воду.
— Чем? Каким-то наркотиком?
— Сок одной из орхидей сравним с действием легкого наркотика, но это не наркотик. На Филиппинах и Калимантане, где данная орхидея растет в больших количествах, местные жители используют ее сок в качестве лекарства. Он дарит крепкий сон и отлично снимает усталость…