Субботнее утро – и впереди куча дел. Выбраться в Лондон не удастся. Можно было бы на денек слетать в Акапулько, но ведь предполагалось, что она в Японии.

Черт бы все побрал! Ей так нужен Ленни.

Она долго колебалась, прежде чем позвонить ему. Судя по его вчерашнему разговору с Микки, настроение у него было не из лучших. Так оно и оказалось.

– Где ты? – первый вопрос его, заданный весьма агрессивным тоном.

– Непрерывно кланяюсь и пью чай, – спокойно ответила она.

С каждой минутой он становился все воинственнее.

– Ты в курсе, что на тебя работают исключительные идиоты?

– Как и на всех.

– Ладно, Лаки, мне надоела вся эта хреновина. Твои служащие в конторе или недоумки, или у них вовсе крыша съехала.

С кем же он говорил?

– Почему ты так решил? – поинтересовалась она с беспокойством. Только не хватало, чтобы сейчас все открылось.

– Потому что последние сутки я только тем и занят, что пытаюсь выяснить, где именно в Японии ты находишься. Номер телефона, адрес, что-нибудь. «Не имеем представления, мистер Голден», – говорят они мне. Нашли дурачка.

Всего две недели прошло, а она уже по уши в дерьме.

– Да не знают они, где я, – объяснила она. – Сама не знаю, где я. Мистер Тагасваки человек очень странный, даже эксцентричный, он и свои дела ведет по-особому.

– Ты что это мне мозги пудришь? – возмутился Ленни.

– Трудно все объяснить, – быстро проговорила она. – Уж такая сделка. Он немножко сумасшедший. Я скоро возвращаюсь.

Но Ленни трудно было успокоить.

– Ты что, спишь с этим японским хреном? – завелся он.

– Не будь смешным.

– Нет, Лаки, это ты не будь смешной.

Пришла ее очередь рассердиться.

– Я работаю над сделкой. Разве я учу тебя, как надо работать?

– Постоянно.

О Господи! Ей вовсе не хотелось, чтобы их разговор превратился в настоящую ссору.

– Пожалуйста, пойми, Ленни, – убеждала она мягко. Один только раз.

– Не понимаю. Давай, приезжай.

Его обвинительный тон начинал действовать ей на нервы.

– Ленни, – заметила она осторожно, – я делаю, что я хочу.

– Что ж, продолжай в том же духе, милочка, и тебе придется делать это в одиночестве.

«Милочка!» Он разозлился по-настоящему.

– Сделка очень важная. Почему бы мне не покончить с ней так, как я считаю нужным, а потом я буду полностью в твоем распоряжении. Не двинемся с места все лето. Будемсидеть в Малибу на пляже и строить замки из песка. – Голос снова стал мягким. – Хорошо, малыш?

Он успокоился.

– Я собирался увидеть тебя в выходные.

– Как насчет фильма?

– Пошел он к едрене фене, этот фильм. Я сказал Микки Столли, что, если он не избавится от Злючки, я ухожу.

– Я готовлю тебе большой сюрприз.

– Что именно?

– Потерпи.

Он не сдавался.

– Когда это я умел терпеть? Какой твой номер телефона?

– У меня нет телефона.

– Откуда же ты звонишь, с улицы?

– Из гостиницы.

Он потерял всякое терпение.

– Не знаю, в какие игры ты играешь, Лаки. Сделай мне и себе одолжение и возвращайся. Ты мне нужна.

– Я приеду раньше, чем ты думаешь.

Не самый приятный получился телефонный разговор. Как долго будет он верить ее сомнительным объяснениям?

Затем она позвонила Бобби в Лондон. Тот недавно смотрел фильм о Джеймсе Бонде и не успокоился, пока не рассказал весь сюжет. Она терпеливо выслушала, сказала, что любит его, и повесила трубку.

Все в твоей жизни пошло наперекосяк, Сантанджело.

Но только временно.

На студию она вернулась в понедельник, зная куда больше, чем когда уходила в пятницу с дипломатом, наполненным папками с бумагами и контрактами из закрытого шкафа Микки Столли. У нее хватило времени в выходные тщательно все изучить. Создавалось впечатление, что Микки снимал сливки, с чего только можно. Главный администратор тоже наверняка в доле.

Микки немного припозднился и, вбежав, щелкнул пальцами.

– Срочно соедините меня с Зеппо Уайтом. Отмените встречу на девять с Эдди Кейном. Пусть Тедди Лауден задержится после совещания. И сделайте мне свежий грейпфрутовый сок. Быстро, быстро, шевелитесь.

Лаки не верила своим глазам. А где «доброе утро» и хотя бы капля вежливости?

Она прошла за ним в кабинет. Он уже снимал с себя рубашку, в которой играл в теннис, обнажив ужасно волосатую грудь. Если он начнет снимать шорты, только он ее и видел.

Микки протопал в свою персональную ванную комнату, звучно помочился, не прикрыв двери, и принялся диктовать сердитый факс Злючке Фрипорту:

НЕДОВОЛЬНЫЕ АКТЕРЫ – ГОЛОВНАЯ БОЛЬ. МНЕ ЭТО НЕ НРАВИТСЯ. ТЕБЯ МОЖНО ЗАМЕНИТЬ, ЗВЕЗД – НЕТ.

СДЕЛАЕМ ТАК, ЧТОБЫ ВСЕ БЫЛИ ДОВОЛЬНЫ.

Затем он продиктовал почти такой же факс Неду Магнусу, продюсеру фильма, в котором снимался Ленни. Лаки добавила от себя:

ВСЯЧЕСКИ УБЛАЖАЙ ЛЕННИ ГОЛДЕНА. ПУСТЬ ВНОСИТ ЛЮБЫЕ ПОПРАВКИ.

Микки скрылся под душем, а она отправилась звонить по телефону.

Выйдя из душа, он заорал, требуя сок.

Лаки рванулась в сверкающую нержавейкой кухню, разрезала грейпфрут на две половинки, едва не отхватив себе при этом палец, и швырнула их в соковыжималку.

Внезапно ее охватил приступ смеха. Какое-то безумие. На хрен ей все это сдалось?

Из любви к приключениям.

Ради студии.

Ради Ленни.

Эдди Кейн нервничал. Ему срочно надо переговорить с Микки, а этот козел от него прячется.

За десять минут до начала совещания, проводимого по понедельникам с участием всех главных действующих лиц, он выкурил косячок в мужском туалете. Эдди предпочел бы кокаинчик, но его запасы кончились, а Ле Поль всегда приходит после обеда.

Косячок немного снял напряжение. Слегка. Не совсем.

Мать твою! Он был взвинчен до предела. Настоятельно требуется обговорить с Микки все дела.

Разглядывая себя в зеркале в туалете, он заметил, что у него один глаз дергается. Чуть-чуть, еле заметно. Надо внимательно присматриваться.

А кто станет присматриваться, черт побери?

Эдди Кейн – Дергунчик. Когда-то ребенок-кинозвезда. До сих пор еще на виду из-за того, чем он занимается.

А занимался Эдди порнофильмами.

Распространял их.

Прятал среди легальной продукции студии «Пантер».

Неплохо зарабатывал.

Срывал иногда солидный куш.

Он долго разглядывал себя в зеркале.

«У кого еще есть такая жена, как Лесли? – подумал он. – Она красивее любой кинозвезды. И сексапильнее».

Он бы все отдал, чтобы увидеть ее по самое причинное место в бриллиантах. Она это заслужила. И с голой попкой. Вот это зрелище!

– Доброе утро, Эдди.

То был Зев Лоренцо, глава вновь созданного телевизионного отдела, элегантный мужчина лет пятидесяти, с тоненькими усиками, редеющими волосами и стройной фигурой. Если бы его спросили, Эдди бы сказал, что Зев, пожалуй, единственный на студии, кто не использует ее в своих собственных корыстных целях.

– Салют, Зев.

Лоренцо кивнул и подошел к писсуару.

«Тайный гомик», – промелькнуло в голове у Эдди. Кто-то ему об этом говорил. Хотя, хоть убей, Эдди не понимал, почему в восемьдесят пятом году надо делать из этого тайну.

– Как делишки? – спросил он, приглаживая длинные волосы.

– Прекрасно, – ответил Зев. Он любил такие слова, как «превосходный», «первосортный» и «великолепный». Эдди никогда не слышал, чтобы он матерился. Даже «мать твою»никогда не говорил.

– Чудесно, чудесно, – пробормотал Эдди. – Послушайте, я думаю, вам надо как-нибудь познакомиться с моей женой.

– Я слышал, она потрясающе красива. – Зев застегнул молнию на ширинке и вышел. Даже руки не помыл.

У Эдди снова задергался глаз. Чувствовал он себя паршиво. Дерьмово он себя чувствовал. И выглядел дерьмово. Даже Зев испугался.

– Мне нужно идти с вами на совещание, мистер Столли? – спросила Лаки.

– Да, да. Записывать. Все записывать. Вы ведь умеете стенографировать?