Но он, добившись своего, сразу утратил к ней интерес, взял свою видеокамеру и вышел из кухни. Она смотрела ему вслед через открытую дверь: длинные ноги легко несли его через двор, а морской бриз шевелил темные кудри. Брон смотрела на него, пока он не вошел в длинное здание из красного кирпича, служившее когда-то каретным сараем и конюшней. Только тогда она подняла чайный поднос и ласково улыбнулась Люси.

— Показывай дорогу, солнышко.

Фиц пристально смотрел на журнал, лежавший перед ним на столе. Это был последний выпуск телепрограмм, и его обложку украшала фотография Брук, анонсирующей свой новый сериал. Она была где-то в джунглях: никакой косметики, намокшие волосы прилипли ко лбу. Десять минут назад он прикасался к этому лицу, сжимал эту руку в своей, вдыхал сложную смесь запахов, которая составляла ее персональный, неповторимый аромат. Тогда откуда у него такое чувство, будто он смотрит на совершенно другого человека?

Он потер затылок, пошевелил плечами, выглянул в небольшое окно, выходившее в сад. Люси, как всегда, болтала без умолку, а ее руки непрерывно двигались в пресловутых размашистых жестах, которые были крайне опасны для всего хрупкого вокруг, но при этом обладали дивной экспрессией. Дочь разговаривала руками почти так же красноречиво, как и голосом.

Ему не было слышно, что она говорит, но он очень хорошо знал ее и много раз слышал, как она рассказывает любому, кто готов ее слушать, всю историю своей жизни с описанием всех важных событий, которые с ней происходили, и это повторялось с тех пор, как она обнаружила, что умеет говорить.

Сейчас дочь наверняка рассказывает Брук о Джози, с которой подружилась еще в детсадовской группе. У которой тогда тоже не было матери. Теперь ее отец женился во второй раз, и у нее есть не только новая мама, но и маленький братишка, и собака, и еще кто-то в проекте. Фиц не мог бы точно сказать, чему Люси завидовала у Джози больше — братику или собаке, но подозревал, что собаке. Надеялся, что собаке. После каникул он сходит с ней в центр спасения животных, и пусть она выберет там себе какую захочет собаку. Слабая компенсация за отсутствие матери, но тут уж ничего не поделать.

Наблюдая за Брук, он видел, с каким увлечением она слушает рассказ Люси. Что происходит? Чем она так действует на него, затрагивая какие-то струны, запрятанные глубоко в сердце?

Он снова обратился к фотографии на обложке журнала. Снимок был простой, лицо не приукрашено ни ретушью, ни косметикой… Одна из причин, почему женщинам Брук нравилась не меньше, чем ее поклонникам-мужчинам. Она умела выглядеть потрясающе, но не боялась, чтобы ее увидели усталой, потной, не моложе своего реального возраста…

Фиц закрыл глаза и мысленно перенесся в прошлое, к тому моменту, когда впервые увидел ее. Он тогда намеревался снять небольшой документальный фильм из студенческой жизни и бродил с видеокамерой по территории университета в поисках подходящих персонажей. Брук сидела в одиночестве на скамейке, закутанная в толстое ярко-красное пальто, и крошила недоеденную булочку стайке воробьев. Время от времени она поглядывала на часы — явно ждала кого-то.

В тот холодный, пасмурный день ее светлые волосы были похожи на солнечный свет, а когда она улыбнулась какой-то своей мысли, он понял, что нашел свою звезду.

Она вздрогнула, когда он подсел к ней на скамью; на мгновение ее лицо осветилось радостью, но в следующую секунду до нее дошло, что она обозналась. Он представился, вручил ей свою визитную карточку и объяснил, чем занимается.

Все в ней подходило для документального фильма. Отец у нее умер, мать была тяжело больна, и она жила на стипендию, без материальной помощи из дому. Он предложил ей гонорар за неудобство, которое причинит ей съемочная группа, следуя за ней повсюду, хотя было ясно, что она согласилась бы и бесплатно. Она увидела шанс подать себя, и ее улыбка снова озарила день. Именно в этот момент он решил, что если даже больше ничего не достигнет в этом году, то у него будет Брук Лоуренс.

Однако все получилось несколько иначе. Брук позвонила ему и сказала, что передумала. Ей надо много работать, она на последнем курсе и хочет получить степень бакалавра с отличием и так далее — отговорки сыпались как из рога изобилия. Фиц не до конца поверил ей, а когда его объектив засек ее на нескольких вечеринках, он разыскал ее в студенческом баре. То, что ее не было в его документальном фильме, еще не означало, что ее не будет и у него в постели.

Ему показалось, что Брук рада его видеть. Он угостил ее выпивкой, она стала флиртовать с ним, но он быстро обнаружил, что она флиртовала со всеми, так что к ней стояла целая очередь желающих, хотя ее интересовал только легкий флирт. Потом, на рождественском балу, она наконец упала к нему в объятия. В буквальном смысле. Это была ночь везения, подумал он тогда.

Он рассматривал фотографию, большим пальцем обводя контуры ее крупного, улыбающегося рта. Его взгляд передвигался по ее лицу, пока не дошел до места под бровью. Там не было ни малейшего следа от шрама. Его отретушировали. Вот только зачем? Это ведь не официальный портрет. Да и шрам ничуть не портил лица. Напротив, он бы подчеркивал тот имидж, к которому она стремилась, — уставшая, вспотевшая, только что из джунглей.

И ее глаза казались темнее. Ну, это может быть из-за освещения или печати. Так в чем тут дело?

Он протянул руку, взял видеокамеру, выщелкнул кассету, вставил ее в видеоплеер и перемотал пленку вперед, к тому месту, где Брук вручает призы. Переводя взгляд с обложки журнала на кадр и обратно, прокрутил фильм еще раз. Снимок как снимок, зато фильм… Да, в фильме было движение, действие, была жизнь. Но ведь все это было и в ее телепрограммах, а он не испытывал этого жгучего, томительного желания к ее телевизионному образу.

Нет. Дело в чем-то другом. Что-то ускользнуло от его внимания…

Он открыл ящик письменного стола и достал конверт, где лежали свидетельство о рождении Люси, юридические документы, делавшие его единственным опекуном, снимки Брук, сделанные им до того, как она передумала сниматься в его документальном фильме. Он высыпал содержимое конверта на стол, но не успел больше ничего сделать, так как дверь у него за спиной со стуком распахнулась.

— Пап, у меня появилась гениальная идея!

Он смахнул всю кучку бумаг обратно в ящик, задвинул его и только тогда обернулся. В дверях стояла Люси; ее лицо сияло. Позади нее стояла Брук и решительно качала головой. Он снова перевел взгляд на Люси.

— Ну так не заставляй меня умирать от любопытства. Что за идея?

— Мама может поехать во Францию вместе с нами! Скажи ей, что она должна поехать! Там на ферме полно свободного места, и она близко от пляжа и… ну, это было бы здорово… — Несколько секунд прошло в абсолютном молчании. — Разве нет?

Гениально. Он взглянул на Брук, и бурный выброс тестостерона дал ему понять, что это могло бы быть действительно здорово. Но она снова выразительно покачала головой.

— Я думаю, Люси, что у твоей мамы другие планы на лето.

— Нет. — Хотя ей только восемь лет, она не намерена сдаваться. Она решительно подошла к столу и взяла в руки телевизионный журнал. — Здесь ее интервью. Я прочитала… — Она повернулась к Брон. — Ты сказала, что будешь дома все лето. Не поедешь в это Пата… Пата-что-то еще несколько месяцев.

— Люси, мама все равно будет занята, — резко бросил Фиц. Потом, увидев ее лицо, продолжал более мягким тоном: — Множество людей захотят встретиться и поговорить с ней. А организация поездок в «Пата-что-то» требует массу времени.

— Она должна приехать на неделю, — упрямо сказала Люси. — Это не так уж долго.

Вскинув глаза, Фиц посмотрел на Брук, которая беззвучно умоляла его о поддержке. Что ж, он тоже умолял, но она его не послушала.

— Ты могла бы приехать на неделю, — повторил он, не желая больше выгораживать ее. Он сделал все, что мог… даже больше, чем следовало, чтобы они встретились. Люси получила именно то, что просила, ни больше, ни меньше, и ей придется с этим примириться. Других предложений не будет. Чем скорее она это поймет, тем лучше.