Изменить стиль страницы

– Фред, миленький, ну не плачь! – повторила она.

– Что я, не понимаю, что ли, как тебе доставалось, – сказал Фред. – Я и не подозревал, что оно так обернется.

– Полно, полно, – успокаивала его Рози. Она его поцеловала. Потом еще раз. Давно не были они так близки. Вдвоем, одни, и только фургон; маленькая лампа – и ночь; поцелуи – и горе.

– Не отпускай меня, – попросил Фред, – мне так хорошо.

– Не отпущу, – отозвалась она.

– Рози, – сказал Фред. – Я чувствую… Ты знаешь, что я чувствую?

– Знаю, – ответила она. – Помолчи.

– Рози, – сказал Фред, правда, некоторое время спустя. – Ну кто бы мог подумать?!

– И верно, кто бы мог? – ответила Рози.

– Почему ты мне раньше не сказала?

– А как я могла раньше сказать?

– Знаешь, – произнес он, – мы бы могли так и не узнать – никогда не узнать! – если б ее не украли.

– Не надо о ней, – попросила Рози.

– Ничего не могу с собой поделать, – сказал Фред. – Знаю, что нехорошо, но не могу ничего поделать… Я рад, что она пропала. Нам хватит тех денег, что я заработаю акробатикой. А еще я буду вязать веники. И лепить горшки и миски.

– Ладно, – ответила Рози. – Но погляди! Уже утро. По-моему, Фред, ты притомился – вчера весь день бегом то под гору, то в гору. Отдохни-ка ты в постели, а я спущусь в деревню и принесу тебе чего-нибудь вкусненького на завтрак.

– Хорошо, – сказал Фред, – а завтра я буду кормить тебя завтраком.

И вот Рози спустилась в деревню, купила молока, хлеба и прочей снеди. Проходя мимо мясной лавки, она заметила свежие свиные сосиски – удивительно нежные, сочные и аппетитные на вид. Она их купила, и как же они дивно пахли на сковороде!

– Этого при ней мы тоже не могли себе позволить, – сказал Фред, умяв тарелку. – Никаких тебе свиных сосисок, а то еще обидится. Вот уж не думал, что доживу до такого дня, когда порадуюсь, что ее украли. Надеюсь только, что попала она к тому, кто сумеет ее оценить.

– Не сомневаюсь, – заметила Рози. – Положить еще?

– Не откажусь, – сказал он. – Не знаю, в чем тут хитрость-то ли они мне в новинку, то ли ты их так приготовила, то ли еще чего, но вкуснее сосисок я в жизни не пробовал. Да привези мы ее в Лондон, нам и в самых шикарных тамошних гостиницах не подали бы таких нежных сосисок, как эти.

В САМОМ АДУ НЕТ ФУРИИ СТРАШНЕЙ…»

{… чем отвергнутая женщина – ставшая поговоркой сокращенная фраза из известной пьесы Конгрива «Скорбящая невеста» (III, 8).}

Стоило Эйнштейну объявить, что пространство отнюдь не бесконечно, как тут же и в Раю и в Аду чудовищно вздорожали квартиры. Множеству мелких непритязательных бесов, уютно обжившихся в кромешных адовых глухоманях, пришлось покинуть родные лачужки, а купить новый клочок пространства при нынешних ценах им было совсем не по карману. Что ж, оставалось только эмигрировать. Бездомная нечисть рассредоточилась по всяким обитаемым планетам; и вот, примерно год назад, глухой октябрьской ночью, через час после полуночи, один демон прибыл в Лондон.

Некоторые ангелы тоже были вынуждены эмигрировать, и по случайному совпадению один из них в ту же самую минуту приземлился на той же самой северной лондонской окраине.

Вышеупомянутые существа сами могут выбрать, кем им стать, мужчиной или женщиной. Жизнь так устроена, что всякого, будь он хоть ангел, хоть дьявол, научит понимать что к чему, и посему оба гостя решили обернуться молоденькими, двадцати одного года, женщинами. Коснувшись земли, демон стал некой Беллой Кимберли, жгучей брюнеткой, ангел же превратился в не менее прекрасную белокурую Еву Андерсон.

По свойственной их натуре неискушенности ангелы не способны распознать даже очевидное зло, а демонам вообще не дано понять, что такое ангельская добродетель. Как бы там ни было, наткнувшись в первую же секунду пребывания на улице Лаундс Крессент на Беллу, ангел был буквально очарован ярким и сильным дьявольским характером, а исчадие Ада ощутило сладкое нетерпение, которое вызывает аромат поджаривающейся на углях отбивной из агнца.

Поздоровавшись, обе в один голос стали выяснять, не сдается ли поблизости подходящей квартиры. Посмеявшись над сходством своих проблем, девушки решили поселиться вместе, деля отныне кров и судьбу. По мнению Беллы, было несолидно врываться среди ночи в чей-то дом, и они до утра бродили по парку Хэмпстед-Хит, обсуждая, куда лучше устроиться на работу, как весело они будут жить, сердечные тайны и, само собой, меню предстоящего завтрака.

Тут же в парке они подкрепились в небольшом экспресс-кафе яйцами всмятку, а потом отыскали славную квартирку на третьем этаже большого дома по Аппер-Парк-роуд. Затем они отправились наниматься на работу. Белла вскоре устроилась преподавать танцы, а Еву, хоть и не сразу, приняли арфисткой в женский оркестр.

Уладив таким образом неотложные дела, они принялись наслаждаться обычной для молодых девиц жизнью, то есть непрерывно болтать и хихикать. Надо сказать, что от некоторых Беллиных высказываний Ева краснела до корней волос, но она уже успела полюбить свою черноволосую подругу, и самые смелые шутки казались ей просто неподражаемыми. Они поровну поделили ящики в комоде, часто спали на одной кровати, и если бы та и другая узнали, кого им привелось выбрать в подруги, все осталось бы по-прежнему, ведь так часто ангел и демон оказываются под одним одеялом – иначе наша жизнь была бы чертовски скучной.

В этом же доме жил некий студент, предполагавший стать в будущем архитектором; он был немного старше Евы и Беллы, никого еще не любил и никем серьезно не увлекался. Волосы у Гарри Петтигрю, так звали студента, были не слишком светлые и не слишком темные, как говорится, серединка-наполовинку.

Деньгами он располагал небольшими и посему снимал комнату на верхнем этаже, что, впрочем, не мешало ему, когда он допоздна засиживался над учебниками, слышать доносящийся снизу прелестный девичий смех. Студенту очень хотелось спуститься и узнать, над чем это соседки так хохочут, но у него не хватало смелости.

Известно, если уж в доме с молодым человеком завелись молодые девушки, рано или поздно они, конечно же, познакомятся. Однажды Белла не заперла в ванной комнате дверь, вероятно, потому, что в Аду нет ни ванн, ни ванных комнат, ни, разумеется, запирающихся дверей.

Это произошло в воскресенье утром; облаченный в халат студент собственной персоной как раз прошествовал вниз, намереваясь принять душ. И неожиданно, благодаря восхитительному contretemps {Помеха (фр.); здесь – недоразумение.}, ему посчастливилось увидеть именно то, на что желал бы взглянуть всякий приличный молодой человек. Тем не менее он в ужасном смущении ринулся прочь, ибо не имел ни малейшего представления о желаниях приличных молодых женщин. Смущение было так велико, что он, не считая этажей, помчался к себе и, распахнув свою, как он полагал, дверь, обнаружил за ней Еву в третьей позиции мюллеровского комплекса для мышц живота и ни в чем более.

Современные ангелы, то ли по их чрезвычайной наивности, то ли оттого, что им привычны весьма необременительные небесные одежды, выказывают подчас куда меньше общепринятой скромности, нежели питомцы темной силы, любой мужчина подтвердит это. Ева быстро, но не теряя присутствия духа, закуталась в плед и сказала: – По-моему, вы чем-то расстроены. Не стоит так огорчаться. А что вы хотите?

– Ничего, – пролепетал Гарри, – ничего не хочу. Я ошибся дверью. Огромное вам спасибо за то, что вы не сердитесь и не кричите.

Они обменялись несколькими общими фразами. Гарри понял, что может даже пригласить новую знакомую на прогулку в парк. Ответить на приглашение Ева не успела, так как в комнату впорхнула Белла и, задыхаясь от хохота, воскликнула: – Ты не представляешь, что со мной сейчас было! – Тут она увидела Гарри и замолчала в стыдливом, но явно лукавом смущении.

Из-за ее смеха очаровательная сценка в ванной комнате воспринималась им уже не так остро, за что он, конечно же, куда больше благодарил бы судьбу, если б знал, к кому склоняла и от кого отвела его собственная прихоть. В подобных обстоятельствах, когда перед глазами молодого человека такого склада, как Гарри, оказываются скрытые женским обличьем ангел и демон, в пятидесяти, а то и в пятидесяти пяти случаях из ста он выбирает ангела, если это и вправду достойный молодой человек и если ему дали немного подумать.