Услышав, что орангутан говорит, молодой человек сначала буквально оторопел, однако по здравом размышлении вспомнил, что живет в городе, где подобной способностью наделены многие, про которых в жизни не скажешь, будто у них хватило ума превзойти эту науку. В результате он быстро справился с удивлением, но, как человек знающий, заметил орангутану: – Боюсь, ничем не смогу быть вам полезен. Орангутан должен жить либо в клетке, либо в джунглях. В обществе людей вы будете как рыба на суше, как слон в посудной лавке – не на своем месте. Вы будете постоянно всех раздражать, а значит, раздражаться сами. К вам будут относиться как к изгою, измываться над вашим цветом кожи и чертами лица.

Орангутан, существо крайне самолюбивое, разобиделся не на шутку.

– Слушай, – сказал он, – нехорошо получается. Ведь я писатель. Написать могу все что хочешь. Я роман написал.

– Это в корне меняет дело, – воодушевился молодой человек. – Я сам романист и всегда готов протянуть руку помощи страждущему собрату по перу. Скажите мне только одно – и я к вашим услугам. Вы гений?

– Он самый, – ответил орангутан.

– В таком случае, – сказал молодой человек, – завтра в это же время я принесу вам костюм, шляпу, трость, туфли и белье. Захвачу и напильник. Буду ждать вас в сумерках под большим каштаном у Западных ворот.

На напильник орангутан, по правде говоря, не рассчитывал. Он и костюм-то просил вовсе не для того, чтобы убежать, а чтобы покрасоваться перед публикой. В этом смысле он походил на старых испанских авторов, которые творили в тюрьме, больше интересуясь не тем, как вырваться на волю, а как вольготнее прожить за решеткой. Но упустить орангутан ничего не желал и, получив напильник, так решительно взялся за дело, что вскоре уже стоял рядом со своим благодетелем под сенью летнего дерева.

Окрыленный своим благородным поступком, молодой человек горячо пожал руку орангутану.

– Дорогой мой, – сказал он, – не могу передать вам, как я рад, что вы теперь с нами. Не сомневаюсь, твы написали великий роман, но все же литератору не место за решеткой. Мой скромный дом, вы увидите, будет несравненно больше благоприятствовать вашему гению. И не подумайте, что мы живем замкнуто: по воскресеньям у нас всегда гости, да и на неделе, бывает, устраиваем званые обеды, где вы сможете познакомиться с нужными людьми. Кстати, надеюсь, вы не забыли рукопись?

– Только я собрался рвать когти, – сказал орангутан, – как в клетку сунулся какой-то хмырь, вот и пришлось бумаги – того. Понял? – Это была самая бессовестная ложь, ибо гнусная обезьяна за всю жизнь не написала ни строчки.

– Какая жалость! – в отчаянии вскричал молодой человек. – Вы, видимо, захотите восстановить рукопись?

– Очень надо, – сказал орангутан, который не отрываясь смотрел на скользившие мимо них роскошные лимузины и уже обратил внимание на безупречные фигуры и изысканные наряды дам, спешивших с одного приема на другой. – Зачем? И так наизусть помню. Буду у тебя жить и все напишу по новой. За меня не бойся.

– Я вами просто восхищаюсь, честное слово! – с восторгом вскричал его освободитель. – Вы не представляете, как я ценю ваше бескорыстие. Уверен, вы правы – ваш роман только выиграет, если его переписать заново. Тысячи удачных находок, которыми поневоле пренебрегаешь в первом порыве вдохновения, теперь вновь заявят о себе в полный голос. Ваши характеры приобретут еще большую, чем прежде, завершенность. Какие-то детали забудутся, зато возникнут новые, еще более эффектные; а то, что забудется, станет тенью в буквальном смысле слова, это придаст вашим персонажам необходимую объемность. Да, что может сравниться с литературой! У вас будет свой кабинет – тихий, скромный, но не лишенный удобства уголок, где вы на покое восстановите свое нетленное Произведение. Им, несомненно, заинтересуется Общество любителей книги, а там, как знать, можно будет замахнуться и на премию Готорндена.

Они шли под дремлющими деревьями, каждое из которых, насытившись огромной порцией дневной жары и еще не переварив ее, обдавало их пряным ароматом.

– Мы живем неподалеку, – верещал энтузиаст. – Моя жена будет счастлива с вами познакомиться. Уверен, вы станете друзьями. А вот мы и пришли. Дом наш невелик, зато, по счастью, старого образца. К тому же, видите, у нас самая замечательная глициния в Лондоне. – С этими словами он распахнул небольшую деревянную калитку, одну из нескольких, выходивших в тихий тупик, сохранивший и по сей день прелесть и безмятежность времен королевы Анны. Орангутан молчал, с недовольным видом поглядывая на модные современные здания, возвышавшиеся по обеим сторонам.

Садик был очень мал. Выложенные каменной плиткой дорожки, ирисы и пылающая в пестрой вазе красная герань, которая рассыпалась огоньками на черном бархате ночи, словно тлеющие сигареты земных богов.

– За домом места побольше, – пояснил молодой человек. – Там. у нас лужайка, растет табак, в тени фигового дерева шезлонги. Входите, дорогой мой, входите! Джоанна, где ты? Это наш новый друг.

– Ты, чего доброго, не стал говорить ей сам знаешь что? – прошептал орангутан.

– Ну что вы, – также шепотом ответил хозяин дома. – Это наш с вами маленький секрет. «Писатель, – сказал я. – Гений».

Тут им пришлось прерваться. По ступенькам навстречу им спускалась миссис Дарли. Высокая, с пепельными волосами, подхваченными сзади, в длинном– до полу – платье, несколько претенциозном, но не старомодном.

– Это Эрнест Симпсон, – сказал ей муж. – Мистер Симпсон, дорогая, написал книгу, которая, безусловно, оставит заметный след в истории литературы. К сожаленью, он потерял рукопись. Но – как ты на это смотришь? – наш друг согласился пожить у нас, пока не перепишет ее. Он помнит все наизусть.

– Это было бы просто чудесно! – воскликнула миссис Дарли. – Живем мы, правда, скромно, зато никто у нас вам не будет мешать. Мойте руки: в столовой уже накрыт легкий ужин.

Не привыкший к такому обходительному обращению, орангутан угрюмо молчал, но приглашением воспользовался. За едой он большей частью отвечал односложно, жадно пожирая бананы и хозяйку дома, зубами и глазами – соответственно.

Молодые люди радовались гостю, как радуются дети новой игрушке.

– Какой он энергичный, какой оригинальный! В нем есть та самая естественная простота, которая, быть может, и является отличительной чертой гения, – рассуждал молодой человек, лежа с женой в постели. – Ты обратила внимание, как он уничтожал бананы?

Миссис Дарли заключила мужа в объятия. Руки у нее были замечательно длинные и округлые.

– Как славно! – воскликнула она. – Поскорей бы вышли обе ваши книги! Надо его познакомить с Булами и Терри. То-то споров будет! Как все-таки прекрасна жизнь людей, влюбленных в искусство! – Они осыпали друг друга градом поцелуев, вспомнили дни, когда только познакомились, и, совершенно счастливые, крепко уснули.

Завтрак был превосходный: фруктовый сок, овсянка, бекон, грибы – и утренние газеты. После завтрака орангутана повели в его небольшой кабинет; он попробовал стулья и диван и посмотрел на себя в зеркало.

– Ну как, нравится? – озабоченно спросил его мистер Дарли. – Обстановка рабочая? Вон в той коробке сигареты, уборная на площадке. Если захотите выкурить трубку, у меня есть табак, я вам принесу. Как вам письменный стол? Чего-нибудь не хватает?

– Сойдет, – уронил орангутан, по-прежнему не отрываясь от зеркала.

– Что-то понадобится, не стесняйтесь, звоните в звонок, – не унимался хозяин дома. – Я уже предупредил прислугу, что вы член нашей семьи. Если что, я этажом ниже. Ну-с, вам, очевидно, не терпится поскорей сесть за работу. Увидимся за обедом. – И с этими словами он оставил орангутана, который продолжал пялиться в зеркало.

Когда это занятие ему наскучило, что произошло совсем не сразу, он съел несколько сигарет, выдвинул все ящики, заглянул в дымоход, произвел оценку мебели, отвратительно осклабился, почесался – и, наконец бросившись на диван, стал строить планы.