Изменить стиль страницы

Трения между оседлым и кочевым населением прорвались наружу при правлении его слабого преемника и брата Тармаширина. Конфликт, который уже разорвал улус Джагатая, теперь угрожал Марвераннахру. Все еще надеясь вернуться к старому образу жизни, кочевая аристократия убеждала Тармаширина все-таки последовать решениям курултая 1269 года. Напрасно. Не желая идти на компромисс, новый хан сам принял ислам. Этот провокационный поступок совпал по времени с периодом нестабильности и решил его судьбу. Как и Мубарак чуть ранее, он был лишен власти.

Свержение Тармаширина кочевыми племенами стало заметной вехой. Оно означало конец власти ханов рода Джагатая над Марвераннахром. Время от времени они еще становились правителями, но по сути были марионетками. Это была всего лишь дань обычаям Чингиса, когда лишь его наследники формально имели право властвовать, но на самом деле власть принадлежала вождям племен. Битву за душу Марвераннахра, за выбор дальнейшего пути развития выиграли духовные наследники Чингис-хана. Оседлый нобилитет городов и деревень попытался было сопротивляться, но проиграл. Теперь власть принадлежала тем, кто сидел в седле, бородатым воинам, чья сила и выносливость стали легендарными.

В 1347 году амир Казаган сбросил хана из рода Джагатая и захватил власть. В течение десяти лет он водил своих воинов в походы на соседей, грабил и жег их с неизменным успехом. Затем, в 1358 году, он был убит по приказу хана Мо-гулистана. В Марвераннахре воцарился хаос. Последствия крушения центральной власти оказались ужасными. Но вакуум, оставленный Казаганом, быстро заполнили местные военные и религиозные вожди. Марвераннахр распался на крошечные области со своими правителями. Туглук-Тимур, хан Могулистана, начал готовить вторжение.

Именно в этом клокочущем водовороте феодальных усобиц и родился Тимур.

Кирпичный столб на окраине деревни Ходжа-Ильгар в 8 милях южнее старинного узбекского города Шахрисабза, Зеленого Города, отмечает место рождения Бича Божьего. В качестве памятника он откровенно невзрачен, просто кучка кирпичей на бетонном основании, увенчанная плитой с надписью. Он больше походит на плохо построенную печку, чем на памятник одному из величайших завоевателей в истории. Путешественник мог бы ожидать, что это место станет пунктом паломничества туристов в Узбекистане, молодой стране, которая обрела независимость в 1991 году и вытащила Тимура из забвения, куда его отправила советская историография. Из Тимура сделали новый национальный символ, непобедимого героя Отечества. Но в глубине страны все еще сильны идеологические оковы коммунизма, и жители неуютно чувствуют себя при новой капиталистической этике, нигде не найти следов коммерческой деятельности. Никаких автопарков и туристических автобусов. Никаких магазинов с футболками Тимура, кепками, сувенирами.

Тамерлан. Завоеватель мира i_007.jpg

Это место остается такой же глухой сельской провинцией, какой его увидел испанский посол Клавихо, прибыв в Кеш, как тогда назывался Шахрисабз, 28 августа 1404 года.

«На следующий день, в четверг двадцать восьмого августа, в час обедни подъехали к большому городу, называемому Кех (Кеш). Он располагается на равнине, пересекаемой со всех сторон оросительными каналами и ручьями. [Город] окружали селения и сады, а вокруг простиралась равнина, на которой виднелось множество многолюдных селений, каналов, лугов, и [казалось], что эта земля [должна быть] очень красива летом. На поливных землях росли пшеница, виноград, хлопок, дыни и большие плодовые деревья. Город был обнесен земляным валом и [окружен] глубоким рвом, а у ворот его имелись подъемные мосты. Из этого города Кеха был родом сеньор Тамурбек; и здесь же родился его отец. Здесь много больших домов и мечетей, особенно одна, которую Тамурбек приказал построить, [но она] еще не была окончена. В ней находилась большая усыпальница, в которой покоился его отец. Другую усыпальницу Тамурбек приказал построить для себя, чтобы быть там погребенным, и она [также] еще не была окончена. Говорили, что когда он был здесь с месяц тому назад, то остался недоволен этой усыпальницей, говоря, что вход [в нее| низок, и велел переделать его; и сейчас там работают мастера. Кроме того, в этой мечети покоится первый сын Тамурбека, которого звали Янгир (Джехангир). Эта мечеть и усыпальница очень богаты и отделаны золотом, лазурью и изразцами, при ней большой участок с деревьями и водоемами. Каждый день по приказанию сеньора в эту мечеть отправляют двадцать сваренных баранов в память душ отца и сына [Тамурбека], погребенных там. И как только посланники приехали в этот город [Кех], их привели в эту мечеть и сюда им принесли много мяса, фруктов и устроили пир, а когда они откушали, отвезли в большой дворец, где им предоставили помещение».

Это было подходящее место для начала жизненного пути Тимура. Здесь можно остановиться и послушать отдаленное эхо событий шестивековой давности, которое доносит мягкий осенний ветерок. Однако тут и там видны совершенно неожиданные картины, напоминающие о прошлом. Маленькие виноградники говорят, что хотя это исламская страна, люди все-таки не чураются радостей, которые приносит лоза, что возвращает нас к разгульным пирам самого Тимура.

Здесь в местами мягкой, но местами жестокой долине Кашкадарьи, где-то рядом с кирпичным столбом и миловидным мальчиком, причитающим об украденных дынях, легко представить себе ранние годы Тимура. Он вырос в гористой местности, научился всему, что положено знать степняку, без чего все его мечты о мировом господстве ничего бы не стоили. Вероятно, он постоянно держал в уме местную пословицу: «Только рука, умеющая держать меч, удержит скипетр».

Окруженный заснеженными вершинами гор Зарафшана, он должен был скакать бешеным галопом по промерзшим степям в сопровождении шайки друзей-разбойников, совершенствуя искусство верховой езды, представляя себе великие битвы, молниеносные удары по вражеским лагерям, героические победы и затяжные бегства. В этой плодородной долине, на тучных лугах, с которых очень легко попасть в предгорья, Тимур должен был научиться охотиться на медведей и оленей. Спустя полвека именно эти умения спасли его погибающую от голода армию во время одного из самых трудных походов против Золотой Орды, когда она шла по просторам сегодняшнего Казахстана и южным районам России.

Закаленный ледяными зимними ветрами и палящим летним зноем, молодой Тимур научился сражаться по обычаям долин, степей и гор. Он научился совершать внезапные ночные набеги, чтобы украсть овец у ничего не подозревающих пастухов, собирать вокруг себя самых отъявленных бандитов, постепенно завоевывая себе авторитет смелостью и удачными действиями. Таким образом он привлек к себе внимание старейшин племени.

Все хроники помалкивают о детстве Тимура [13]. Мы можем лишь представить себе все превратности жизни в степях в начале XIV века, когда миром правили племенные традиции и семейный уклад, бесконечную смену времен года и жестокую борьбу за выживание, непредсказуемые повороты судьбы, внезапные союзы и войны. Сам Тимур отнюдь не старался развеять мрак, окружающий его юные годы. Он лишь постоянно подчеркивал свое скромное происхождение, что еще больше оттеняло славу его последующих достижений. Предполагалось, что уже в раннем возрасте он проявил задатки выдающегося лидера. «В возрасте двенадцати лет я уверился, что у меня есть все знаки величия и мудрости, кто бы ни приходил ко мне, я всех встречал с надменностью и достоинством», — мог бы сказать он о себе.

Арабшах оставил нам еще одну зарисовку образа Тимура в юности, великолепную, но, скорее всего, несколько преувеличенную. Уже тогда он был прирожденным лидером. И снова значение этой зарисовки повышает откровенная враждебность Арабшаха к своему герою, ведь он менее всего желает превозносить качества Тимура.

вернуться

13

Самыми спорными описаниями жизни Тимура являются предположительно автобиографические «Мульзафат» (Воспоминания) и «Тузукат» (Установления). В начале XVII века они были обнаружены ученым по имени Абу Талиб ал-Хусейни, который представил их в персидском переводе могольскому императору Шах-Джахану в 1637 году. И «Воспоминания», и «Установления» до конца XIX века считались достоверными источниками. Майор Чарльз Стюарт, который в 1830 году перевел их для лондонского издания, говорил о «благородной простоте речи» и «ясном, незамутненном эготизме», из чего следует их очевидная подлинность. Последующие поколения ученых оказались более скептичными. Почему, если эти документы вышли из-под пера Тимура, его современники, вроде писателей Низам ад-дина Шами и Шараф ад-дина Али Язди, даже не упоминают о них? Почему оригинальный манускрипт, с которого был сделан перевод Хусейии, никто никогда не видел? Наконец, как могли столь важные хроники, которые Тимур, вероятно, написал для самовозвеличивания 232 года оставались никому не известны? Пока на эти вопросы не найдете удовлетворительного ответа, «Воспоминания» и «Установления» останутся не вполне достоверными источниками. Однако следует отметить, что Академия наук Узбекистана, которая в 1990-х годах получила приказ сделать все для возрождения культа Тимура, считает их безусловно подлинными. Прим. авт.