С наступлением весны прибыл большой арабский флот. Он вез продовольствие и снаряжение для пострадавшей армии, рассчитывая укрепить силы осаждающих. Однако удача отвернулась от них, и им не повезло и на этот раз. Арабы, остерегаясь «греческого огня», после разгрузки кораблей спрятали их у побережья Азии. К несчастью, несколько матросов-христиан из Египта перешли на сторону императора и выдали местоположение флота. Византийские корабли, вооруженные «греческим огнем», застали врасплох арабские суда и уничтожили их. Другая армия, высланная в качестве подкрепления из Сирии, попала в засаду и была в буквальном смысле изрублена в куски византийской пехотой. Тем временем Лев, неутомимо изобретавший все новые хитрости, вел переговоры с язычниками-болгарами. Он убедил их напасть на «неверных» близ стен города; в результате состоялось сражение, унесшее жизни двадцати двух тысяч арабов. 15 августа 718 года (то есть почти по прошествии года с момента прибытия) армии халифа сняли осаду и в беспорядке двинулись домой по суше и по морю. А когда изнуренные солдаты отступали через Анатолийское плато, судьба нанесла по «делу мусульман» еще один удар. Бури на Мраморном море уничтожили несколько кораблей, а остальные погибли в результате подводного извержения вулкана в Эгейском море. «Морская вода закипела, и когда смола, которой просмолены были корабли, растаяла, они потонули в глубинах вместе с командой и со всем, что было на них». Из громадного флота, отправившегося в плавание, лишь пять судов вернулось в Сирию, «дабы принести весть о могуществе Господа и делах его». Византия согнулась, но не погибла под натиском мусульман. Константинополь выстоял благодаря соединению технических инноваций, искусной дипломатии, талантам отдельных людей, мощным укреплениям — и явному везению: всему этому суждено было повториться бесконечное число раз на протяжении грядущих столетий. Неудивительно, что в подобных обстоятельствах византийцы объяснили происшедшее на свой лад: «Господь и Пресвятая Дева, Матерь Божия, защитили Город и империю христиан, и… тех, кто взывает ко Господу, поистине никогда Он не оставляет окончательно, пусть даже наказывая нас на краткое время за грехи наши».

Неудачная попытка мусульман захватить город в 717 году имела далеко идущие последствия. Гибель Константинополя открыла бы путь мусульманской экспансии в Европу, что коренным образом могло изменить все будущее Запада; этот вопрос остается одним из величайших «а что было бы, если» в истории. В результате победы Византии приостановился первый мощный натиск исламского джихада, достигший своей высшей точки пятнадцать лет спустя на противоположной стороне Средиземноморья, где силы мусульман потерпели поражение на берегах Луары, всего в ста пятидесяти милях к югу от Парижа [2].

Для самих мусульман поражение в Константинополе, молва о котором разнеслась очень далеко, стало в гораздо большей степени теологической, нежели военной проблемой. В течение первого столетия существования «истинной веры» мусульмане почти не имели оснований сомневаться в ее окончательной победе. Закон джихада диктовал необходимость завоеваний. Однако под стенами Константинополя ислам получил отпор от, так сказать, своего собственного зеркального отражения: христианство являлось соперником ислама, представляя собой монотеистическую религию, обладавшую таким же миссионерским духом и полную решимости увеличивать число новообращенных. Константинополь обозначил линию фронта в длительной борьбе между двумя во многом похожими представлениями об истине, сохранившуюся в течение нескольких столетий. Между тем исламским мыслителям пришлось признать фактическое изменение отношений между «пространством ислама» и «пространством войны». Окончательное завоевание немусульманского мира, по их мнению, откладывалось, возможно, до самого конца света. Некоторые знатоки законов говорили о третьем состоянии — «пространстве перемирия», чтобы выразить мысль об отсрочке окончательной победы. Эпоха джихада, казалось, закончилась.

Византия больше всех испытала на себе жестокость врагов, а Константинополь оказался для мусульман незаживающей раной и в то же время предметом страстного вожделения. Многие мученики погибли у его валов, и в их числе знаменосец Пророка Аюб в 669 году. Их гибель превращала Город в священное для ислама место и придавала мессианское значение планам его покорения. Осады Константинополя оставили богатое наследие в виде легенд и фольклора, передаваемое из поколения в поколение. Среди них был Хадис — собрание высказываний, приписывавшихся Мухаммеду. Он содержал в себе предсказание цикла, состоящего из поражения, смерти и окончательной победы, которые суждены воинам — поборникам истинной веры: «В джихаде против Константинополя одна треть мусульман даст победить себя (их Аллах не сможет простить); еще одна треть погибнет в бою, явив неведомый дотоле пример мученичества; последняя же треть одержит победу». Итак, борьбе предстояло затянуться надолго. Столь грандиозен был по масштабам своим конфликт между исламом и Византией, что, хотя мусульманские знамена не развевались у городских стен в последующие шестьсот пятьдесят лет — (промежуток, больший, нежели — отделяющий нас от 1453 года), — пророчество тем не менее утверждало — они возвратятся.

Константинополь построили на месте поселения, воздвигнутого на тысячелетие ранее легендарным греком Визой. С того момента, как он стал христианским городом, прошло четыреста лет, прежде чем отряды Масламы начали бродить по родным землям. Место, выбранное императором Константином для новой христианской столицы в 324 году н. э., обладало значительными преимуществами с точки зрения географического положения и рельефа местности. После того как в V веке построили стены со стороны суши, Город стал фактически неуязвим для штурма, до тех пор пока наиболее мощными осадными орудиями оставались катапульты. За внешней стеной, имевшей в длину двенадцать миль, возвышался Константинополь. Он стоял на расположенных рядами крутых холмах, обеспечивая защитникам естественные, господствующие над расстилавшимся вокруг морем позиции, тогда как узкая бухта Золотой Рог, действительно напоминающая по форме искривленный отросток оленьего рога, представляла собой безопасную гавань большой глубины. Единственным недостатком являлась бесплодная земля мыса, но эту проблему впоследствии решили византийские гидротехники с помощью продуманной системы акведуков и цистерн.

Место — уникальное, ведь располагалось оно на перекрестке торговых путей и маршрутах передвижения войск. За годы существования поселений, находившихся здесь в былые времена, возле них не раз звучали топот ног и плеск весел. Ясон и аргонавты проплывали мимо, желая получить бараньи шкуры у тех, кто промывал золото в устье Днепра [3]; персидский царь Дарий провел по мосту из лодок семьсот тысяч человек, дабы сразиться со скифами; римский поэт Овидий с тоской взирал на «громадный порог двух морей», следуя к местам своего изгнания на берегах Черного моря. Построенному близ этого перекрестка христианскому городу суждено было держать под контролем богатство обширных районов, расположенных в глубине от прибрежной полосы. С востока через Босфор проникали богатства Центральной Азии, оседая в главном городе империи: золото варваров, мех и рабы из России, икра с Черного моря, воск и соль, пряности, слоновая кость, янтарь и жемчуг из отдаленных районов Востока. На юге сухопутные дороги вели к городам Ближнего Востока — Дамаску, Алеппо и Багдаду; на западе же морские маршруты через Дарданеллы открывают дорогу ко всему Средиземноморью: пути к Египту и дельте Нила, богатым островам — Сицилии и Криту, Апеннинскому полуострову и всему, что находится за Гибралтарским проливом. Под рукой были строевой лес, известняк и мрамор для возведения громадного города и все необходимое для обеспечения его существования. Удивительные течения Босфора приносили богатый сезонный улов рыбы, тогда как поля европейской Фракии и плодородные долины Анатолийского плато в изобилии давали оливковое масло, зерно и вино.