Эта диаспора конверсос быстро распространилась по всему миру. Инквизиция и принудительное обращение в христианство создавали угрозу в Иберии. Но существовали другие места, в которых следовало искать убежище. При взгляде на восток обнаруживали: в Гоа, на Цейлоне и в Индии к 1520 г. имелось много конверсос [399].

В Америке эта история повторялось. К 1550 г. приблизительно один из пяти европейцев в этих краях был конверсо [400]. К 1570 г. численность конверсос в два раза превышала численность христиан в Перу [401], а в Бразилии количество таких людей оказалось настолько огромным, что они занимали многие официальные посты, несмотря за королевские запреты [402].

Одного конверсо из влиятельной семьи Абоаб [403], Франсиско де Виториа, даже возвели в 1581 г. в сан епископа Тукуманского в Аргентине. Надо сказать, конверсос были хорошо представлены в испанской церкви в Америке [404]. Так превратилась в посмешище предполагаемая ересь, за которую их преследовали в Португалии и в Испании.

Хотелось бы рассматривать бегство конверсос за Атлантический океан как романический эпизод истории. Но он стал брутальным. В бассейне Карибского моря силы, сопровождавшие реконкисту Испании и введение инквизиции, оказались направленными на новый объект — американских индейцев. Карибских женщин, как правило, насиловали заморские пришельцы, пока мужчин заставляли добывать золото в рудниках. Новорожденных детей вырывали из материнских рук. Их убивали, бросая на камни, выкидывали собакам на съеденье. Мужчины со связанными ногами и руками лежали под кроватями, на которых спали испанцы с индейскими женщинами. Американским индейцам часто калечили руки, носы, языки и грудь, а порой просто отсекали их [405].

Одним из основных чувств, проходящих через всю историю, является страх. Это замалчивают исторические документы и источники. Только немногие оказались настолько отважными, чтобы писать о страхе.

Но все-таки преследования и гонения имеют тенденцию возникать из множества различных потоков страха. Конверсос предавали инквизиции и вынужденно обращали в христианство. В Новом Свете опасности, подстерегавшие их в Иберии, оказалось возможным перенести на других. Оказавшись «белыми» в обществе, где преследования стали носить расистский характер, преследуемые смогли эмансипироваться.

Пока это новое направление расширялось, оно обусловило сокращение преследований конверсос. Как гуманно, что они смогли бежать в такое место, где для агрессии уже существовали объекты — более приспособленные в качестве мишени, чем они сами [406].

Возможно, вызывало беспокойство лишь понимание того, что и агрессия, которая нашла выход в инквизиции, и внезапная экспансия империи в Америку стали двумя сторонами одной и той же медали.

Подобные подводные течения определяли поведение португальских конверсос — например, Дуарте де Лэана и его юного племянника. Приключения Луиша де Карвайала, вероятно, являются типичными для многих выкрестов, которым удалось спастись таким необычным способом. При наличии целой армии еретиков, которых, по представлениям властей Португалии, среди конверсо было подавляющее большинство, а также инквизиции, введенной сосем недавно, трудно представить, что организацию преследования экспортируют в какое-нибудь столь отдаленное место, как остова Кабо-Верде.

Безусловно, для них все складывалось благополучно. Дуарте де Лэан, контролируя многие административные посты в Рибейра-Гранди, постарался держать лгунов-доносчиков подальше, чтобы Луиш наконец-то смог приступить к восстановлению своей жизни, своего детства. Здесь мальчик мог не опасаться преследования, расти и развиваться в надежных и безопасных условиях. Страх больше не должен становиться главным рефлексом. Таков, во всяком случае, был первоначальный план.

Однако более внимательное отношение могло легко лишить Луиша ощущения безопасности. Гавань Рибейра-Гранди была узкой, защищенной горами с востока. В ясный день с якорных стоянок открывался вид на вершину Фого на соседнем острове. Это конус действующего вулкана, возвышающийся подобного огнедышащему древнему Богу, если судить по периодическим извержениям. Временами тучи пепла, плывущие с Фого за океан, затмевали яркое тропическое солнце. Огнем и мраком вулкан предвещал всю серьезность последствий…

Острова Кабо-Верде в 1548 г. находились на вершине своего богатства. В Рибейра-Гранди имелось 500 хозяйств, многие дома строили из камня и красили в белый цвет в португальском стиле [407]. В условиях развивающегося заселения Нового Света потребность в рабах постоянно увеличивалась. А большинство работорговых кораблей приходило на Кабо-Верде. Из 252 судов, легально экспортировавших рабов за Атлантический океан в период с 1544 по 1550 гг., 247 шли через эти острова [408]. Рабов привозили с холодных нагорий острова Сантьягу, где их обучали основам христианства на виллах богатых хозяев [409], а потом продавали на площади Позорного Столба в Рибейра-Гранди [410].

Свободные чернокожие на лодках транспортировали несчастных в тюрьмы на борту океанских кораблей, ожидающих невольников. Здесь часто размещали женщин на палубе, а мужчин в трюмах, чтобы женщины не подстрекали мужчин к мятежу [411].

В наши дни трудно представить подобную историю. Порт Рибейра-Гранди известен как Сидаде-Вьелья — Старый Город. Он представляет собой сонную деревню с песчаным побережьем и песчаными улицами, поднимающимися в горную долину. Река, на которой с самого начала возникло поселение, пересохла, но в долине, расположенной ниже охристого цвета пустыни, остались зеленые оазисы. Собор лежит в руинах, заполненных археологами из ближней современной столицы, Праи. Но рабский позорный столб сохранился на площади, спускающейся к побережью. Это воспоминание о былом и напоминание о мире, известном Луишу.

Опыт, приобретенный мальчиком в Лиссабоне, подготовил его к тому, что он увидел в Рибейра-Гранди после прибытия [412]. Но если африканцев в Лиссабоне было явное меньшинство, то на островах Кабо-Верде в значительном меньшинстве оказались европейцы.

Большинство людей восприняли африканские обычаи. Португальские поселенцы предпочитали жениться на местных женщинах [413].

Некоторые владельцы отсылали своих рабов из города во внутреннюю часть острова по долине, где располагались рощи апельсиновых, лаймовых, лимонных и финиковых деревьев [414]. Рабы направлялись к пересохшему плато, возвышающемуся перед горами с заоблачными вершинами. Здесь они ловили обезьян, которых учили танцевать и выполнять различные фокусы. Итальянец Карлетти заметил: «Мне доводилось видеть, как обезьян научили стоять на углу стола, за которым обедали люди. В руке каждой из них была свеча, предназначенная для освещения зала. Они демонстрировали чрезвычайную ловкость, не позволяя растопленному воску капать на стол» [415].

Как в Лиссабоне, роль, выпавшая на долю Луиша в Рибейра-Гранди, оказалась связанной с торговлей людьми. По мере взросления мальчика круг его обязанностей расширялся. Дома так называемой фактории располагались рядом с позорным столбом на площади. Здесь, так как он уже прошел курс обучения, став бухгалтером и казначеем, работа Луиша сводилась к отслеживания уплаты соответствующего налога на купцов, отправляющих рабов через Атлантику.