Бородатый, не долго думая, кинулся вперед и обхватил колени Алексея.

— Подожди, мужик, ты чего? — продолжал, как заведенный, повторять он. — Ты сдурел, что ли, мужик?

Алексей несколько раз взбрыкнул и наконец добился своего. Стесанный каблук угодил в плоское лицо бородатого меж раскосых, утонувших в опухших веках глаз, как раз в расплющенную переносицу. Незваный спаситель отпрянул, завопил и спрятал разбитое лицо в мосластых ладонях. Его широкая короткая фигура закрывала собой весь проход, и широкоплечие молодцы на мгновение растерялись. Они видели, что ноги беглеца выскальзывают в окно, исчезают на глазах. Наконец тот, что носил позывной Двойка, рванулся вперед, сгреб толстяка за шиворот и вышвырнул в тамбур, как бесполезную, вышедшую из строя вещь. Бородач ударился о стенку, голова его мотнулась, словно капустный кочан, и гулко брякнулась о стальную дверцу распределительного щита, на которой красовалась табличка «Осторожно! Опасно для жизни!». Продолжая поскуливать, толстяк сполз на пол.

А преследователи уже втиснули, впихнули свои квадратные тела в крохотный сортир, выдавив из него воздух, ветер, все, кроме стального унитаза и болтающегося в оконном проеме темно-коричневого башмака. Один из них взмахнул рукой, намереваясь поймать ногу Алексея, но именно в этот момент стоптанный ботинок исчез в темноте.

Алексей повис на руках. Левое плечо словно пригвоздили к борту электрички стальным раскаленным штырем. Он отлично осознавал, что ему не провисеть долго — максимум десять секунд, — посмотрел влево и увидел метрах в двадцати пяти надвигающуюся железную оградку платформы. И закричал, потому что понял: еще две секунды, и его размажет по стальным перилам. Ветер забил ему в рот морозный кляп, наотмашь хлестнул по щекам мокрой ледяной ладонью, приводя в чувство. Захлебнувшись криком, Алексей подтянул ноги и прижал колени к груди.

В это время голова одного из преследователей появилась над срезом рамы. Парень ухмылялся. В руке он держал что-то похожее на рукоять ножа. Окно туалета проскочило стальное заграждение, Алексей почувствовал, как обтянутый пластиком поручень скользнул по пояснице, а в следующее мгновение невероятная сила рванула его назад и вниз. Пальцы вдруг сами собой оторвались от рамы, платформа уплыла за спину, а вместе с ней и весь мир, наполненный светом фонарей, повалился вниз. Алексей сообразил, что переворачивается в воздухе и приземляется на правое плечо. Закрутило кубарем, он покатился, будто бильярдный шар, растопырив пальцы, скользя ладонями по шершавому, как наждачка, снегу. Что-то горячо коснулось лица, прошло от скулы к правому уху, а мгновением позже послышался странный звонкий щелчок. Тело прошила острая боль. Возникшая в желудке тошнота рванулась к горлу, и Алексей подумал, что его сейчас, пожалуй, вывернет. Он успел заметить на перроне повернувшихся к нему и раскрывших от удивления рты людей, успел сообразить, что электричка уже останавливается и убийцы вот-вот выскочат из вагонов и рванутся к нему.

Перевернувшись на живот, он поднялся. Сделать это оказалось непросто. Ох как непросто. Затем он увидел болтающийся на перилах заграждения кусок старого дедовского пальто. «Вон оно что, — промелькнуло в голове. — Зацепился, значит, все-таки полой за перила…»

Алексей поднял руку и коснулся длинного пореза на лице, начинающегося сантиметром ниже правого глаза, рассекающего всю щеку и правое ухо пополам. Это не был след от пистолетной пули, да и выстрела он не слышал. Алексей оглянулся и увидел примерно в метре от себя торчащую из бетонной платформы узкую полосу металла, похожую на лезвие перочинного ножа. Он быстро наклонился, схватился за нее и принялся дергать из стороны в сторону, пытаясь извлечь из бетона. Металл тускло отливал сизым.

«Стреляющий нож? — подумалось без удивления. — Кто же эти ребята, черт их побери?»

Еще два рывка, и лезвие осталось у него в руках. Сунув клинок в карман пальто, Алексей побежал. Электричка катилась все медленнее. Секунд через десять-пятнадцать она остановится полностью.

Убийцы, стоящие в тамбуре третьего вагона, достали из-под пальто рации. Второй нажал на клавишу передачи и быстро сообщил:

— Первый, я — Двойка, как слышите?

— Слышим хорошо, Второй, — мгновенно ожил динамик. Создавалось ощущение, что Сулимо постоянно держал передатчик у рта. — Что у вас? Какие новости?

Широкоплечий молодчик вновь нажал на клавишу передачи:

— Он здесь. Только что выскочил из электрички на платформу. Бежит к хвосту состава.

— Понял, Второй. Молодцы. Передам остальным. Отбой.

Преследователь сунул рацию за отворот пальто и оглянулся. Кроме него, в тамбуре стояли еще человек шесть, если не считать валяющегося на полу бородача, все еще утирающего с густых усов сочащуюся из носа кровь и тяжело всхлипывающего.

Напарник Второго казался абсолютно невозмутимым. Он не обращал внимания на пассажиров столь же демонстративно, как не обращают внимания глубоко обиженные люди на своих обидчиков. Второй мягко улыбнулся, достал из кармана безликую красную книжицу и помахал ею в воздухе.

— Все в порядке, товарищи, — торопливо, но спокойно и уверенно возвестил он. — Мы из уголовного розыска.

На лицах пассажиров отразилось облегчение. Двойка еще несколько секунд смотрел на них, а потом отвернулся, убирая «липовые» корочки в карман рубашки. «Ничего, теперь дома за ужином они смогут рассказать, что видели, как оперативники ловят бандита», — подумал он, но мысль эта не вызвала прилива энтузиазма. Как бы там ни было, а им необходимо отследить беглеца, не упустить его в базарной суматохе провинциальной круговерти.

Пассажиры за спиной тихо перешептывались.

Алексей перевалился через ограждение, попытался встать на кромку платформы, но ботинки соскользнули, и он снова упал в снег. Благо тут было невысоко. Перевернувшись через голову, Алексей вскочил. Сейчас у него не было времени на то, чтобы распускать нюни и плакаться, как ему больно.

С противоположной стороны к станции подходила встречная электричка. То и дело спотыкаясь, Алексей перелетел по деревянным мосткам через пути, вскарабкался на невысокую насыпь и оказался на узенькой асфальтовой дорожке. Прямо перед ним топорщился голый кустарник, за которым виднелись двух-трехэтажные строения, по виду напоминающие клуб и почту. Налево дорожка уползала во тьму, а справа, метрах в двадцати пяти, яркими огнями разливалась пристанционная площадь. К ней-то и зашагал Алексей, стараясь не бежать и дышать глубоко и ровно, чтобы угомонить истерически колотящееся сердце и заставить снова задремать бушующего в раненом плече кровожадного хищника.

Из темноты вынырнуло здание станции, за ним — стеклянное новенькое строение, над которым светились буквы «АВТОВОКЗАЛ», плавно перетекающее во что-то убогое, непонятно-дощатое, напоминающее привокзальные рестораны эпохи первой «оттепели»; затем — вереница коммерческих ларьков с неизменным ассортиментом пузатых водочных бутылок, поддельных американских сигарет и настоящих «Сникерсов» и «Марсов»; затем — автобусный парк с четырьмя томящимися в сетчато-рабицевом загоне львовскими лайнерами. Чешуйчато-металлическое ограждение парка обрывал четырехрядный проспект, вероятно, главная улица городка. Все те же неизменные хвастливые фонари и несколько рыжих четырнадцатиэтажных башен, снисходительно поглядывающих на подобные чирьям одно-двухэтажные домики, утопающие во мраке. Башни эти, наперекор мнению архитекторов, не придавали городку респектабельного вида, а напротив, подчеркивали его убогость. Слева Алексей увидел щит местного Дома культуры, абсолютно голый, без намека на какие-либо предлагаемые мероприятия, затем — возведенное, должно быть, сразу после революции здание почты, телеграфа и междугородных телефонов-автоматов, и еще пару строений, назначение которых вряд ли можно было установить без тщательной разведки.

У автовокзала и станции гужевался народ: припозднившиеся пассажиры, заносчивый молодняк, поглядывающий вокруг с неизменным вызовом и снисходительностью; бабульки, приторговывающие магазинным майонезом, воблой, вареной, зеленоватой от рождения «Молочной» колбасой и домашними пирожками с мясом, в которых мяса отчего-то слишком много — не по бабулькиным доходам. Здесь же, у станции, были припаркованы самые разномастные машины, начиная от задрипанного «Москвича-412» с красующимся на переднем крыле пятном ржавчины и заканчивая вполне респектабельным «Мерседесом» трехсотой серии.