Однако события, последовавшие одно за другим, приводят к неизбежному столкновению с управлением. Колби будет считаться одним из самых противоречивых его директоров и окажется глубоко замешанным в самых темных историях, какие знало ЦРУ.
Его пребывание на посту директора начинается к тому же неудачно. 2 октября 1973 года началась война на Ближнем Востоке: египетские и сирийские войска внезапно атаковали Израиль. ЦРУ не смогло предсказать ни эту войну, в которую угрожает вмешаться СССР, ни то, что этот кризис повлечет замораживание поставок арабской нефти западным странам. Аналитики в Лэнгли даже не рассматривали возможный нефтяной шок.
К тому же накануне конфликта ЦРУ даже направило в Белый дом доклад, в котором подобная война считалась маловероятной. ЦРУ справедливо считает, что расклад сил в регионе на стороне Израиля. Но оно не учло действительных мотивов арабских руководителей. Они предпочитают риск военного поражения достижению политических целей: победа не военная, а символическая. Это то, что ЦРУ было трудно вообразить.
Как и в случае Пёрл-Харбора и других последовавших провалов, спецслужбы оказались в плену «зеркального эффекта». Они были застигнуты врасплох, так как считали, что иностранные правительства рассуждают также, как американцы. Той же осенью 1973 года газета New York Timesсообщает, что ЦРУ проводило операции в Чили, целью которых было свержение Сальвадора Альенде. Дополнительное обвинение в адрес Никсона, президента-краснобая… Но Хелмс также, оказывается, был причастен. Действительно, за несколько месяцев до этого его спрашивали в конгрессе: «Пыталось ли ЦРУ свергнуть правительство Чили?» — «Нет», — отвечал он. «Снабжали ли вы деньгами противников Альенде?» — «Нет», — снова заявил он.
Колби приказывает провести в ЦРУ внутреннее расследование. Собранные материалы показывают ясно, что Хелмс лгал конгрессу и причем неоднократно. Ему угрожает судебное разбирательство. Колби оказывается перед трудным выбором: защитить ли своего друга, покровителя и бывшего шефа или соблюсти законность и играть честно.
Он выбирает второй вариант, который приводит к процессу над Хелмсом. В своих мемуарах Хелмс объясняет, что он лгал конгрессу по приказам Никсона. Он хотел также защитить институт президентства от нового унижения. Но именно он чувствует себя униженным в настоящее время и рассматривает вызов в суд как жестокую несправедливость.
Хелмса приговорили (уникальный случай в истории ЦРУ) к двум годам тюремного заключения условно и штрафу в две тысячи долларов. На выходе из суда офицеры ЦРУ встретили его аплодисментами. Они приглашают его на обед и вручают ему две тысячи долларов. Сумма для Хелмса незначительная, и он в ней не нуждается. Но эти деньги имеют символическую ценность. Они были собраны внутри управления и таким образом выражают солидарность сотрудников, так как его осуждение — это также и их репутация.
Хелмс и ЦРУ никогда не простят предательства Колби и того, что он позволил раскрыть некоторые из их операций.
Но это еще не было концом их сюрпризов… и огорчений, так как американская пресса продолжала нападать на ЦРУ. С июня по декабрь 1974 года только газета «Нью-Йорк таймс» публикует не менее двухсот статей о ЦРУ.
Но 22 декабря 1974 года одна статья привлекает внимание всей Америки. Она подписана Сеймуром Хершем, лауреатом Пулицеровекой премии за его расследования военных преступлений во Вьетнаме. С этого момента и в последовавшие годы Херш станет для ТТРУ Немезидой — греческой богиней возмездия, той, «которая воздает по заслугам». Для ЦРУ он станет тем, кто разжег грандиозный скандал…
Заголовок статьи: «Важные операции ЦРУ в Соединенных Штатах против движений пацифистов и других диссидентов во времена Никсона». Херш начинает так: «Согласно хорошо информированным источникам в правительстве Центральное разведывательное управление в нарушение своего устава проводило масштабные и незаконные разведывательные операции на американской территории во время правления Никсона против движений пацифистов и других активистов в США».
Более того, те же источники сообщили о существовании «фамильных драгоценностей» ЦРУ — это кодовое название того черного списка, который был составлен Шлезингером в предыдущем году. Утечка этой информации произошла, естественно, в «Нью-Йорк таймс».
Так операция «Хаос» стала достоянием американцев. Национальная пресса включилась в расследование. Все только и говорят об этом. К сожалению, оправдываются опасения, высказывавшиеся в 1947 году, когда принимался закон о национальной безопасности: ЦРУ может превратиться в своего рода тайную политическую полицию и составит угрозу гражданским свободам. Возник с новой силой призрак гестапо американского типа.
Колби через 48 часов подтверждает обвинения газеты «Нью-Йорк таймс». Он объявляет также об отставке Джеймса Джесуса Энглтона, шефа службы контрразведки ЦРУ, который руководил операцией «Хаос» и чье имя упоминалось в статье Херша.
Хелмс обращается к Колби: «Кто эти знаменитые «хорошо информированные источники в правительстве?»» — «Это я рассказал Хершу», — слышит он в ответ. Хелмс не верит своим ушам… Какая муха укусила директора ЦРУ? Несмотря на позор в деле Чили, он всегда проявлял сдержанность и особенно ответственность, как настоящий профессионал.
Есть ряд гипотез для объяснения поступка Колби. Одна из них описывает его как истинного христианина. Человека, убежденного, что ЦРУ не должно быть службой…. секретной. Что это за шпион, который готов поделиться с журналистами всеми известными ему сведениями?!
Согласно второй гипотезе, Колби действительно был настолько травмирован ужасами вьетнамской войны и, в частности, теми, за которые он отвечал в рамках программы «Феникс», что им овладело неудержимое желание очистить совесть.
И наконец, третья гипотеза заходит слишком далеко, вплоть до утверждения, что Колби был «кротом», действовавшим по приказам КГБ.
Ни одна из этих трех гипотез не нашла подтверждения.
В автобиографии Колби рассказывает, что ему позвонил Херш, очень обеспокоенный своими расследованиями нелегальных действий ЦРУ — самыми важными за его карьеру, уточнил журналист директору управления. Колби согласился ответить на его вопросы, так как это был тот же самый журналист, который проявлял ранее лояльность и готовность к сотрудничеству. Так, он сдержал данное обещание не разглашать сведения об операции по поднятию советской атомной подводной лодки, лежавшей на дне Тихого океана на глубине пять тысяч метров, осуществленной при финансовой поддержке миллиардера Ховарда Хьюса. Колби объясняет, что он вновь рассчитывал на лояльность журналиста… До того как раскрыть ему детали операции «Хаос», Колби по другому поводу уже упоминал о слежке за американскими антивоенными активистами. Он добавляет, наконец, что и не предполагал, к каким «драматическим последствиям» это приведет.
Создается впечатление, что Колби не говорит здесь всей правды… Некоторые моменты позволяют считать, что он имел твердое намерение предать гласности операцию «Хаос» тем или иным способом. Действительно, не поставив в известность Белый дом, он по своей инициативе информирует о ней поочередно четырех конгрессменов и даже министра юстиции. Убедившись, что это не дает результата, он тогда решается рассказать Хершу об этой операции.
В поддержку этой гипотезы говорит то, что всего через несколько часов после публикации статьи в газете «Нью-Йорк таймс» Колби передаст президенту полное резюме «фамильных драгоценностей» ЦРУ. Невозможно подготовить такой документ в столь сжатые сроки. Всё говорит о том, что он был уже написан… Колби был готов к возмущению со стороны Белого дома, так же как и к последствиям раскрытия операции «Хаос». Чего он, возможно, не предвидел, так это их размаха и тяжести обвинений, обрушившихся на Лэнгли.
Однако остается вопрос: почему Колби порвал с традиционным молчанием ЦРУ — кредо секретных служб? Разглашая спорные действия ЦРУ, он, несомненно, искренне хотел очистить ЦРУ от старых грехов и надеялся, что управление после этого встанет на верный путь. Следовало покончить со шпионажем внутри страны, начатым президентами Джонсоном и Никсоном. Вслед за «Уотергейтом» эти действия представляли собой бомбу замедленного действия, которую пресса взорвала бы рано или поздно.