В новых покоях в середине века имелись «серебряная судейская чернилица, печать канцелярская, зерцало деревянное вызолоченное, часы стенные медные, ветхие с корпусом, зеркало в рамах, портрет блаженныя и вечно достойныя памяти государыни императрицы Елисаветы Петровны» – эту обстановку зафиксировал документ 1763 года. Здесь же находились «святые образа и церковные книги и ризы церковные, покупанные некоторые на казенные, а большею частию на колодничьи деньги по их желаниям». [159]

Спустя 20 с лишним лет контора снова сменила адрес: в 1774 году для проведения особо важного следствия над Емельяном Пугачевым и его ближайшими соратниками Тайной экспедиции были предоставлены старые палаты рязанского архиерейского подворья. После окончания дела дом на Мясницкой так и остался за московским филиалом до упразднения ведомства. 14 мая 1801 года генерал-прокурор А. А. Беклешов сообщил московскому военному губернатору И. П. Салтыкову: «Его императорское величество высочайше указав состоящий под бывшею в Москве Тайною экспедицией дом, что был до этого Рязанское подворье, отдать в ведомство приказа общественного призрения». Но даже после передачи площадей здесь еще некоторое время жили прежние начальники и сторожа экспедиции. В 1819 году подворье стало домом Библейского общества, а затем опять поступило в духовное ведомство, и в него перевели Московскую духовную консисторию, ранее располагавшуюся в Чудовом монастыре в Кремле.

При переселении на Мясницкую сыскное ведомство сохранило и «острог» в селе Преображенском. В декабре 1761 года А. И. Шувалов просил у Сената 5 195 рублей на его ремонт – но, кажется, так их и не получил: накануне смерти императрицы Елизаветы высших чиновников империи волновали другие проблемы, а потом вопрос и вовсе стал неактуальным в связи с упразднением Тайной канцелярии. В 1763 году Сенатская контора в Москве предложила «строения» Тайной конторы продать с торгов, но Екатерина II рассудила, что они «впредь для содержания колодников нужны быть могут». В результате комплекс зданий конторы и острога с десятью «большими» и девятью «малыми» казармами и караульней, «каменной архивой» и «ветхой избой» для служителей так и остался во владении нового сыскного ведомства.

Однако в 1780 году начальство Тайной экспедиции вновь заинтересовалось прежним владением и выяснило, что к тому времени деревянные постройки уже основательно подгнили и срочно требовали ремонта. По указанию московского главнокомандующего генерал-аншефа В. М. Долгорукова инспектор Каменного приказа инженер-капитан Михаил Мажиров составил план строений. Из него следует, что внутри обнесенного «стоячим палисадом» квадратного острога имелись две деревянные «номерные казармы» для узников и деревянный же корпус для персонала Тайной конторы; в центре острога стояла каменная «палатка», в которой так и хранился архив, поскольку в 1762 году сенатские чиновники отказались его принять по недостатку места. К счастью для историков, бумаги не пострадали – «палатка» стояла «в твердости»; однако ее крыша также требовала починки. Была составлена смета на ремонт – всего 622 рубля. Но к тому времени Тайная контора уже располагала вместительным Рязанским подворьем, и князь В. М. Долгоруков счел за благо перевести архив туда, а деревянные постройки в Преображенском продать на слом, поскольку в них «нужды предвидится тем менее, что ныне по благости Господней настоит спокойствие и тишина». [160]

После ликвидации Московской конторы Тайной экспедиции одно из принадлежавших ей строений на Мясницкой улице – трехэтажный дом рядом со зданием консистории – было передано под квартиры чиновников. В начале прошлого века бывший «дом ужасов» решили снести. Там уже не сохранилось пыточное оборудование, но в помещениях остались вбитые в стену кольца и крючья. Бытописатель Москвы Владимир Гиляровский передает со слов очевидца забавную деталь: в одной из комнат, где якобы в старину присутствовал при пытках сам Шешковский, постоялец использовал в качестве посудного шкафа глубокую нишу (аршин в глубину, полтора в ширину и два с небольшим аршина в высоту), представлявшую собой не что иное, как закрывавшийся железной дверью «каменный мешок», в который стоймя помещали преступников.

Доходы и расходы

Государство не слишком щедро финансировало деятельность одного из своих важнейших учреждений. Попробуем, насколько это возможно, составить представление о бюджете Тайной канцелярии.

На какие средства жили служащие грозного ведомства? Только старшие чиновники – секретари и обер-секретари – получали более или менее приличные деньги (порядка 500–600 рублей в год, а наиболее заслуженные, как упоминавшийся Николай Хрущов, и больше), сопоставимые с окладом армейского полковника. Годовое жалованье протоколиста во второй четверти XVIII века составляло 200–300 рублей. Рядовые канцеляристы получали, в зависимости от чина и стажа, от 80 до 150 рублей; подканцеляристы – 30–80 рублей, а копиисты – еще меньше.

Штаты и оклады служащих Тайной канцелярии и ее конторы в 1753 году согласно «ведомости, коликое число в Москве в Тайной канцелярии, тако ж и в Санкт-Питербурге в Тайной конторе (в это время в связи с приездом императрицы в Москву Тайной канцелярией стало называться московское отделение, а петербургское – наоборот, Тайной конторой. – И. К., Е. Н.) канцелярских и нижних чинов служителей имеется, и почему каждый в год жалованья получает», [161]выглядели следующим образом:

Можно отметить, что служащим Тайной канцелярии платили несколько больше, чем их коллегам из других учреждений: там канцеляристы получали от 70 до 120 рублей в год; разброс в жалованье самой массовой категории чиновников – копиистов – был от высшего из указанных в переписи 1737 года (90 рублей) до низшего (15 рублей); последнее сопоставимо с оплатой труда мастеровых, которым по причине ее недостаточности полагался еще натуральный паек. [162]

Но дело в том, что в других конторах и канцеляриях были широко распространены относительно безгрешные «акциденции» (выплаты и подношения чиновникам за написание прошений, оформление бумаг или ускорение их оборота без подлогов и каких-либо иных нарушений закона), не говоря уже о «наглых» хищениях и более сложных комбинациях с казенными деньгами; это являлось своеобразной компенсацией низкого социального статуса и убогого материального положения. Служащие Тайной канцелярии таких прибыльных статей не имели, а потому проигрывали в доходах собратьям-чиновникам на более «хлебных» местах.

Но и эти честные деньги надо было еще вовремя получить. Жалованье выплачивали трижды в год («по третям») – в январе, мае и сентябре; но при Петре I и в первые годы после его смерти состояние финансов было плачевным, и деньги редко платили вовремя, а то и вообще не выдавали. Исключение не делалось даже для опоры режима – гвардии и Тайной канцелярии. В сентябре 1724 года П. А. Толстой и А. И. Ушаков просили выдать их подчиненным хотя бы по 50 рублей, ибо они служат «безленостно», но впали во «всеконечную скудость» и «весьма гладом тают», поскольку не видели жалованья уже полтора года. [163]

До нас дошли также просьбы канцеляристов в вышестоящие инстанции о выдаче им жалованья за треть или за две трети года «для их сущей бедности и пропитания». Порой перевод из Москвы в Петербург ставил чиновника в трудное финансовое положение. Подканцелярист Петр Иванов в 1751 году осмелился доложить прямо А. И. Шувалову (без уведомления своего начальства, то есть с нарушением служебного порядка), что он «пришел в несостояние своего здоровья», «за неполучением на майскую треть сего году жалования» занял 30 рублей «на пропитание» своего немалого семейства – жены и троих детей. Иванов слезно просил не переводить его из Москвы, поскольку он не сможет тогда расплатиться с долгами из годового жалованья в 40 рублей. Но начальство просьбу не уважило, и подканцелярист отправился в путь; правда, задержанное жалованье ему все-таки выдали. [164]