Но почему тогда с 1001 года Берта перестала быть его женой? Он все еще любил ее и доказывал это на деле. Проявление религиозной щепетильности было бы слишком запоздалым. Истинной, или наиболее вероятной, причиной может быть вопрос о престолонаследии: за четыре года Берта не смогла подарить королю наследника французского престола. Едва родившаяся династия могла угаснуть. У соперников-каролингов не осталось ни одного серьезного претендента на корону. После смерти Роберта в королевстве неминуемо и надолго воцарился бы хаос. Если это действительно было мотивом его действий, то долгая и славная история Франции под властью Капетингов многим обязана Роберту.    

Короче, молодой король, которому даже не пришлось аннулировать второй брак, заключил третий. Он женился на Констанции, дочери Гильома I, графа Арльского. Выше мы видели, какой тон она задала при французском дворе и сколь скандальным это показалось Раулю Глаберу, а также другим, более влиятельным монахам. Южане из ее свиты вели, судя по всему, приятный и свободный образ жизни. Если это и недостаток, то он не был единственным. Констанция оказалась сварливой и властной женщиной. В дальнейшем ее поведение в отношении сыновей, которых она родила королю, показало, насколько она была помешана на власти [209]. Покуда же она каждодневно доводила своего супруга до исступления.    

Единственным утешением для Роберта была возможность беседовать о его дорогой Берте со своим родственником Гуго де Бовэ, который, будучи связан с домом Блуа, приходился родственником также и ей. Констанция, двоюродная сестра Фулька Нерра, была заклятым врагом этого дома. Суровый граф Анжу поддержал в этой ссоре королеву. Он стал действовать без околичностей: подослал убийц к Гуго Бовэ, когда тот охотился вместе с королем. Ужасный скандал. Королевская ассамблея признала инициатора этого злодеяния достойным высшей меры наказания. Естественно, Фульк при этом не присутствовал. Епископ Фульберт Шартрский постарался более или менее замять скандал. Однако Эд II, сын Берты, и Эд I Шартрский, несомненно подстрекаемые королем, возобновили давнюю войну, которую их род вел против Анжерского графа. Война внезапно прекратилась в 1010 году, когда Фульк, возможно, раскаиваясь в своих злодеяниях, предпринял второе паломничество в Святую Землю.    

В тот же год Роберт также совершил путешествие. Он отправился в Рим. Берта его сопровождала. Он должен был принести извинения папе Иоанну XVIII, чьему авторитету было нанесено серьезное оскорбление на синоде, проходившем в присутствии короля в Орлеане. Он был готов любыми способами возместить нанесенный ущерб, а взамен, понятно, надеялся получить разрешение отослать от себя Констанцию и вернуть Берту.    

Таким образом, у этой любви была долгая жизнь. Это тем более удивительно, что Берте, которая родилась около 964 года, было уже далеко за сорок. Следует думать, что женщины того времени не всегда старились столь преждевременно, как это утверждают некоторые. Конечно, существует также сердечная привязанность, и, как бы то ни было, Роберт может служить в этом отношении добрым примером, что делает честь его характеру. К сожалению, нет возможности узнать, в какой степени на его чувства отвечала Берта. Ведь у нее, кроме любви, могли быть и другие причины: она могла хотеть остаться или вновь стать королевой Франции.    

Тем временем Констанция ожидала известий в замке Тейль, близ Санса, вместе со своим младшим сыном Гуго. В беспокойстве она не находила себе места, но однажды ночью ей явился во сне святой Савиниан, первый архиепископ Санса, и утешил ее. Следующим вечером прискакал посланник и объявил о возвращении короля. Поездка в Рим не принесла ожидаемых результатов.    Летописец, описавший этот эпизод, заключил его такими словами: «С тех пор король полюбил Констанцию». Скажем, что он сделал вид, будто это так.    

Милосердие короля Роберта    

Роберт Благочестивый — это единственный король, и вообще единственный из живших в 1000 году людей, о чьих любовных делах нам известно хоть что-то. Мы также лучше, чем кого-либо, можем представить его в повседневной жизни. Эльго, тот монах из Флёри или из монастыря святого Бенедикта на Луаре, с которым мы уже раз или два встречались в нашем рассказе, долго жил среди его ближайшего окружения и оставил о нем книгу, куда более богатую конкретными описаниями, чем все остальные источники того времени. Именно потому, что он стремился восславить его «святые добродетели», оставляя «историкам» заботу об описании «его светских битв, его побед над врагами и земель, которые он завоевал благодаря своей доблести и искусству», Эльго сумел показать нам этого короля в его повседневной человеческой жизни.    

Сразу оговоримся, что Роберт не был типичным властителем своей эпохи. Во-первых, его благочестие было исключительным. Еще более исключительными были его любовь к активному участию в литургии, к пению у аналоя на правах обычного монаха хора и талант сочинять гимны. Однако есть еще одна черта, которую подчеркивает Эльго и которая могла бы показаться маловероятной, если бы настойчивость летописца не свидетельствовала, что он сам считал ее необычным явлением.    

«Если кто-то украдет твой плащ, отдай ему и рубаху». Создается впечатление, что Роберт особенно серьезно относился к этому завету Христа, наименее распространенному из всех евангельских заветов. Вот, например, что произошло во дворце в Этампе, который был построен по приказу Констанции. Чтобы отпраздновать завершение постройки дворца, был устроен пир, и король приказал открыть двери для бедных. Один из них, более нахальный, чем другие, лег у его ног и «насыщался под столом тем, что он ему передавал». Однако нищий пошел еще дальше: он срезал «украшение в семь унций золота», «гербовую связку», висевшую «у колен короля», и убежал. Когда из дворца ушли гости и бедняки, Констанция обнаружила пропажу и стала проклинать вора, говоря, что кража «бесчестит» того, кого обворовали. Роберт на это ответил: «Никто меня не обесчестил. Богу было угодно, чтобы этим украшением воспользовался тот, кто его взял и кому оно нужно больше, чем нам».    

В другой раз «бедный маленький священник» из Лотарингии по имени Ожье, которого король приютил и послал в «коллегию» своей церкви, похитил подсвечник с алтаря. Он спрятал его под плащом (стало быть, подсвечник был небольшой). Роберт видел это, но сказал, что не знает, кто вор. Констанция, «распаленная яростью, поклялась душой своего отца Гильома применить пытку к плохим охранникам и вырвать им глаза…» Роберт отвел Ожье в сторону и сказал ему: «Уходи, если не хочешь, чтобы тебя разорвала неистовая Констанция, моя супруга. Того, что у тебя есть, достаточно, чтобы ты мог благополучно добраться до своего родного края. Да пребудет с тобой Господь, куда бы ты ни направил свои стопы». Он «подарил ему другие вещи вдобавок к тем, которые он похитил, чтобы этому несчастному ни в чем не было недостатка в дороге». Спустя несколько дней Роберт заявил одному из своих приближенных: «Зачем тратить столько усилий и искать этот подсвечник, когда всемогущий Бог даровал его одному из бедных своих? Бог дал нам, грешным, все блага земли только для того, чтобы мы могли помогать бедным, сиротам, вдовам и всему нашему народу».    

Будучи «в своей королевской резиденции в Пуасси», Роберт однажды обнаружил, что его копье «пышно украсила серебром его горделивая супруга». Он тут же выглянул в окно, увидел какого-то несчастного и «прямо попросил его принести какой-нибудь обломок железа, чтобы соскоблить серебро». Бедняк довольно быстро вернулся «с неким орудием, которым можно было сделать эту работу». Король закрылся с ним в комнате и соскреб драгоценный металл в его котомку, посоветовав избежать на обратной дороге встречи с его супругой…    

Эльго приводит и другие анекдоты в том же духе. Он также рассказывает нам о том, что в «королевских городах» Париже, Санлисе, Орлеане, Мелене, Этампе, Дижоне, Осере, Аваллоне — три последних города стали королевскими после того, как он отнял Бургундию у узурпатора, — в этих городах король приказывал раздать тремстам нищим, «или, точнее сказать, тысяче нищих» «хлеб и вино». Во время поста он делал то же «повсюду, куда бы ни направлялся» и добавлял к раздаваемым продуктам рыбу. В Святой Четверг он завершал милостыню раздачей каждому нищему по денье. Сто бедных священников получили от него по целых 12 денье. Затем, «одетый только во власяницу, он омыл ноги 160 священникам, обтер их своими волосами и дал каждому по два су». (Что соответствовало 30 денье, то есть цене предательства Иуды. Наверное, поэтому на этот раз Эльго предпочел подсчитать сумму в су, а не в денье.)