Раздатчик милостыни должен был также знать о всех нуждающихся в округе. Один раз в неделю он ходил в деревню и расспрашивал людей. Если ему говорили, что где-то есть больной, лежащий в постели, он шел к нему в дом, спрашивал, что ему нужно, и, с согласия аббата, старался максимально удовлетворить его просьбу. Если заболевала женщина, то вместо монаха в ее дом шли сопровождавшие его слуги.

Во всех клюнийских монастырях, располагавших достаточным средствами, раздатчик милостыни каждый день раздавал пищу беднякам, жившим в округе. В самом Клюни каждый день готовили 12 «пирогов», то есть ржаных хлебов, каждый из которых весил 3 ливра, для раздачи несчастным, обращавшимся за помощью: детям, хромым, слепым, старикам и старухам.

Во время постов, таких, как Рождественский, Великий, кануны праздников, сезонные посты, остатки хлеба и вина раздавались нуждающимся паломникам. В дни, когда монахи получали дополнительную пищу, которая, как мы увидим, называлась «генеральной», раздатчик милостыни тушил мясо для бедняков и, в случае необходимости, покупал его на средства, полученные с десятины. Любой паломник или бедный путник, который не мог вернуться в монастырь ранее чем через год, получал подорожные в размере 1 денье [116]. Если умирал кто-то из монахов, его доля пищи в течение 30 дней раздавалась как милостыня.

Одежда монахов, после того как ее носили в течение года, также распределялась между бедняками. Однако эта обязанность исполнялась уже не раздатчиком милостыни, а монастырским экономом, чьи полномочия были шире. Он же раздавал монахам по 2 денье, которые каждый должен был в Святую субботу отдать какому-нибудь бедняку, предварительно омыв ему ноги.

У монахов Клюни не было недостатка в таких бедняках: восемнадцать из них жили прямо в монастыре. Один из летописцев добродушно называет их «бедняками, получающими доход с церковного имущества». Эти привилегированные среди несчастных каждый день получали вино и ливр хлеба, а также, судя по всему, порцию бобов. Три раза в неделю к этому добавлялись также овощи со специального огорода, за который отвечал раздатчик милостыни. По большим праздникам им давали мясо. На Пасху им выдавали 9 локтей шерстяной ткани, чтобы они могли сшить себе одежду, а на Рождество они получали по паре башмаков. У них была своя спальня, расположенная в здании странноприимного дома. Они должны были присутствовать на вечерне. Если они этого не делали, то им не давали вина. Если они засыпали во время службы, их ужин значительно сокращали. Интересно было бы узнать, по какому принципу их отбирали. Это не могли быть хворые или дряхлые, раз они присутствовали на службе. Неизвестно также, оставались ли они в монастыре пожизненно или их состав периодически обновлялся. В любом случае, эта форма благотворительности клюнийцев кажется несколько менее убедительной, чем другие. Однако она была вполне в духе времени, такого рода практику вводили у себя и светские феодалы. Короче говоря, в обществе того времени, в котором усердно поддерживались христианские взгляды, в частности идея о том, что благотворительность — это долг тех, кто держит в своих руках блага этого мира, бедные имели свою социальную нишу.

Однако, разумеется, не бедняки способствовали распространению христианства среди простого народа. Эту функцию исполняли другие: больные, которых лечили дома, нищие, получавшие подаяние в виде «пирогов», и в особенности, наверное, нуждающиеся в помощи путники, для которых монастыри становились бесплатным постоялым двором. Между собой монахи должны были соблюдать заповедь молчания; тем более красноречивыми становились они в обществе тех, кому давали приют. Они разговаривали с ними о разных вещах, и то, что они говорили, разносилось их мимолетными гостями по дальним краям. Таким образом они формировали общественное мнение по разным вопросам на всех уровнях общества того времени, в основном же в низших его слоях. И практически единственными, кто это делал, были именно монахи: ведь у епископов не было такой возможности, а из приходских священников на это были способны опять же лишь монахи, приставленные к церквам в зависящих от монастыря деревнях; что до сеньоров, то у них были другие заботы, и им было некогда болтать со своими крестьянами.    

Сила святых    

Мы не знаем, о чем монахи говорили с простолюдинами. Однако никому не возбраняется попытаться представить себе это. Большое место в этих разговорах, должно быть, занимали рассказы о чудесной силе святых покровителей монастырей. Поэтому и возникали истории о чудесах, например о чудесах святого Беденикта. Эти чудеса не сводились исключительно к наказаниям вроде тех, что мы видели в предыдущей главе. Часто это были исцеления, разного рода благодеяния, воздаяния приверженцам святого. Эти рассказы не были призваны вдохновлять слушателей на веру, основанную на теологических рассуждениях. Тем не менее святой был неотделим от Христа. Идея о том, что чудеса свершаются Богом, а святые — всего лишь посредники, постоянно высказывается, например, таким клюнийским монахом, как Руаль Глабер, который привел в своих трудах множество подобных историй. Следует думать, что эта идея поддерживалась в монастырях неусыпными стараниями аббатов. Таким образом, идея единого Бога, единственного, всемогущего, который неотвратимо наказывает злонамеренных, но умеет прощать и поощрять добродетельное поведение, всеми средствами распространялась среди сельского населения.    

В этой связи появлялась еще одна возможность привлечь внимание простого народа. Эта возможность возникала далеко не каждый день, но позволяла охватить большое количество населения. Она появлялась тогда, когда святые мощи предъявлялись народу в храме, в котором они хранились, или, что было еще лучше, перевозились в другое место, которое далеко не всегда должно было стать постоянным местом их пребывания. Эти «проявления» и «перенесения», как их называли, сопровождались огромными процессиями монахов и священников, одетых в самые пышные священные одежды. Адемар из Шабанна оставил нам рассказ, позволяющий представить себе празднества, состоявшиеся после того, как в базилике св. Иоанна в Анжели была обнаружена глава святого Иоанна Крестителя. «Все жители Галлии, Италии и Испании, воодушевленные этой новостью, спешили, горя желанием приехать в это место». Понятно, что в столь отдаленное место смогли приехать только король и крупные сеньоры: Роберт Благочестивый, Санчо, король Наваррский, их приближенные. Роберт привез с собой пышные дары: «блюдо из чистого золота, весившее 30 ливров, шелковые и золоченые ткани для украшения церкви». Огромное количество музыкантов, каноников, монахов… Адемар не упоминает здесь толп простого народа, но сразу пишет о том, что во время этих празднеств мощи святого Марциала были перенесены в монастырь святого Стефана в Лиможе, «в золотой раке, украшенной драгоценными камнями». Они проезжали через Шарру (нынешний главный город кантона в департаменте Вьенна), по-другому это место называлось Святой Шарру, потому что там хранился кусочек дерева от Святого Креста. Мощи сопровождали аббат монастыря святого Марциала в Лиможе и епископ этого города, а также многочисленные сеньоры и — на сей раз — «бесчисленная толпа народа». В миле от города навстречу им вышли монахи и «весь народ» Шарру. Мощи перенесли в церковь под звуки «древних гимнов», певшихся «в полный голос», затем была отслужена месса с тем же сопровождением. По возвращении в монастырь святого Иоанна в Анжели — новая церемония, при которой «каноники святого Иоанна пели по очереди с монахами святого Марциала тропы и хвалы, как это делается в дни праздников». После мессы «епископ, держа в руках главу святого Иоанна, благословил народ».    

Литургические представления   

Святая неделя и Пасха, Рождество и Крещение предоставляли и другие возможности для того, чтобы воздействовать на души верующих. К обычным литургическим церемониям священники некоторых церквей добавляли символические инсценировки событий, описанных в Евангелиях.