Редиваан Фэйзал толкнул его в спину и задрал вверх его руки, скованные «браслетами». Острая боль затуманила ему глаза.

— Осторожней, вы сломаете мне плечо! — возмутился Тохар.

— Послушай, дорогуша, — зловеще прошипел ему в ухо Фэйзал. — Это самое легкое, что тебя ждет. Такой красавчик, как ты, получит массу удовольствия. Повеселишься вволю. — До Тохара только сейчас дошло, что его отвезут в тюрьму.

— Насколько я понимаю, ты получишь смертельный укол, — сказал Фэйзал так тихо, что слышать его мог лишь Тохар. — Это можно легко устроить.

Редиваан вынул из камеры кассету и положил ее в карман.

— Думаю, посмотреть ее будет интересно. Она вполне заменит твое признание.

— Я не буду разговаривать без присутствия моего адвоката, — запротестовал Тохар. — Уверен, что он примет к сведению ваши угрозы.

Редиваан потащил его к полицейскому фургону.

— Доживем до утра и посмотрим, как ты будешь себя чувствовать, — сказал он, передав Тохара в руки полисмена в форме, и, обратившись к коллеге, добавил: — Пусть им займется Фири. Думаю, наш шеф умрет от восторга.

Отвернувшись, Редиваан зажег сигарету и затянулся с таким наслаждением, будто год не курил. Искоса взглянув на Клэр, весело болтавшую с Джо, он поначалу решил не прерывать их беседу, но все же заставил себя подойти к ним.

— Здорово сработано, Клэр, — сказал он, обняв ее. Она не отстранилась.

— Теперь тебе придется заполнить кучу скучных бумаг, — посочувствовала Клэр.

— Нет уж, пусть Фири, начальник участка, займется писаниной. Он обожает это дело. Чем бы дитя ни тешилось… Кстати, у нас в руках фильмы этого подонка. Лучшее доказательство его вины. Никакого чистосердечного признания не нужно. Вот эти ленты, — Редиваан указал на полку, где лежали кассеты, упакованные в коробки в форме сердец. — В таких коробках хранят обычно фильмы, снятые на свадьбе.

— Странные у него ассоциации, — прошептала пораженная Клэр. — Значит, те ключи в руках убитых — от этих коробок. А цветы — это, так сказать, воспоминания о кровавых свадьбах.

Она взглянула на Тохара, яростно спорившего о чем-то с Ритой Мхизе. Та позвала на помощь Джо Зулу, и вдвоем они запихнули Тохара в фургон. Рита захлопнула за ним дверь автомобиля. Тохар взвыл: дверь сильно ударила его по ноге.

— Прошу прощения, сэр, — издевательским тоном сказала Рита, села за руль и завела мотор. Когда фургон скрылся из виду, все с облегчением вздохнули.

Клэр села на тротуар. Ей до смерти хотелось очутиться сейчас дома, но сил двигаться у нее не было. Она смотрела, как Редиваан быстро заполняет какие-то документы и передает Джо кассеты для Фири. Клэр молилась, чтобы для обвинения Тохара этих кассет было достаточно. Тогда, возможно, не придется вызывать для их просмотра несчастных родителей убитых девушек. Зачем им видеть мучительную смерть дочерей? Редиваан похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли ключи от дома. Хорошо бы он поехал к себе домой, подумала она. Не в том она сейчас настроении, чтобы ходить возле него на цыпочках. Хочется остаться одной, забраться в чистую постель и хорошенько отоспаться.

— Ты в порядке? — спросил Редиваан, помогая ей подняться.

— В полном, хотя из меня будто все жилы вытянули.

Он нежно погладил ее по щеке, потом по шее.

— Отвезти тебя домой?

Клэр слишком устала, чтобы противиться, и послушно двинулась за Редивааном к его машине. Полицейские одобрительно засвистели, но она пропустила это мимо ушей. В конце концов, сегодня она нуждается в том, чтобы под боком оказался мужчина. Когда они добрались до ее квартиры, она тут же рухнула на постель и мгновенно уснула. Проснувшись через какое-то время, Клэр ощутила на коже тепло его рук. Фрагменты сна, в котором она видела автомобиль, поднимающий тучи пыли, постепенно улетучивались. Наклонившись к спящему Редиваану, она поцеловала его. Улыбнувшись сквозь сон, он прижал ее к груди и долго целовал, не открывая глаз. Она снова заснула.

Эпилог

Лэндман сидит за письменным столом. Уже очень поздно. Слышится лишь отдаленный рокот прибоя и тревожные гудки сирены, извещающие о густом тумане. А в доме — полная тишина. Она невольно убаюкала Лэндмана, и он не обратил внимание на легкий щелчок ключа в замочной скважине. Не заметил чей-то силуэт на внутренней лестнице. Он углубился в колонки цифр. Подсчеты удручили его. Проклятый Отис Тохар не думает расплачиваться. Лэндмана захлестнул гнев. К лицу прилила кровь. В ушах зашумело. И когда он услышал тихие слова:

— Посмотрите на меня, — он инстинктивно повернулся, не придавая им никакого значения.

В дверном проеме стоит девушка. Ее лицо показалось Лэндману знакомым. В руке она держит тускло блестящий револьвер. Его пустая глазница немигающе смотрит Лэндману в лицо. Он засмеялся: зрелище позабавило его — какая-то нелепая мелодрама. Когда он перестал смеяться, наступила гнетущая тишина. Девушка опустила дуло револьвера, прицелилась ему в пах и выстрелила. Вцепившись в промежность, он от удивления снова засмеялся, словно не чувствуя боли. По наманикюренным пальцам заструилась кровь.

Девушка улыбнулась, опустила револьвер и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Лэндман пытался одной рукой пережать артерию, а другой судорожно искал сотовый. Когда он понял, что девушка забрала телефон, его охватила паника.

— Сука! — произнес он слабеющим голосом.

Ну что же, остается лишь закурить сигарету и надеяться, что, может, кого-то занесет к нему попутным ветром…

…Уитни вышла на улицу. Машина ждала ее, мотор тихо урчал на холостых оборотах. Она захлопнула за собой дверцу автомобиля, наклонилась к женщине, сидящей за рулем, приподняла с ее лица густую прядь волос и поцеловала в щеку, обезображенную шрамами. Женщина просунула руку под футболку Уитни и погладила заживающее клеймо, вырезанное на ее теле.

Они поехали на север. Через час огни Кейптауна растаяли позади. Машина свернула с асфальта и покатила по проселку, вздымая тучи красной пыли. Констанция Харт ехала в свой старый дом, в котором она не была 20 лет — с тех пор как Келвин Лэндман начал свою карьеру гангстера. Начал с того, что вырезал на ее спине свое клеймо. Уитни сидела рядом с Констанцией и чистила револьвер, украденный не так давно на ферме. Себе под нос она мурлыкала песню. И, хотя Констанция никогда ее не слышала, она стала подпевать младшей подруге.