Должно быть, я все же заснул, потому что разбудили меня крики петуха и восход солнца. Я слышал голоса за окном. Муэдзин призывал на первую молитву.
Затем зазвонил монастырский колокол. Я как раз успел в церковь, чтобы посетить мессу, которую служил маленький священник. Ему помогал арабский мальчик. Каждый раз, когда старик опускался на колени перед алтарем, я невольно смотрел на подошвы его ног и вспоминал о трех сотнях ударов палкой, которые он перенес с таким смирением и мужеством…
Утром мы попрощались.
— Храни вас Бог днем и ночью, — произнес он. — Я буду молиться за вас.
Он достал листок бумаги с оборванным краем, приложил его к стене и вписал мое имя.
— Возможно, когда-нибудь вы вернетесь, — сказал он с кроткой улыбкой, совершенно отвергавшей материальные затруднения и особенности современной жизни.
— Кто знает? — ответил я. — Мыслями я не раз буду возвращаться сюда. Как только вспомню, как вы служили здесь утром, это и будет возвращение.
— Мысль и молитва, — кивнул он. — Это одно и то же.
И я отравился в путь, вниз с горы.
Я часто вспоминаю, как ранним утром он совершал древний ритуал в маленькой церкви посреди Моавских скал. Если покровительство человека доброго и хорошего, простого и чистого сердцем может помочь, то многие из совершенных мною грехов, возможно, станут чуть более легким бременем на моих плечах.
Едешь по пустыне на юг от Эль-Катрани много часов, никого не встречая на пути, кроме кочевников-бедуинов с ружьями за спиной, да верблюдов, способных выжить там, где умирает любое другое существо.
Затем вдали, за границей выжженной жаром равнины, солнечный свет начинает мерцать, отражаясь от маленького каменного здания. Это один из полицейских постов Арабского легиона. Там вы должны назвать свое имя, пункт назначения, номер машины или цвет своей лошади или верблюда.
Когда останавливаешься у полицейского поста, появляется невероятная фигура в форме и островерхом шлеме Легиона. Невероятной она кажется посреди пустыни, потому что в таком облачении можно спокойно охранять Букингемский дворец. Пуговицы сияют как звезды. Ботинки начищены. Шпоры отполированы.
Полицейский выходит к путнику, отдает честь, совершает все формальности, а затем, хотя и не говорит по-английски, дает вам понять, что желает проявить гостеприимство на своем одиноком посту.
Он приглашает вас на почетное место, готовит горький кофе по рецепту бедуинов или сладкий мятный чай, а если день клонится к закату, предложит вам и ночлег в здании полицейского участка.
Эти неофициальные хозяева Трансиордании, улыбающиеся, приветливые и гостеприимные, передают вас из рук в руки через всю пустыню.
Долгая дорога до Петры идет прямиком на юг, по плоской равнине, на которой мили сухой соли слепят глаза. Потом начинается полоса черной базальтовой гальки, напоминающей пересохшее дно океана. Через одну-две мили эти камни, сохраняя форму, становятся все крупнее и крупнее, будто их омывали и выглаживали древнейшие потоки и давно исчезнувшие морские течения.
Это весьма утомительное путешествие. За пять часов я встретил лишь две машины, ехавшие мне навстречу. В них сидели шейхи, закутанные по самые глаза в белые кеффиии с любопытством глядевшие на меня. Жутковатая, суровая и монотонная, эта дорога была лишь началом бездорожья песчаной пустыни и скалистой, усыпанной галькой равнины, которую Чарльз Доути навсегда запечатлел в одной из величайших книг нашего времени — «Аравия пустынная».
В середине дня мы прибыли в Маан — маленькую деревушку, состоявшую из глинобитных домов и нескольких финиковых пальм. Здесь пейзаж был просто многолюдным по сравнению с окрестностями. Мы увидели человека на верблюде, трусцой бегущем к югу, и двух конных полицейских, направлявшихся на пост на север. Мы свернули на запад и въехали в зеленый оазис, где были сотни верблюдов, пасшихся на траве и медленно перебиравших длинными ногами.
Примерно через час мы въехали в плодородную долину Вади Муса, что означает «Долина Моисея». Река, дарующая ей жизнь, согласно популярной легенде, течет здесь с того момента, как Моисей ударил посохом в скалу и оттуда забил источник. Чем больше смотришь на эту волшебную страну, тем меньше уверенности ощущаешь в утверждениях критиков Ветхого Завета о том, что то или другое событие вообще не могло произойти. Они настаивают на том, что определенные ситуации кажутся невероятными, так как выходят за рамки их личного опыта. Таким критикам было бы полезно прочитать захватывающие описания Исхода или перехода через Красное море как реконструкции рассказов того, кто жил в пустыне в эпоху скитаний. Я хотел бы назвать отличную книгу «Вчера и сегодня на Синае» нынешнего губернатора Синая майора Ч. Джарвиса. У меня нет сомнений, что многие критики Ветхого Завета с легким сердцем отмахнутся от описания того, как Моисей рассек скалу, назвав этот рассказ красочной басней, но послушайте, что говорит майор Джарвис:
Рассечение скалы Моисеем в Рефидиме и открытие источника кажутся абсолютным чудом, но автор действительно видел то, что случилось. В этой долине размещается часть Синайского верблюдного корпуса, его представители копали в россыпи гравия, скопившейся вокруг одной из скал, чтобы добраться до воды, которая медленно просачивалась сквозь известняк. Работали они медленно, и сержант Баш Шавиш сказал: «Дайте-ка я сам», взял лопату у одного из работавших и стал энергично рыть, как делают многие командиры по всему миру, чтобы подать пример подчиненным; на самом деле он не собирался работать дольше пары минут. Один из его мощных ударов пришелся по скале, и вдруг гладкая твердая поверхность известняка со следами выветривания раскололась, большой кусок отвалился, а под ним оказалась другая пористая порода и из нее хлынул поток воды. К сожалению, суданцы, которые входят в Синайский корпус, хорошо знакомы с деяниями пророков, но не особенно благочестивы, и они приветствовали своего командира возгласами: «О, пророк Моисей!» Это вполне реальное объяснение того, что случилось, когда Моисей ударил по скале в Рефидиме, но, более того, Моисей — будучи исключительно знающим человеком — мог иметь весьма ясное представление о том, что произойдет.
Долина расширилась, и мы подъехали к деревне из каменных и глинобитных домов, окруженной стеной из обожженного кирпича. Тут дорога закончилась. Конные полицейские уже ждали меня; но я в первые секунды не мог выговорить ни слова, потому что на горизонте высилось нечто столь гротескное, столь непохожее на окружающий пейзаж, столь особенное и примечательное, словно явилось с иной планеты.
Это были складчатые, зубчатые горы темно-синего и пурпурного цветов, настолько голые и мертвые, словно служили границей чужого мира. Возможно, так выглядят лунные горы. Глядя на них, понимаешь, что в далекие времена вулканический «бум!» взорвал поверхность Земли и заполнил ее странными, оплавленными формами, которые остывали в виде невероятных складок.
Окружающий ландшафт резко обрывается у подножия этих гор. Здесь нет постепенного перехода от одного пейзажа к другому. Зеленые холмы внезапно сменяются невысокими горами, расколотыми многочисленными ущельями и впадинами, покрытыми пятнами света и тени. В самом сердце этого гротескного горного массива находится таинственный город Петра.
Мой багаж подвесили на спину осла, а сам я сел на лошадь. В сопровождении полицейских — один ехал впереди, другой за мной, — я под громкий цокот копыт миновал дома деревни Эльджи, и мы тронулись по белому сухому руслу, усыпанному галькой.
Я часто замечал, что некоторые горы, совершенно фантастические на расстоянии, при ближайшем рассмотрении оказываются заурядными. Но это не имеет никакого отношения к Петре. На самом деле мощный взрыв становится еще более мощным, когда подъезжаешь ближе. Долина царей в Луксоре — веселое местечко по сравнению с этими горами, похожими на синий призрачный ландшафт, какие изображали ранние итальянские художники за спинами святых. Горы настолько сверхъестественные и зловещие, что я был рад звуку копыт по каменистой почве.