Изменить стиль страницы

Ну и посчастливилось нам, – всех троих взял принц Берн. Помню как мы от восторга визжали, когда узнали что расставаться не нужно…»

Эле замолчала…

Даша сидела, подперев подбородок кулаками. Не слишком-то верилось. Ну какая из Эле амазонка-куртизанка? Вышибить дух хозяйка, конечно, может из кого угодно. Но разве её в бархате или шелке можно представить? Хотя что-нибудь обтягивающее статной Эле наверняка пошло бы. Только какие здесь стрейч-платья?

Почему-то сидеть в тишине становилось еще печальнее.

«– Он был хорошим хозяином,» – пробормотала Эле. «– Легкомысленным, нерасчетливым, но добрым. Он доверял нам, мы верили ему. Он был щедрым. Иногда я таскала на себе драгоценностей весом больше чем оружия. Я забыла, что простыни бывают не только шелковыми. Шла война. Ха, это больше походило на прогулки, что устраиваете вы с лохматым. Охота, переговоры, боевые стычки, – показательные, словно кукольные представления на ярмарочной площади. Снова переговоры. У Берна появлялись и исчезали настоящие любовницы. Леди, жены купцов, роскошные томные шлюхи. Но мы всегда были рядом с хозяином. Мне ничего не стоило задрать подол какой-нибудь уважаемой супруге лорда, и удостоверится что у нее там все нормально. Нет, ни я, ни девочки не зарывались. Мы всегда помнили, что придет время и нас сменят Перчатки посвежее и понежнее личиками и задницами. Но нам был обещана спокойная отставка. Никто и никогда не смел позориться и вышвыривать Перчатки на улицу нищими и раздетыми. Мы были уверены…»

Кувшин был пуст. Даша встала и достала бутыль оставленную доктором Дуллитлом. Коньяк предназначался для обработки ран, но сейчас Эле очень было нужно напиться.

– Спасибо, – хрипло сказала хозяйка. Хлебнула из горлышка, замотала головой: – Умеет ваш колдун лечить. Понимающий мужик. Да, когда-то мне казалось, что бывают понимающие мужчины. … В один прекрасный день все кончилось. Сразу и навсегда, мы и икнуть не успели.

Мы тогда вышли вдоль одного из притоков Оны. Там есть уютная долинка, – одни боги знают, сколько лет там наши всадники и воины Калатера выясняли кто лучше сидит в седле. Там даже специальные площадки для лагеря всегда готовились. Короля с нами не было, старшим над войсками стоял наш принц Берн. Все шло как обычно. Сначала намечались переговоры. Законники вечно выясняли суть претензий между нашими городами. Видят боги, я ни тогда, ни сейчас, не знаю в чем там собственно загвоздка. По-моему, и наш хозяин не знал. Что-то спорили насчет караванных путей и таможенных сборов. Должны же быть какие-то официальные поводы для развлекательного кровопролития? Ждали лорда-регента Дагда. Это сейчас он один из главных в Калатере, а тогда о нем еще мало кто слышал. А пока наш принц решил устроить охоту. Там водятся такие камышовые антилопы, – жутко вкусные, когда их поджарят на вертеле.

Принца охраняли мы втроем, четверо гвардейцев и лорд-констебль. Остальная стража ушла с загонщиками. Места были знакомые, там вдоволь повоевал еще дед нашего короля. Мы двигались по-боевому. В кольчугах, с боевым оружием, только щиты у нас были легкие. Принц не любил, когда у его Перчаток появлялись потертости на плечах. Он всегда говорил, что от стрел и копий его прикроет гвардейская сотня. Ну а мы трое всегда заслоним его от скуки ночи. Но в тот день до ночи дожили не все.

Это был самый быстрый бой, в котором я участвовала. Не знаю даже, можно ли это назвать засадой. Они прятались у самой реки. Я ничего не почувствовала. Никто из нас ничего не почувствовал. Хотя должны были, нас учили чувствовать. Нападающих было четверо. И у каждого по два копья. Очень короткое оружие. Граненые иглы наконечников, длинною с половину древка. Только что мы ехали, лорд-констебль рассказывал о новом лагере, и вдруг четверо из наших начали валиться из седел. Я быстрая, – но я ничего не поняла. Из спины Ан, прямо между лопаток торчало сияющее острие. Ан начала ложится на круп лошади, а я все еще ничего не понимала. Те четверо чужаков поднялись из тростника. Они двигались неуловимо, – вот тростник, вот они уже рядом. Просто тени, – худые, мгновенные. Принц ехал впереди. Одна из теней ударила замершего в седле гвардейца, и тут же уколола нашего хозяина. Жеребец принца шарахнулся, но клянусь, – копье пронзило и бедро всадника и бока скакуна, словно это была не плоть, а подтаявший воск. Я из седла прыгнула на одну из теней. Каким-то чудом попала, опрокинула тварь на землю, но она тут же вскочила, скользнула мимо. Этим тварям было наплевать и на меня, и на принца, – они хотели убить лорда-констебля. Я только потом поняла, – они просто перепутали и приняли его за принца Берна из-за хороших доспехов. Наш хозяин предпочитал охотиться налегке, и в своем легком кожаном «джеке» показался им одним из слуг. Лорд-констебль помнил свой долг, – схватил рог, чтобы позвать подмогу. Он не успел, – один из нападающих ужалил его копьем в голову. Очевидно, отличный барбют все же помог, – лорд-констебль только покачнулся в седле. Его конь взвился на дыбы, защищая всадника. Нападающим пришлось отшатнуться. Тут я напала на тварей сзади. Я была молода, быстра, преисполнена ненависти. Я не видела как упала Либан, но я чувствовала, что обе Перчатки мертвы. Я хотела убивать. Но они просто расступились. Я им была безразлична. Лорд-констебль едва успел протрубить в рог, как они метнули копья, все четверо. На этот раз ни шлем, ни усиленная кольчуга лорду-констеблю не помогли. Конь рванулся в тростник, унося седока пронзенным насквозь. Я тянулась мечом к этим проклятым худосочным теням. Достала одного…. До сих пор не знаю, был ли он в доспехах, – я ударила словно по камню спрятанному под тонкой тряпкой одежды. Только камни не могут так быстро двигаться. Он исчез, не существо – расплывчатая тень. Меня ударили в спину. Ножи их были куда хуже копий, – кольчуга спасла, только ребра захрустели. Я развернулась, но я двигалась вдвое медленнее их. Я едва увидела этот проклятый «клюв», успела подставить щит. Уж не знаю, что тогда хрустело – щит или мои кости. Вот дерьмо, до сих пор этот звук в ушах звучит. В общем, и щит, и моя рука разлетелись пополам. Но мне кажется, я еще и боли не ощутила, как нападающие исчезли.

Я добрела до принца. Он лежал, придавленный мертвой лошадью. Выставил оружие, но меч в его руке дрожал. Хозяин жалобно звал Либан. Она всегда была у нас старшей. Но слышать принца могла только я. Лошади убежали, люди были мертвы. Нашей Либан острее копья вошло в рот и вышло из затылка. Думаю, она не успела ничего понять. Счастливая.

Из ноги хозяина хлестала кровь. Будь я проклята, но я ничего не могла сделать. Я не могла высвободить его из-под лошади. Не могла даже перевязать. Рука моя, как сломанный сук, била по коленям и от каждого движения у меня темнело в глазах. Единственное, что я могла сделать, это сорвать с шеи Либан платок и прижать к продырявленному бедру принца. Он ругал меня, проклинал, и всё звал Либан и гвардейцев. Он очень-очень испугался, наш принц Берн…

Даша обняла хозяйку сзади, уткнулась лбом в темноволосый затылок:

– Нужно тебе вспоминать? Все было так давно. Рука у тебя будет как новая. Пора начинать новую жизнь.

– Да, – пробормотала Эле. – Дай мне чего-нибудь попить.

Даша принесла компоту. Глаза хозяйки влажно блестели в темноте.

«– Все кончилось плохо. Особенно для меня,» – едва слышно продолжила Эле. «– Когда подоспели гвардейцы, началась паника. Даже не помню, почему так получилось. Я была не в себе. Даже на лошади сидеть не могла. Мы отступали. Лагерь бросили. Тела погибших бросили. Почему-то все думали, что принц Берн вот-вот испустит последний вздох. На нас вроде бы никто больше так и не напал. Но пока добежали до кораблей, должно быть, четверть войск отстала и пропала в прибрежных зарослях. Это было самое странное поражение армии Каннута за последние сто лет. Четыре твари распугали все воинство. Из оставшихся в живых, и видели-то противника, только я, да сам принц. До корабля меня везли как падаль, перекинув животом через седло. Наверное, я заслужила ту боль. Даша, я рыдала как маленькая девочка. Как ты. Будь все проклято, – меня не бросили только потому, что один из командиров гвардии относился ко мне…. Ну, мы с ним бывали близки, до того как…. До того как я стала рваной старой Перчаткой, не сумевшей исполнить свой долг…»