— Да-да! Войдите! — крикнула она негромко, и дверь, медленно отворяясь, впустила пожилого мужчину или, скорее, старика лет семидесяти с подносом в руках. — Вы, наверное, Филипыч? — догадалась она, пропуская его к столу и с интересом разглядывая.
— Да, — подтвердил тот, также в свою очередь бросив на Олю изучающий взгляд.
— Ой, как много всего! Но зачем? — спросила она, помогая Филипычу освободить поднос с чаем, вместительным блюдом бутербродов, печеньем, маслом, еще всякой всячиной.
— Ничего, ничего, — добродушно хмурясь, ответил старик, — кушайте на здоровье. — А то станете таким как я. — Он, очевидно, имел в виду свою худобу, благодаря которой выглядел словно обтянутый кожей скелет…
Славный старикан, — подумала Оля, принимаясь после его ухода за чай с печеньем, — только взгляд у него какой-то странный — как зыркнул на меня, аж сердце в пятки ушло…
«Славный старикан» имел за своей спиной в общей сложности более двадцати лет отсидки, а последние десять находился в розыске, некогда именовавшимся общесоюзным. Мышастый, предоставив ему убежище и снабдив необходимыми фиктивными документами, приобрел в его лице безотказного исполнителя и вечного должника. Филипыч — он же Строганов Борис Васильевич, разыскивался за двойное убийство с отягчающими обстоятельствами, разбой и несколько изнасилований, не считая более мелких эпизодов; поэтому сейчас ему не оставалось ничего более, как верой и правдой служить новому хозяину, выполняя некоторые его поручения.
В частности, уже здесь, в Мшанске, по указке Мышастого он совершил несколько ликвидаций неугодных тому людей. Несмотря на свой почтенный возраст и кажущуюся из-за чрезмерной худобы болезненность, он был гораздо крепче иных молодых людей, а как профессионал криминального толка на голову превосходил большинство нынешних «отмороженных», выполняя для Мышастого задания как раз требующие его немалого опыта и ювелирности исполнения. Именно такое очередное задание шефа он и выполнял сейчас, прикидываясь членом съемочной группы, безобидным стариком Филипычем. И Мышастый твердо знал, что может на него положиться. Еще несколько подобных колоритных фигур, привлеченных им для осуществления плана по «Ольге Скрипке», должны были появиться позже, в помощь Воловикову и Желябову. Они также были в той или иной мере обязаны своему хозяину — фактически любого из них он мог в любой момент подвести под высшую меру наказания. Прекрасно это осознавая, все они с рвением выполняли любые его распоряжения, тем более что нынешняя работа отличалась несложностью, безопасностью и, в конце концов, была попросту интересной, требующей даже некоторых актерских качеств…
Пока Ольга пила вкусный, со знанием дела заваренный опытным чифиристом Филипычем чай, Мышастый прошел в одну из комнат, где его с нетерпением поджидали Воловиков с Желябовым. Они приехали некоторое время тому назад, сразу после того, как им было сообщено преприятнйшее известие о благополучном прибытии девушки, выбранной ими для своих развлечений. Сейчас о степени их возбуждения свидетельствовала хотя бы изрядно прокуренная комната, ведь оба весьма ревностно относились к своему здоровью, не позволяя себе некоторых излишеств, включая и чрезмерное курение…
— Ну, где там наша красавица? — нетерпеливо вскакивая со стула, спросил более экспансивный бывший областной.
— Дама отдыхает! — с пафосом провозгласил Мышастый и добавил, разводя руками:
— С дороги, понимаешь, устала.
— Что, спит? — разочаровано протянул Желябов, и Мышастый, с трудом удерживаясь от смеха при виде его вытянувшейся физиономии, поспешил успокоить:
— Да нет, все нормально. Скоро, надеюсь, нас позовут…
Когда в двери появился Филипыч, получивший распоряжение хозяина при возникновении шума воды в ванной немедленно его оповестить, вскочили в нетерпении уже все трое.
Через минуту, едва ли не бегом добравшись до нужной комнатенки, они расселись на заранее приготовленные стулья, подобно домочадцам, собравшимся на просмотр специальной семейной телепрограммы — им разве что пакетов поп-корна в руках не хватало… В проеме прозрачного с обратной стороны зеркала, заменяющего им экран и через который была видна вся ванная комната, расхаживала Ольга Скрипка, естественно и не подозревавшая, что за ней следят три пары восторженно-жадных мужских глаз. Она была пока еще в белом шелковом халате, привезенном с собой и закрывавшем сейчас ее тело почти до пят. В данный момент гостья как раз набирала ванну. Постояв рядом и задумчиво поглядев, как неспешно вода наполняет сверкающую белизной емкость, она видимо сочла, что ждать придется слишком долго и выключила воду, решив просто принять душ. Вытащив пробку и начав выпускать воду, Ольга подошла к вешалке, висевшей на противоположной стене и сняла халат, повесив его на один из крючков. Ее тело, покрытое золотистым загаром, оставившим нетронутыми участки ягодиц, лобка и груди — то есть, мест, прикрытых в свое время купальником, выглядело настолько соблазнительным и желанным, что немедленно привело стареющих сластолюбцев в степень крайнего возбуждения.
— Богиня… — прошептал Желябов, неотрывно глядя на молодую женщину, тяжело и хрипло при этом дыша. — Да ведь она — просто само совершенство! Боже, впервые вижу такую…
Воловиков только невнятно что-то промычал, а Мышастый, дыхание которого также участилось, чуть слышно произнес:
— Говорил же я вам…
Что он говорил и к чему это относилось, так и осталось неизвестным, так как все трое не обращали друг на друга, да и вообще ни на что вокруг ровным счетом никакого внимания, которое было полностью отдано восхитительному зрелищу принимающей душ двадцатичетырехлетней длинноволосой шатенки, которая, даже и мысли не держа о каком-либо подвохе, уже стояла под струями воды, намыливала кожу, блестевшую от влаги, наклонялась, чтобы достать различные участки своего ухоженного тела, приподнимала ноги, поворачивалась, изгибалась — в общем, совершала самые что ни на есть обычные движения, свойственные любому человеку, принимающему душ, но которые казались троим, затаившимся сейчас в тесной комнатке и наблюдающими за ней мужчинам, какими-то завораживающими, исполненными некоего значения и намеренно исполняемыми ею именно для услады их глаз. Эти полные неподдельного восхищения глаза старались не пропустить ни малейшей детали молодого женского тела, отмечая крутые округлости ягодиц, особенно подчеркиваемые тонкой талией, упругость красивой формы грудок с нежными розовыми сосками, чисто выбритые подмышки, аккуратно нанесенный на ноготки лак, и много чего еще, что вызывало у них боязнь не только отвести взгляд, но даже не вовремя моргнуть, чтобы не пропустить какую-нибудь очередную из столь волнующих воображение подробностей, заставляющих закипать кровь в изношенных годами организмах, словно им довелось глотнуть эликсира вечной молодости.
Все те минуты, которые молодая женщина провела в ванной комнате, пролетели для них словно единое прекрасное мгновение, поразившее каждого в самое сердце и оставив их разочарованными лишь своей кажущейся кратковременностью. Им бы хотелось любоваться этой девушкой вечно…
— Антон… — когда, наконец, по окончанию этого зрелища они на непослушных ногах, внезапно ставших ватными, добрались до комнаты, где находились до появления Филипыча и когда к ним потихоньку вернулся дар речи, начал Желябов. — А здесь где-нибудь еще есть такие зеркала? Ну, например, в ее комнате?
— Что, неужели хочешь посмотреть, как она спит? — развеселился тот. Он словно забыл, с каким чувством сам смотрел на уснувшую в его машине девушку и что хотел совершить, стоило только его руке соприкоснуться с ее горячей кожей.
— Да нет, это я так, — смутился Желябов. — Эх, просто скорей бы… Значит, по неделе каждому? А что, ты говорил, мы будем делать с ней в финале?
— Ну, я себе представляю так… — начал пояснять Мышастый. — По неделе в порядке очередности мы все будем тереть ее как захотим — у кого сколько времени будет, ну, и возможностей тоже. В нашем возрасте это, пожалуй, даже самое главное. — Он хохотнул. — Но то, основное, самое острое, о чем тогда договаривались, делаем с ней только по одному разу — и хватит. Пока хватит. Ясно?