Конечно, если бы у незадачливого любовника имелась возможность высказать свою точку зрения, он бы наверняка рассудил иначе. Какой уж тут смех…
И вот, с интересом разглядывая мышцы Толика, ей к месту или не к месту вспомнился тот, по-своему весьма романтический эпизод, который в ее жизни имел место быть. Интересно бы узнать, — подумалось ей, — а не сидит ли ее мастодонтушка до сих пор в своей деревне, оголодав, превратившись в худенького скелетика и трясясь от страха… Вслух же она произнесла:
— Так значит, не можешь в точности сказать, побил бы или нет?
— Кого? — тоже задумавшись о чем-то своем, не сразу сообразил Анатолий.
— Да культуриста, я ж тебя спрашивала уже.
— Да какого именно? — уже раздражено ответил Молчун. — Я тебе тоже уже отвечал — имя мне назови?
— Какого именно? Ну, Шварценеггера, к примеру, именно, — ляпнула Таня. — Ну как?
Анатолий даже не нашелся что ответить, только выразительно покрутил пальцем у виска.
— Ладно, проехали, — подвела итог плодотворному диалогу Татьяна. — Так я спрашиваю, как папашу-то моего повозил?
— Ну как повозил? — Анатолий пожал плечами. — Нормально и повозил… Он Бугая на два дня куда-то отправил на своей машине, вот и экспроприировал меня у тебя, — пошутил он.
— Это я знаю, — отмахнулась Таня, — пришлось мне два дня раскатывать на другой тачке и с другим охранником — противным таким, кашляет еще все время.
— Это Дырокол, — подтвердил Анатолий, — он в лагерях туберкулез заработал, наверное, недолечили.
— А почему Дырокол? — с любопытством поинтересовалась Таня, рассматривая выколотую на груди любовника оскаленную тигриную морду.
— Все тебе расскажи… — усмехнулся тот, и неожиданно для себя признался:
— Знаешь, я пока эти дни возил его, все боялся, что он про нас с тобой спросит. Иногда посмотрит так как-то, по-особенному — ну, думаю, уже все знает… Ну, что я тебя… — Он не смог подыскать нужного слова и замолчал.
— Дерешь во все щели, — спокойно подсказала ему Таня. — Не бери в голову, — продолжила она, — дерешь, ну и дери себе на здоровье.
— Тебе хорошо говорить, — проворчал Толик, — тебе-то в любом случае ничего не будет.
— А тебя он что, расстреляет? Или за яйца подвесит? — насмешливо поинтересовалась дочь Мышастого. — Тогда, если ты такой трус, чем ты лучше того культуриста? — задумчиво задала она вопрос как бы сама себе.
— Да какого еще, в конце концов, на хер, культуриста?!
— подскочив на кровати, бешено заорал Анатолий…
Пока он, беснуясь, носился по комнате, выкрикивая бессвязные угрозы ни по чьему конкретно адресу и даже не соизволив в горячке одеться, Таня с интересом его разглядывала, открыв в нем какие-то неизвестные для себя стороны… Вот тебе и Молчун… — подумала она, прикуривая сигарету и с любопытством наблюдая, как его пенис, стараясь поспеть за скачущим по комнате хозяином, выписывает какие-то замысловатые траектории, напоминающие пляску святого Витта. — Да в нем, оказывается, вон темперамента-то сколько… — И тут же перескочила на мучивший ее вопрос:
— Зачем все-таки ее любимый папочка посылал куда-то Бугая? Ведь он старался расставаться с ним как можно реже, до конца доверяя лишь этому своему проверенному телохранителю. Видимо, задумал какое-нибудь интересное дело — то-то в последнее время ходит весь какой-то одухотворенный, словно в предвкушении чего-то, даже с мамочкой не скандалит — не до того ему сейчас…
— Ну как, угомонился? — поинтересовалась она, глядя как ее запыхавшийся любовник тяжело дыша бухнулся рядом с ней на кровать.
— Привязалась, понимаешь, со своим культуристом… — проворчал тот, чувствуя себя немного неудобно за недостойную мужчины истерику.
— Каким еще культуристом? — с искренним удивлением спросила Таня, целуя ему грудь. — А эта наколка что означает? — невинно поинтересовалась она, постепенно спускаясь ниже, к животу.
— Ну, вроде как опасный я, значит, и всякое там такое… — оттаивая, ответил он.
— Вот сейчас я и проверю, какой ты у меня опасный… — ласково проворковала девушка, добравшись губами до искомого места. — Ты мой тигр…
Но Анатолию сейчас нужно было совсем иное — он еще не до конца освободился от распиравшей его ярости. Грубо схватив Таню, он одним резким движением перевернул и бросил ее на спину, а потом двумя руками с такой силой сжал ее груди, еще не до конца позабывшие прежние истязания, что женщина громко застонала от боли.
— Сейчас ты узнаешь, какой я опасный тигр… — прорычал он, мощными толчками вонзаясь в податливо пропускающую его плоть. — И про культуриста своего, и про другое… Сейчас ты у меня все-все узнаешь… Сучка…
Трясясь в купе скорого поезда, даже под мерный убаюкивающий стук колес Чиж все никак не мог заставить себя уснуть. Уже в течение нескольких дней, позабыв про нормальный сон, он вновь и вновь возвращался мыслями ко второму визиту к соседу Волкова — психиатру Кириллу Матвеевичу. То, что открылось ему после сеанса, проведенного профессором, просто не могло уложиться в голове — до того страшно было ему осознавать, что после этого вся его жизнь развернулась на сто восемьдесят градусов и теперь он вообще затруднялся сказать — где правда, а где ложь, и кто же он все-таки есть на самом деле. После открывшейся ему правды о себе, того, во что он никак не мог и не хотел до конца поверить, ему легче было бы согласиться с тем, что он был похищен инопланетянами, побывал на их тарелке и сгонял с ними куда-нибудь на Альфа Центавра — до того не правдоподобно-фантастически звучала его собственная история…
Когда он окончательно решился на этот сеанс, профессор встретил его без какого бы то ни было удивления. Стоя в дверях, он смотрел на Чижа приветливо и, как тому показалось, почему-то с некоторым оттенком жалости.
— Проходите, молодой человек. — Он посторонился, пропуская Александра мимо себя и закрыл входную дверь на замок.
— Я знал, что вы обязательно придете, — добавил он, ведя того к своей комнате. — Будем надеяться, что вы хорошо все обдумали и приняли окончательное, взвешенное решение. Кстати… — Профессор уже сидел в кресле напротив Чижа, с интересом на него поглядывая. — Что вам говорил обо мне наш общий знакомец Шура Волков? Если, конечно, не секрет.
— Почему секрет? — пожал плечами Чиж. — Говорил, что вы… — Он неожиданно запнулся.
— Пьяница? — весело подсказал ему Кирилл Матвеевич и они одновременно, с каким-то облегчением рассмеялись…
— Да уж… — протирая платочком выступившие от смеха слезы, резюмировал профессор, — бывают же такие люди! Сколько уже живу с ним в одной коммунальной квартире, казалось, давно должен привыкнуть, а вот — все никак. Ну, то что он водит сюда определенного сорта женщин — их еще бомжихами, кажется, в газетах называют, — это в принципе, его личное дело; хотя когда одна из них обчистила почти всех наших жильцов, то получилось уже не столько комично, сколько… Ну да ладно! — Он махнул рукой. — А вот когда он трепет где ни попадя всяческие глупости о других… А узнал я об этом следующим образом, — принялся вспоминать Кирилл Матвеевич:
— Зашел ко мне один старинный приятель и долго не решался завести какой-то разговор, хотя видно было, насколько сильно его что-то гложет. Ну, тогда я сам предложил ему высказаться — в чем, дескать, дело? Так он начал издалека, что пьянство, мол, последнее дело, что я еще не такой старый, чтобы вот так себя губить… И только после этих его слов я вдруг понял, что он ведет речь именно обо мне. Помилуйте, — взмолился, — да кто же вам сказал, что я пьянствую? Я ведь и не припомню, когда пил-то в последний раз, поверьте! Как же, — отвечает, — зашел я давеча, а вас, Кирилл Матвеевич, дома не оказалось. Ну, тогда ваш сосед, весьма милый молодой человек, затащил меня к себе в комнату и все про вас рассказал.
Где-то около часа мы с ним о вас беседовали… — Профессор усмехнулся. — И представляете, Саша, только с превеликим трудом мне удалось его переубедить; да и то, когда прощались, по его взгляду я понял, что какие-то сомнения у него все-таки остались… Ну, я дождался Волкова и спросил у него: в чем дело, зачем людям про меня всякие небылицы рассказываешь? А он, не моргнув глазом и отвечает: как же, Кирилл Матвеевич, а не мы ли с вами с полгода назад, на восьмое марта бутылкой сухого похмелялись? Я говорю ему — но ведь это же ты похмелялся, а я пригубил за компанию, когда ты же меня и попросил — разве не помнишь? Молчит, глазами хлопает — с него все как с гуся вода. Он, Саша, и на работе у вас такой?