Алекс надел вторую куртку и снял с крючка брюки. Я посмотрел на свои трусы. На ноги. Следы от плети на бедрах начали синеть.

— Это стандартная одежда, — пояснил Алекс, но тут за дверью вновь послышались голоса, и он притих. Потом повернулся ко мне. Взглянул на часы. — Через минуту опять раздастся сигнал тревоги. Как только он зазвучит, попытаемся уйти. Понятно?

Я кивнул.

Алекс надел брюки и смотрел, как я делаю то же самое — медленно, неуверенно, словно старик. Затем подтолкнул ко мне пару ботинок. Подкладка внутри оказалась мягкой, как мех, ощущение было приятным. На пальцах ног и подъемах ступней у меня до сих пор оставались ссадины и ушибы после бега по лесу.

Алекс чуть приоткрыл дверь и выглянул. Снова посмотрел на часы:

— Пять секунд.

Послышался сигнал тревоги. На сей раз он звучал иначе: вместо коротких, отрывистых гудков долгие, протяжные завывания.

— Порядок, — сказал он и взял меня за руку. — Вперед.

Мы вышли в коридор и направились к лестнице, натянув капюшоны. У первой ступени я поднял взгляд. В свете лампочек начали появляться фигуры; другие, одетые, как и мы, шли нам навстречу. Их было трое. Они уставились на нас, пытаясь вспомнить, кто мы и где могли попадаться им на глаза. Я оглянулся и увидел, что одна из них, девушка, остановилась на ступенях, провожая Алекса взглядом.

— Алекс…

— Не останавливайтесь.

— Она знает тебя.

— Она узнаёт меня.

— Я так и сказал.

— Нет, — ответил Алекс. — Это не одно и то же. Она узнаёт меня, но уже не знает.

С верхней ступени в сером туманном свете я увидел «Вифанию»: треугольник крыши, под ним окно туалета, внизу клумбы. Возле клумб люди, одетые так же, как мы, копали землю — их было десять — двенадцать. Я слышал шум моря, поросшие вереском поля тянулись до самого берега.

— Мы в «Лазаре»? — спросил я.

Алекс шел сзади, держась в тени.

— Да, — ответил он. — По крайней мере в его части. Здание новое. Подземелья нет. В пятидесятых годах здесь был учебный армейский лагерь. Фермерский дом построили над подземельем.

Я взглянул на копавших:

— Что они делают?

— Переворачивают землю.

— Почему не последовали за другими вниз?

— Не знаю. Но выяснять у нас нет времени. — Он опять взглянул на часы. — Так. Первый сигнал тревоги раздался, поскольку были взломаны замки Красной комнаты.

— Красной комнаты?

— В которой они хранят воспоминания. — Алекс повернулся ко мне. — Там все ваши вещи: пистолет, бумажник, патрон, фотографии жены. Обручальное кольцо. Я взломал замки перед тем, как прийти за вами.

— А этот сигнал тревоги?

— Общелагерный. Он включается, если дверь в «Голгофу» остается открытой дольше пяти минут.

— Что такое «Голгофа»?

— На Голгофе распяли Христа, — ответил он. — Но здесь это комната для распятий.

«Голгофа». Так они назвали фиктивную корпорацию, через которую поступали их деньги. Теперь это название обрело для меня смысл.

Алекс взглянул на копавших, кто-то из них смотрел в нашу сторону. Молодые люди лет двадцати.

— Идите за мной, — сказал он.

Мы пошли налево, из темноты в свет. Было очень холодно, на земле все еще лежал снег. Близился вечер — солнце вдали пряталось за густую белую тучу.

Вход в лагерь был устроен в пристройке к «Лазарю». Мы прошли мимо двух затемненных окон и приблизились к красной двери в задней части дома. Рядом с ней находился небольшой навес для машин. Дорога от него вела к боковой части фермерского дома и соединялась с главной трассой возле «Вифании». Под навесом стояли «сёгун» и «форд-рейнджер».

Алекс взломал замки Красной комнаты долотом. Дверь была приоткрыта и слегка покачивалась от ветра. За ней размещалась небольшая кладовка площадью около десяти квадратных футов, с полками от пола до потолка с трех сторон и темно-красными стенами. На полках высились длинные ряды обувных коробок, поставленных друг на друга и занимавших почти все пространство. На них были написаны бесчисленные фамилии. Некоторые оказались мне знакомы — Мызвик, О'Коннел, Таун. Я снял коробку Алекса и заглянул в нее.

— Там пусто, — сказал он.

— Почему?

— У меня ничего не было, когда я вернулся.

— Вернулся? Откуда?

Он выглянул в приоткрытую дверь и посмотрел на меня:

— Расскажу, но не сейчас. У нас нет времени. Берите свои вещи.

Я стал их искать и на средней полке увидел коробку с надписью «Митчелл». Подошел ближе. Под фамилией стояло имя: Саймон. Саймон Митчелл. Друг Алекса. Про которого Кэрри сказал, что он тоже бесследно исчез.

— Это твой друг Саймон?

Алекс кивнул.

— И он сюда приехал?

Послышался шум. Кто-то открыл дверцу «сёгуна».

Я выглянул в узкую щелочку и увидел Мызвика, тянувшегося за чем-то к заднему сиденью. Он взял куртку, захлопнул дверцу и повернулся. Его взгляд скользнул по приоткрытой двери.

И остановился на нас.

Сквозь щель он увидел внутри движение.

Глаза его сощурились. Он сделал два шага вперед. Я оглядел комнату в поисках средства защиты и увидел, что Алекс делает то же самое. Но там не было ничего, кроме обувных коробок.

И тут я вспомнил о пистолете.

Я стал искать свою коробку, оглянулся и увидел Мызвика футах в шести от двери. Он был безоружен, но сжимал кулаки. Я оглядывал ряды коробок, пытаясь найти свою фамилию.

«Быстрее».

Мызвик был уже в пяти футах; я слышал хруст снега под его ногами.

«Быстрее».

Алекс взглянул на меня — с первым проблеском страха в глазах — потом на Мызвика.

«Быстрее. Быстрее».

И тут я увидел ее слева, на одной из верхних полок. Поднял руки, и спина будто взорвалась. Я стиснул зубы, едва не крича от боли. Но все-таки снял коробку и откинул крышку. Здесь была моя жизнь. Ключи от машины. Бумажник. Фотографии Деррин. Обручальное кольцо, которое я счел потерянным навсегда, когда оно покатилось по полу холодильника. Рядом с ним лежал патрон.

И пистолет.

Я схватил «беретту», поставил коробку на пол и встал за дверью рядом с Алексом. В щель между дверью и косяком я увидел тянувшегося к ручке Мызвика и спустил предохранитель — послышался щелчок.

Достаточно громкий, чтобы Мызвик замер.

Теперь я видел только часть его спины. Не знал, что он делает. Куда смотрит.

Мы долго оставались в таком положении. Потом Мызвик снова потянул дверь, дюйм за дюймом, и в комнату стало проникать больше света, падавшего на полки, коробки, на пол. Солнце стояло позади Мызвика, низко над горизонтом, и на половицы кладовки от него падала длинная тень. Когда он шагнул вперед, она стала короче.

Оказавшись в комнате, Мызвик сразу же увидел меня. Я навел ему в лицо пистолет. Он вздрогнул и отступил назад, наткнувшись на полку. Одна из коробок упала, и содержимое ее вывалилось. Фотографии. Ожерелье. Письмо. Чья-то забытая жизнь рассыпалась по полу.

Мызвик посмотрел на меня. На пистолет.

На Алекса.

— Ты напрасно вернулся.

Нас разделяли два фута. Я ткнул Мызвика стволом в нос. Хлынула кровь, потекла по его губам и подбородку. Когда он нагнулся, схватясь за лицо, я рукояткой ударил его в висок. Он упал на спину с глухим стуком.

Я на несколько секунд оцепенел от боли. Обретя наконец способность двигаться, взглянул на Алекса. Он растерянно смотрел на Мызвика — словно в сознании его теснились воспоминания. Потом повернулся к двери, за которой виднелась изрытая колеями дорога. Несколько землекопов все еще поглядывали в нашу сторону, пытаясь понять, что происходит.

Он открыл рот, чтобы заговорить со мной, и тут сигнал тревоги прекратился.

Тишина окутала ферму. Слышалось только позвякивание лопат о подмерзшую землю.

Алекс опустился на колени и стал рыться в карманах Мызвика.

— Что ты делаешь?

— Ищу ключ.

— Ключ?

Он молча продолжал искать. Однако в конце концов встал, явно обеспокоенный, снова посмотрел на группу и сказал:

— Нужно присоединиться к ним.

— Зачем?