А теперь он заместитель моего групника.
Просто опупеть – сколько всего навалилось.
А ведь только сутки прошли с момента призыва…
Из воспоминаний зам. начальника штаба VI армейского корпуса:
«…Наша 26 пд спешно оборудовала оборонительные позиции вокруг Голдапа и восточнее. Расположение дивизии, как и все тылы ГрА „Центр“ подвергались систематическим налетам авиации русских и обстрелу из крупнокалиберных многоствольных минометов. Потери в живой силе были не настолько велики, чтобы нарушить нашу оборону, но налеты авиации серьезно подрывали доставку в войска всего необходимого. Железная дорога в тылу 26 пд была почти парализована. Многие склады оказались уничтожены ударами с воздуха, несмотря на принятие всех мер по маскировке и отчаянные, но бесполезные усилия зенитчиков. Велико было выбытие автотранспорта. Горючее и боеприпасы приходилось строжайше экономить.
Большой проблемой стала паника, постепенно охватывающая все более широкие круги гражданского населения Восточной Пруссии. Начали распространяться нелепые слухи о захвате Эльбинга большевиками, о том, что Данциг полностью выгорел после применения русскими какого-то невероятно мощного оружия, о бомбардировках, разрушивших центр Берлина. Гестапо решительно пресекало эти разговоры, пока они не перекинулись на неустойчивую часть воинских контингентов. Пришлось даже публично расстрелять троих человек – двух немцев и одного мазура – за распространение враждебных слухов.
Тем не менее, приходится считаться с тем фактом, что передовые отряды русских действительно выдвинулись на подступы к Эльбингу, а силы Кригсмарине не смогли сорвать обстрел Данцига русскими боевыми кораблями.
С серьезными осложнениями столкнулась и наша 6 пд. Довольно быстро дойдя почти до самого Каунаса, дивизия оказалась втянута в ожесточенные бои, не приносящие ей успеха. Следовало бы подумать о ее отводе в район примерно южнее линии Казлу-Руда – Вилкавишкис, с тем, чтобы ликвидировать образовавшийся разрыв между 26 пд и 6 пд, и уплотнить фронт. Однако в штабе ОКХ и слышать не хотели о том, чтобы отвести войска. „Темпы продвижения вперед и так недостаточны“, – заявляли там, – „мы серьезно отстаем от намеченного по плану „Барбаросса“. Да фюрер нам голову оторвет, если мы заикнемся об отходе!“. Штаб ОКХ, на короткое время вышедший на связь и сообщивший нам эти сведения, вскоре вновь пропал из эфира. (Тщательно зачеркнуто в рукописи: Мне почему-то кажется, первые правильные выводы из происходящего фюрер уже сделал, когда покинул свою ставку Вольфшанце).
Впрочем, у соседей справа положение было не лучше. У Гота намечались большие неприятности в районе Вильнюса, но и ему не удавалось настоять на отходе к Алитусу, несмотря на яростные споры с ОКХ. Значительные силы связаны задачами по ликвидации соединений большевиков, окруженных в Белостокском выступе, поскольку постоянно предпринимаются довольно организованные попытки прорыва из окружения. Наступление в направлении Барановичи не получило развития, потери в танках и артиллерии оказались чересчур велики, чтобы надеяться на быстрое продолжение этого наступления. К счастью, положение облегчалось тем, что в данном районе правый фланг наших наступающих войск был прикрыт болотами Полесья.
Господство в воздухе авиации противника делало усилия люфтваффе бесполезными, ведущими лишь к утрате материальной части и подготовленных экипажей. Многие аэродромы и полевые площадки были серьезно повреждены или вовсе разрушены. И повсюду ощущалась нарастающая дезорганизация снабжения.
Из-за того, что русские с высокой точностью пеленговали расположение наших радиостанций и наносили по ним бомбовые удары, приходилось вести себя как разведгруппы в тылу врага – располагать немногие уцелевшие радиостанции в стороне от командных пунктов, выходить на связь не больше, чем на 15–20 минут, и тут же переносить радиостанции в другое место. Это оказалось действенным средством, но сильно осложняло управление войсками.
Самому себе я могу честно признаться – неожиданный феномен, с которым мы столкнулись, требует оперативного принятия неотложных политических решений. Иначе будет невозможно поручиться за судьбу этой кампании. Найдется ли у нашего руководства достаточная воля для таких решений?…»
Вечер. Дмитрий Медведев
На столе президента лежал очередной требующий срочного внимания документ – совместная аналитическая записка двух администраций, собственной и премьерской, «Об оптимизации структур исполнительной власти в период военного положения, на примере правительства Российской Федерации». Составленный с учётом советского и зарубежного опыта, накопленного за последние семь десятков лет, он, как всегда, блистал плавностью отточенных формулировок, осторожностью выводов и ещё массой других достоинств, присущих подобным документам мирного времени.
«Похоже, до сих пор до кого-то не дошло, что кончилась относительно спокойная жизнь. Совсем. На ближайшие… десять? Или двадцать? А может быть, на все тридцать лет. И не в одной войне дело. – Глава государства задумчиво барабанил пальцами по столу. – Хорошо, что Светлана не видит, – подумал он, – а то получил бы лёгкий нагоняй за мальчишескую привычку выражать своё нетерпение, или иное сильное чувство, невольной моторикой».
Мысли о супруге вызвали улыбку, а взгляд президента, устремлённый поверх окружающих его вещей, вдруг стал расфокусированным и слегка затуманенным. Всё это продолжалось лишь несколько секунд. Если бы сейчас в кабинет вошёл кто-то посторонний, то он увидел бы главу государства не просто сосредоточенно работающим, а явно чем-то сильно недовольным. Ещё бы! К концу дня негативную реакцию могло вызвать всё что угодно. Даже самая банальная мелочь, такая, как датировка аналитической записки – 29.10.2010/25.06.1941.
Написание двух дат через косую черту безумно раздражало. А что делать, если с одной стороны сегодня – двадцать девятое октября две тысячи десятого года, а с другой – двадцать пятое июня сорок первого, будь оно неладно! С позавчерашнего дня явочным порядком во всех документах стала ставиться двойная дата. Вышедшее задним числом постановление Правительства закрепило этот бардак «на время переходного периода», который продлится ещё чёрт знает сколько!
«Никогда всерьёз не интересовался вопросами времени, а сейчас, хочешь не хочешь, но приходится. Кто бы мне сказал ещё месяц назад, что в России есть отдельные службы, занимающиеся вопросами параметров вращения Земли или, например, физическими константами и свойствами веществ и материалов. Вспомнил бы, что действительно такие существуют, и посмеялся. И ведь здания у них, и штатные расписания утверждены, вместе с отдельной строкой в госбюджете! – Удивление президента, несколько наигранное, по сути, стало проявлением старого, ещё „довоенного“, недовольства излишне раздутой чиновничьей структурой. – И что случится, если все эти конторки под крылышком Ростехрегулирования, подчинённого, в свою очередь, Минпромторгу, лишатся статуса по сути автономных организаций? Час станет короче или ускорение свободного падения изменит своё значение? Ага, а кубический метр превратится в квадратный литр!
Именно их и им подобных придётся оптимизировать в первую очередь. Ну, и штат подсократить заодно, а то сидят чуть ли не в центре столицы умненькие мальчики и девочки и контролируют издание справочной литературы или правильность применения какой-нибудь единицы СИ, о которой, на всю страну, помнит две-три сотни человек, и то – по большим праздникам! Праздникам…»
Склонившись над столом и оперев подбородок на сложенные «лодочкой» ладони, глава государства думал о том, что в этом, одна тысяча девятьсот сорок первом году, скоро придётся снова отмечать день рождения сына, а там уже и до своего недалеко. И никуда от этого проклятого времени не сбежать…
День пятый. 30.10.2011/ 26.06.1941
Дмитрий Медведев. Президент. Москва.
«Вот и всё. Первый Указ „О награждении государственными наградами Российской Федерации военнослужащих Вооруженных Сил Российской Федерации“ подписан. Почти полсотни фамилий, из них восемь – посмертно. К вечеру обещали подготовить проекты по министерству внутренних дел и ФСБ. А ведь кто-то пытался возразить, мол, рано ещё! Вот закончим войну, тогда и будем награждать… Хорошо, что я этого не слышал. Как и то, что Анатолий Эдуардович ему ответил. Говорят, за Сердюковым даже записывали некоторые выражения, особо впечатляющие. – Глава государства грустно усмехнулся. Постоянные попытки подкопаться под наводящего порядок в коррумпированном и спаянном круговой порукой военном ведомстве „варяга-мебельщика“ уже не удивляли и не раздражали. Скорее, они служили самым ярким показателем эффективности работы управленца, разгребавшего эти „авгиевы конюшни“. – Ну, значит, скоро жаловаться прибегут, как месяц назад. После Сельцовского разгона. Пусть жалуются. Другого министра для них у меня ещё долго не будет».