Посланные еще двадцать второго в штаб фронта, в Минск, делегаты связи, вернулись с полдороги. Вон их рапорта лежат… «На переправе через реку Свислочь около деревни Бобровники были остановлены неизвестными нам людьми в неизвестной форме, вооруженными карабинами неизвестной модели, которые потребовали предъявить паспорта или иные документы на пересечение границы республики Белоруссия. На требование пропустить неизвестные ответили отказом, попытка продолжить движение привела к боестолкновению, в ходе которого с обеих сторон были убитые и раненые…». Вот так, неизвестно кто с неизвестным оружием… Так, другой рапорт… «К Бобровникам направлен разведвзвод четвертого мотоциклетного полка, взвод стрелков на автомобилях, при поддержке двух бронеавтомобилей БА-10. Командир группы старший лейтенант Селифонов. По прибытии к реке Свислочь было обнаружено, что мост взорван, а на правом берегу слышны интенсивные звуки боя. Затем в районе моста были замечены немецкие пехотинцы, которые были обстреляны из пушек бронеавтомобилей и пулемета, однако в бой не вступили и скрылись в зарослях. Вскоре в расположение группы со стороны реки вышли трое неизвестных в неизвестной военной форме камуфлированного типа, которые были задержаны и разоружены. При задержании неизвестные сопротивления не оказали, представились бойцами пограничных войск республики Белоруссия»… Ну что за черт, какие у Белоруссии пограничные войска!!! «У задержанных изъято автоматическое оружие неизвестного образца, а также приборы неизвестного назначения». Неизвестное оружие… Надо же! «Задержанные под конвоем и изъятые у них вещи были отправлены в Особый Отдел армии в Белосток в сопровождении лейтенанта госбезопасности Телицкого на грузовом автомобиле. Однако по дороге автомобиль попал под бомбежку, в результае чего двое задержанных, лейтенант госбезопасности Телицкий и трое красноармейцев погибли, один из задержанных был тяжело ранен и в бессознательном состоянии доставлен в госпиталь в Белосток». Но странности-то на этом не закончились…

Двадцать третьего в штаб стали поступать рапорты о том, что то над одним, то над другим районом наблюдаются пролеты «самолетов неизвестного типа неустановленной государственной принадлежности, сопровождающиеся странным звуком». Собственно, Голубев и сам несколько раз слышал этот звук, похожий на хриплый шелест, и пытался рассмотреть в бинокль идущие на очень большой высоте странные самолеты со скошенными назад крыльями, за которыми тянулись длинные белые следы. А вечером в штаб вернулся член военного совета бригадный комиссар Дубровский. Он с какой-то нервной веселостью стал рассказывать о поездке в войска, обороняющиеся на Осовецком направлении, и о том, как он чуть не погиб: на обратном пути его «эмку», которую сопровождал бронеавтомобиль и полуторка с несколькими бойцами охраны, обстреляла пара двухмоторных «Мессеров». Они сбросили несколько мелких бомб, повредили грузовичок, подожгли эмку и стали разворачиваться на второй заход, как вдруг оба по очереди взорвались в воздухе, причем комиссар был готов поклясться, что видел какие-то дымные шлейфы, которые воткнулись в немецкие самолеты, а потом опять слышал этот непонятный шелестящий звук. И из частей докладывают, что в тылу у немецких войск слышны сильные взрывы. Выходит, кто-то воюет с немцами, кроме нас? Но кто? Что, черт возьми, происходит? Самолет, отправленный вечером в Минск, тоже канул, как в воду…

Начальник службы связи шестого мехкорпуса майор Скворцов доложил, что пытался поймать радио имени Коминтерна, но наткнулся только на какое-то «Радио Маяк», якобы ведущее вещание из Москвы, и был просто поражен содержанием передач. Сначала какие-то мужчина и женщина долго беседовали с каким-то «экспертом» с армянской фамилией о том, на каких автомобилях будут ездить граждане Российской Федерации. И получалось, что на узбекских, корейских, французских, немецких, японских, чешских и каких-то «вазовских», но что ставить на них придется какие-то «жигулевские» и горьковские моторы, причем продажи «вазовских» автомобилей возрастут, но качество неминуемо ухудшится. Узбекские и корейские автомобили, это же надо такое придумать! Все это перемежалось абсолютно странной музыкой, причем одна песня была явно белогвардейской, про офицеров, зато другая, про «батяню-комбата», была явно «наша» и ему понравилась. Майор с трудом дождался выпуска новостей, но ясности он не прибавил. В новостях говорилось о том, что идет война с фашистами, были названы львовское, брестское, гродненское и почему-то калининградское направления. Калининград – это ведь под Москвой???? Но если верить радио, бои ведут не части РККА, а какие-то объединенные войска России, Украины и Белоруссии, которым скоро должны присоединиться вооруженные силы Казахстана. Чертовщина какая-то, мистика…

Связь! Связь! Нужна связь! Нужен приказ, любой приказ, лишь бы он был осмысленным. Как профессионал, Голубев понимал, что армия находится в полном окружении и долго не протянет. Нужно что-то делать. Потому что если не делать ничего, то уже через день-другой немцы нащупают с воздуха склады с горючим (которого и так – кот наплакал), его танки превратятся в бесполезные железные коробки, затем фашисты добьют последнюю артиллерию, люди рассеются по лесам, а немцы будут их травить, как зверей, уничтожая армию по частям. Командарм был готов пожертвовать своими людьми, и сам был готов погибнуть, но не так бессмысленно. Впрочем, даже у такой гибели был бы смысл, если бы армия получила простой приказ: «держаться до последнего и сковывать немецкие силы». Но где он, приказ? Почему молчит Минск? Связь! Нужна связь!

В это время где-то рядом, за брезентовыми стенами палатки послышались крики, хлопнул выстрел, затем очередь, потом опять крики и тишина…

Брезентовый полог шевельнулся, Голубев потянул было из кобуры пистолет, но в проеме показалось смущенное лицо командира роты охраны штаба, старшего лейтенанта Ходоренко.

«Товарищ генерал майор… Это к вам… Говорят – из штаба фронта…» Если уж быть совсем точным, на лице старлея одновременно присутствовала целая гамма эмоций: и напряжение, и смущение, и еще что-то. Входил он в палатку как-то странно, скособочившись, как будто что-то или кто-то вталкивали его в брезентовое пространство. Командарм уже хотел было рявкнуть: «Почему не приветствуете? Выйдите и доложите по уставу!», как вдруг понял, что за спиной Ходоренко действительно есть кто-то, как поршень, впихивающий командира внутрь. И этот кто-то выглядел до невозможности странно: раскрашенное, как у индейцев из книг Майн Рида, лицо (только не яркими, а зеленой, коричневой и черной красками) и скрывающая фигуру накидка или балахон, состоящая из отдельных тряпочек. Казалось, что в палатку из темноты вползает оживший куст или болотная кочка.

– Это еще что за кикимора! – с шумом выдохнув воздух, прохрипел Голубев.

– Майор сил особого назначения ГРУ Перевалов. Направлен к вам штабом Западного фронта для налаживания связи и координации действий. Со мной группа из пяти человек. Вы, товарищ генерал-майор, прикажите, пожалуйста, своему начкару не дергаться, тогда я его отпущу и пистолетик отдам. А он пусть своим прикажет оружие опустить, а то там все нервничают, на улице (Перевалов кивнул куда-то себе за плечо), то и гляди, перестрелку устроят. Нехорошо получится, нам еще вместе с фрицами воевать.

– С кем, с кем?

– С фрицами. Ну, немцев так обычно называют. Так прикажете?

Голубев только теперь обратил внимание на то, что правая рука старлея завернута за спину и, видимо, взята «на болевой».

– Отпускайте… А ты – командуй не стрелять, но сохранять бдительность. И вообще, Ходоренко, – генерал зло зыркнул на начальника охраны, – я с тобой еще потом разберусь… Как так, прямо в расположении… Он повернулся к «кикиморе». – У вас есть пакет?

– Так точно! Перевалов одним движением ловко швырнул Ходоренко «ТТ», обойму, затем лихо козырнул и вытащил из-за пазухи закутанный в прозрачную пленку желтый конверт из провощеной бумаги. – А старлея своего вы не ругайте, товарищ генерал-майор. Нас такому специально учат, а вот пехоту – нет, так что против лома нет приема. Службу ваши люди по уставу несли.