Хрещатик поразил Дениса своей пустынностью. Возле общежития и в метро малочисленность народа в городе не так бросалась в глаза, но в центре Киева это было очень заметно. Сейчас на киевских улицах полностью отсутствовали дети. Значит, и сюда донесло эту заразу! Может, и правильно, что люди решили перестраховаться и увезли детей?

На площади Ленинского комсомола, там, где Хрещатик переходит в улицу Кирова, Денис как-то видел ресторан «Столичный», туда он сейчас и ехал. Если там ананасов нет, тогда, наверное, их нет нигде. Чуть-чуть робея, он прошел мимо швейцара, который в дневное время не очень-то обращал внимание на посетителей. Что с них взять? Идет человек обедать, а не шиковать! Ждать от такого посетителя нечего, главное, чтобы одет был чисто. Усевшись в зале за свободный столик, Денис дождался официантки. Та приветливо улыбнулась, положила перед ним меню, достала блокнот и ручку.

— Что желаете заказать?

— Скажите, пожалуйста, у вас есть ананасы?

— Ана… Что? — опешила официантка.

— Ананасы, — повторил Денис, а сам подумал: «Прав Жванецкий, ой, прав… Но если в Киеве есть хоть один ананас, я его раздобуду!»

После ресторана «Столичный» он заглянул в ресторан «Днипро», что был по соседству Там ему посоветовали попытать счастья в ресторане гостиницы «Салют».

— Это гостиница Госснаба УССР, если там нет, то можете больше не искать.

Денис, наученный опытом, в зал «Салюта» не пошел, а отправился прямиком к заведующей производством. Моложавая симпатичная женщина устало посмотрела на Дениса:

— Вам чего, молодой человек?

Денис взял и рассказал ей все как есть, в том числе и про чудо, которое хотел устроить для Насти. Под конец женщина заулыбалась.

— Совсем как в «Алых парусах»… Молодец, парень! Из Чернобыля, говоришь? Не врешь?

Денис достал пропуск в тридцатикилометровую зону и протянул женщине. Та уважительно взяла заламинированный документ и внимательно прочитала.

— И правда… Слушай, нет у меня ананаса, но я тебе помогу! Пусть будет у твоей Насти чудо!

Женщина села к телефону и после шестого или седьмого звонка облегченно вздохнула: на какой-то совминовской базе нашла-таки ананас.

— Есть! Тебя как зовут? Денис? Слышишь, Сергей, приедет Денис, скажет, что от меня. Ты его по деньгам не обижай, ладно? Студент он! Для кого, для кого… Для девушки своей! Чудо хочет устроить! Чудо, говорю! Ну все, Сережа, спасибо! Значит, так…

Заведующая подробно растолковала, где искать таинственную базу и волшебника по имени Сергей Николаевич. Денис хотел дать ей десятку за помощь, но женщина, оттолкнув его руку, укоризненно произнесла:

— Не порть впечатления…

— Спасибо вам! — с чувством произнес Денис.

— На здоровье. На свадьбу пригласишь?

— Приглашу! Честное слово, приглашу!

— Очень мне хочется посмотреть на девушку, которая заморочила голову такому молодцу.

Ананас произвел в студенческом общежитии настоящий фурор. Экзотический фрукт никто из студентов в глаза не видывал, а тут на тебе! Самый настоящий, желтовато-коричневый, с зеленым хохолком. Он занял место в центре стола, рядом со сковородкой жареной картошки, тарелкой с селедкой, украшенной аккуратными колечками лука, и бутылкой сухого красного вина. Заглянув на Бессарабку, Денис купил одну высоченную, самую дорогую, розу, а в сувенирном магазине — свечку, красивую, витую, с золотистым отливом. Сейчас все это стояло на столе, и ананас прекрасно вписывался в необычный натюрморт.

Настя смотрела на Дениса влюбленными глазами. Она не столько радовалась экзотическому фрукту, сколько тому, что ананас был добыт для нее! Для нее Денис объездил весь Киев и неведомо где, неведомо по какой цене добыл это заморское чудо! Да, не заблестишь тут глазами! И пусть все на этот ананас поглядят, пусть все знают! Могут даже попробовать! По чуть-чуть…

После ужина Оксана ушла ночевать к подружке, оставив комнату в распоряжение Дениса и Насти. Они закрылись на ключ. Когда Денис нежно обнял Настю, он почувствовал, как его сердце начало плавиться…

А потом они лежали, прижавшись друг к другу, и он говорил ей какие-то глупости, а она отвечала тем же… И снова занимались любовью, и снова шептались, а одинокая луна заливала комнату призрачным сиянием, освещая лежащий на столе между пустой сковородкой и тарелкой из-под селедки таинственный хохолок ананаса. И уже засыпая, положив голову Денису на грудь, Настя полусонно пробормотала:

— Слушай, а он хоть спелый был? Что-то он мне не очень… Кислый…

А ему казалось, будто он парит в воздухе и рассматривает откуда-то сверху залитую лунным светом красавицу Настю.

Между двумя холмиками ее маленьких аккуратных грудей лежал старинный серебряный медальон, подаренный им месяц назад, который носили у сердца его бабушка и мама.

Глава 18

Каменец-Подольская область, г. Шепетовка. Май 1938 г.

Какое же сегодня число? Его взяли семнадцатого апреля, а сегодня? А черт его знает, какое сегодня число… Почему держат? Чего ждут? Хуже, чем неизвестность, пытки нет. Как там дома? Последний раз он видел своих, когда в Изяславе его водили к следователю, чтобы заполнить анкету арестованного. А потом лейтенанта вызвали к начальнику, и тот молоденький сержант отвел его обратно в камеру. И все! О нем словно забыли… Зачем тогда было арестовывать? Первое мая точно прошло, слышно было, как недалеко шумела демонстрация, а затем был митинг. Кто-то что-то кричал, а что — разобрать было невозможно. Но это было уже давненько. Так какое же все-таки сегодня число? Все спуталось… Когда Гончара в камеру привели? Пожалуй, дней семь назад. А может, восемь?

— Леонтий Васильевич!

— Чего тебе, Тысевич?

— Какое сегодня число?

— Десятое. Или одиннадцатое… А что?

— Да просто так. Хочу посчитать, сколько меня держат здесь без допроса. Тебя когда взяли?

— Какая разница? — Гончар бросил на сокамерника подозрительный взгляд.

— Ну, не хочешь, не говори…

Гончар боялся сидеть в одной камере с Тысевичем. В голову приходили всякие мысли: а вдруг тот увидит в деле справку, которую он выдал лейтенанту? Черт его дернул написать, что Тысевич поддерживал связь с этим… как его… Загородним! Не написал бы, может, Тысевича и не держали бы. А теперь думай: вот узнает и ночью придушит! А что, он здоровый мужик, не пытанный еще…

Самого Гончара уже отметелили. Били так, что сутки отхаркивал кровь… А Тысевич ничего, целехонький… Несправедливо это, ведь его арестовали на две недели раньше! А ему уже, наверное, и почки отбили, мочился давеча кровью… А если Тысевич их человек? Подсадили в камеру, он и слушает, а потом тук-тук куда надо. Вон как все повернуться может… Надо с ним повежливее да поаккуратнее…

— Конвой, я приказывал на одиннадцать привести арестованного Тысевича.

— Уже пошли, сейчас доставят.

— Вечно ждать приходится…

— Товарищ сержант, да ведь столько работы! Поток сюда, поток обратно, принять арестованных, отправить в Каменец-Подольский… А штаты урезаны по самое, как говорится, не балуй… — Караульный отвечал почтительно, несмотря на то что перед ним был всего лишь сержант. Но этот сержант служил в госбезопасности, а с гэбэшниками лучше не связываться.

— Поплачь, старшина, поплачь. Будто я без работы сижу и мне больше делать нечего, как здесь каждую вражину ждать! Мне ведь зарплату платят не за ожидание, а за работу, за то, что я врагов народа ловлю! Во как! Старшина, ты понял? Народ нам зарплату платит, чтобы мы его охраняли!

— Понял, товарищ сержант…

— Понятливый ты, как я погляжу. Впрочем, это хорошо.

— А вот и вашего Тысевича ведут.

Громыхнула дверь, и в комнату для допросов втолкнули Николая Тысевича.

— Товарищ сержант! Задержанный Тысевич для допроса доставлен!

— Свободен, конвой…

— Есть.

Венька пристально смотрел на Тысевича, а тот уставился в пол, упрямо не поднимая головы, хотя и чувствовал на себе взгляд сержанта. Лейтенант предупреждал Веньку, что очень многое зависит от того, как начнешь допрос, как поставишь себя перед арестованным. Если арестант начнет бояться тебя с первой минуты, тогда можно рассчитывать на успех, а если нет, если почувствует слабину, то в этом случае ничего не остается, как закатывать рукава и внушать ему страх силой, что довольно хлопотно и утомительно.