— Не боись, иди сюда, будешь представителем общественности. Ты что, глухой? Иди ко мне, говорю!

Данилюк враз побледнел: а кто ж тут не испугается? Не пойдешь — энкавэдист может обвинить как пособника, пойдешь — арестованный сосед обидится и на допросе твою фамилию брякнет. И пропал тогда ни за цапову душу! Ох, дернул его черт выглянуть, посмотреть, что за телега остановилась возле дома Тысевичей!

— Иди сюда! — не скрывая своего раздражения, крикнул сержант.

Видя, что деваться некуда, Данилюк медленно побрел к телеге. Венька вытащил из соломы папку, подошел к калитке и ударил в нее ногой. Из будки, насколько позволял цепок, рванулась Бобка, безродная дворняжка, в свое время подобранная где-то Тысевичем. На Бобкин лай из дому вышла Наталья. Увидев сержанта, женщина схватилась за сердце и медленно поползла по стенке.

— Ничего, Наташа, ничего… — бормотал Тысевич, — все обойдется.

— Ой!!! — вскрикнула вдруг Наталья и заголосила, как по покойнику, со слезами и надрывом в голосе: — Коленька!.. Коленька!.. Что же это… За что…

— А ну, гражданка, пройдите в избу! — Венька совсем не хотел, чтобы на шум сбежались соседи. — Да прекратите этот концерт! — Он грубовато схватил Наталью за локоть, поднял на ноги и втолкнул в открытую дверь. — Заходи! — Сержант махнул рукой с пистолетом Тысевичу и повернулся к соседу: — Вы тоже!

— Я это… — вдруг залопотал Данилюк, — я не могу, у меня дела… Ребенок дома…

— Молчать! — прикрикнул Венька, входя в раж. Чувствуя за собой мощь всего НКВД, он и сам ощутил себя силой. — Молчать, говорить буду только я! Всем выполнять мои приказания, понятно?

В кухню заглянула Наденька, округлила от удивления глаза, посмотрела на чужих дядек, подошла и прижалась к отцу. У Тысевича от этого прикосновения по щекам покатились слезы.

— Нельзя! — крикнул Венька. — Не положено, уберите ребенка.

Наталья, до этого едва стоявшая на ногах, рухнула без чувств на пол, громко закричала и заплакала Наденька, бросившаяся к матери. Тысевич рванулся к жене, Данилюк под шумок едва не сбежал.

— А, черт! — Венька не на шутку испугался. Не хватало еще сорвать первое самостоятельное задание! Казалось, что может быть проще, чем поехать и провести обыск, а оно вон как обернулось. Соседа он успокоил быстро, двинув ему кулаком в челюсть, несильно, для проформы, и пригрозив пистолетом. Тысевича сержант схватил за наручники и оттащил в угол, а на Наталью с дочкой просто перестал обращать внимание.

— Стоять смирно, понятно?

В это время кто-то постучал в окно.

— Эй, сержант, вы здесь?

Гребенкин выглянул в окно: во дворе стояли двое милиционеров.

— Куда ж я денусь? Здесь, вестимо…

— Как это вы, товарищ сержант, в одиночку на обыск поехали?

— Мне лейтенант велел.

— Да разве на обыск в одиночку можно? Нас лейтенант вдогонку вам послал.

Внутренне Венька облегченно вздохнул, потому что не знал, с чего начинать этот самый обыск. Неожиданно вся мудреная теория, которую изучали в училище, вылетела из головы, но он виду не подал, скорчил на лице недовольную мину: дескать, от дела отрывают, мешают только…

— Бланк протокола с собой? — осведомился один из милиционеров.

— С собой, с собой, — все так же недовольно пробурчал Венька, доставая из папки бланк протокола обыска. — Начинайте!

А сам уселся за стол и строго взглянул на хозяйку, которая в полубессознательном состоянии сидела на полу, прислонившись спиной к стене.

Один из милиционеров остался в кухне и начал снимать с полок все подряд, заглядывая в каждую склянку. Другой пошел в комнату. Венька положил перед собой бланк, вытащил ручку и вдруг обнаружил, что не может начать обыск по самой прозаической причине: нет чернил.

— А, чтоб тебя!

Взгляд его упал на Наденьку, с испуганным видом сидевшую возле матери. Определенно, школьница.

— Девочка, у тебя чернила есть?

Наденька молча кивнула.

— Эй, как тебя! — крикнул Венька милиционеру, который обыскивал комнату. — Посмотри там чернильницу на столе!

Милиционер через минуту принес в кухню чернильницу-непроливайку.

— Вот так! — обрадовался Венька и начал заполнять протокол обыска:

— Номер… Какой же номер у ордера? Куда я его засунул? — пробормотал Венька. Он перелистал все бумаги в папке и внутренне похолодел: ордера не было. Что за напасть? Не хватало только документ потерять! Он судорожно захлопал себя по карманам и испытал огромное облегчение, когда ордер все-таки нашелся в левом нагрудном кармане. Глубоко вдохнув, сержант продолжил свою многотрудную работу.

— Эй, сосед, как там тебя… Кличут как?

— Данилюк я… Данилюк Владимир Антонович, — пролепетал сосед и повернулся к Тысевичу: — Коль, ты уж не обижайся, ладно? Я здесь ни при чем, просто вышел глянуть, кто это к тебе приехал. Вот и посмотрел на свою голову…

Тысевич ничего не сказал в ответ, что еще больше напугало Данилюка. Венька продолжал водить по бумаге пером:

Венька воткнул ручку в чернильницу и встал со стула.

— Ну, нашел что-нибудь? — спросил он милиционера, возившегося в кухне.

— Да ничего, — ответил тот, пожимая плечами.

Венька прошел в комнату.

— Фью-ю-ю… — присвистнул он, увидев два шкафа, забитые книгами. — Да тут смотреть — не пересмотреть… Эй, Тысевич, может, добровольно укажешь, где шифровки прячешь?

Тысевич молчал, а Наталья, словно этот вопрос пробудил ее, снова зарыдала.

— Тьфу ты, баба…

Между тем милиционер достал из шкатулки паспорт и положил его на стол, рядом с открытой тетрадкой по арифметике, в которой писала Наденька до прихода незваных гостей.

Венька тоже решил присоединиться к работе и полез в шкаф. Он сразу же наткнулся на ружье, завернутое в чистую белую тряпицу.

— О-о! — удовлетворенно протянул он и, размотав тряпку, вышел в кухню. — Тысевич, это что такое?

Тысевич пожал плечами и негромко ответил:

— Охотничье ружье.

— Да? Для чего же?

— Ну… Для чего может служить охотничье ружье? Для охоты.

— И когда вы были последний раз на охоте?

Тысевич промолчал, потому что охотой никогда не увлекался, да и патронов дома отродясь не было, а ружье хранилось еще с гражданки.

Венька положил ружье на стол рядом с паспортом.

— Ну-ка, ну-ка… — Милиционер вытащил из шкафа стопку писем. — Кажись, переписка…

— Дай сюда, — потребовал Венька. — Ишь ты, из Киева, из Орла… Изучим…

Стопка писем тоже перекочевала на стол. Милиционер снял с полки маленькую шкатулочку и достал из нее два медальона, один желтого цвета, другой белого, а также серебряный рубль царской чеканки. Последним на столе оказался членский профсоюзный билет.

— Веди их всех сюда, — распорядился Венька.

В комнату завели Тысевича и представителя общественности Данилюка. Наталья, все еще не пришедшая в себя, не могла подняться на ноги. Похоже, у нее не осталось сил даже на рыдания.

— Скажи, Тысевич, эти вещи принадлежит тебе?

— Медальоны не трогайте, они остались на память о Наташиной матери…

— Ты мне не указывай! Это драгоценности, а каким путем они нажиты, мы еще разберемся!

Венька сходил в кухню, взял бланк обыска, чернильницу и перенес все в комнату. По-хозяйски отодвинув в сторону тетрадки и учебники, он разложил на столе казенную бумагу и сунул перо в чернильницу.