Братья твоего деда Вани - Вася и Коля, как я уже говорила - тоже воевали. Судьба их ужасна: они погибли,… Коля погиб в Венгрии, а Вася пропал без вести в июне 1944 года. Про двоюродных братьев и сестер я уж тебе и рассказывать не буду - столько горя в нашем роду было, что оплакивать их всех - слез не хватит.
Боже!.. Боже!..
Баба Киля, замолчав, долго качалась из стороны в сторону. Затем, словно выжимая из себя слова, она вновь продолжила свой рассказ:
- С приходом сюда наших войск заработала и наша почта: письма и похоронки морем хлынули в наше село, слезы потоком текли.
Только на одной нашей улице не вернулись домой с той войны: Миша Чеботарь, Андрей Пидковзун, Дима Чекада, Ваня Буток, Миша Атаков, Ваня Вовчок, Коля Трошин, Федя Юрков, мой брат Сеня Резниченко, брат деда Вани – Коля Иванцов, Леня Любинцов, одноклассник Анечки - Заблоцкий Леня, одноклассник Нины – Коля Вакарь, Телеш – имени я его не помню, Коля Бондаренко, Митя Симененко, Филипп Сурков, Ваня Алексеев, Марцинкевич Ваня…
Наше село Ткачевка, тогда совсем маленьким было и состояло всего лишь из двух коротеньких улиц, и, если говорить о погибших еще и со второй улицы, то только из тех, кого я помню, можно назвать: Булгакова Мишу, Усатенко Колю, Колю Мизенко, Гончаренко Алексея Яковлевича – он у нас учителем был, Колю Мороза, Кравчука Володю, двух братьев Павла и Ивана Будыкиных, Слынько Васю, Федосея Юрко и это еще далеко не все…
- Представляешь, внучек, - баба Киля посмотрела на меня глазами полными слез, - если только при освобождении нашего села Советской властью было бездарно уничтожено около десяти тысяч своих солдат, то сколько же нужно было ей положить в той войне своего народу, чтобы освободить от немцев всю страну нашу?! Гибли мужчины наши тогда, как мухи - никто не жалел их.
- А с середины сорок четвертого года, - промокнув глаза кончиком платка, после небольшой паузы продолжила говорить баба Киля, - в нашу нищету и убожество стали с фронта раненные приходить: без рук, без ног, без глаз,… нервные и злые, они тогда пили по страшному, многие из них тут же – дома, от ран умирали – лечиться нечем было.
Помню, сосед наш - одноклассник мамки твоей, Коля Ляхов, весь израненный с фронта домой вернулся: у него рука искалеченная была, и ноги у него не было. Как он тогда мучился, бедненький, не передать словами… он сам даже по нужде сходить не мог. А родители его и старшая его сестра Шура, вместо того, чтобы ему помочь выжить, вынуждены были в колхозе от зори до зори пропадать. Ему, бедненькому, даже воды в доме некому было подать, ни то, что в туалет его сводить. Помню, когда мы с его матерью – Марфой, в степи работали, у нее слезы от обиды, переживаний за него и горя не просыхали, да и умерла она вскоре. К счастью, нашлась тогда добрая душа, одноклассница Коли – Маруся Будыкина, вышла она тогда за Колю замуж, и он прожил еще немного. Но умер он все равно не так, как этого заслуживает герой Великой Отечественной войны - в холодном туалете.
А было и так, что доведенные Советской властью до ненависти к себе, родные братья одной семьи в разных армиях воевали: один - на стороне немцев, а другой - на стороне Красной армии. Тут, на нашей улице, жила Маша Лежненко. Во время голодовки – в 1933 году, ее муж умер от голода, и она сама двоих своих детей растила. Маша работала в колхозе, и жили они очень бедно – вечно голодные и буквально в лохмотьях они тогда все ходили. Так вот, призванный в армию перед самой войной ее старший сын Миша в бою был захвачен немцами в плен и каким-то образом потом оказался в армии, в которой казаки против Советской власти воевали. Тогда же Мишу очень сильно ранило, и он еле живой домой вернулся. А младший сын Маши - Алексей, после освобождения села нашими войсками в 1944 году, тоже на фронт был отправлен и тоже был очень сильно ранен - он в конце этого же 1944 года домой вернулся. Оба сына Маши лежали дома тяжело раненые, а она, убитая горем, в колхозе от зари до зори вынуждена была работать, чтобы детям ее с голоду не умереть. Некогда ей было тогда за раненными своими детьми ухаживать, а власть наша, зная о том, что ее Миша был в немецком плену и воевал потом против Советской власти, при каждом удобном случае попрекала ее тем, что она мать врага народа, что она плохо детей своих воспитывала. Вскоре ее старший сын Миша от ран умер.
Помню еще горе бабы Саши Буток – она тогда жила на том месте, где сейчас магазин находится. У этой несчастной женщины вся жизнь в слезах прошла.
Сначала, в 1933 году, она сама чудом спасшись от голода, похоронила своего мужа и двоих своих сыновей,… я как сейчас помню, один из них, опухший от голода, возле нашего мура мертвый лежал, мухи тучами вокруг него кружились, а его убрать некому было. А потом, когда в 1944 году вернулась сюда Советская власть, и с ее оставшейся тогда в живых единственной дочерью Любой, проблемы начались.
Дело в том, что Люба еще до войны вышла замуж за парня - немца по национальности, его фамилия была Книтель. Работал он, так же как и Люба, на ферме и был уважаемым в селе человеком, трудолюбивым и порядочным. Так вот, уже когда в 1944 году в село вошли наши войска, ему кто-то сказал, что власти наши всех немцев арестовывают и в лучшем случае, в Сибирь ссылают. Недолго думая, он, опасаясь ареста, стал где-то за селом прятаться, а его жену Любу, тут же, как жену врага народа, наша Советская власть арестовала и с двумя маленькими ее детьми в Сибирь отправила.
Видел бы ты, внучек, тогда бабу Сашу, она в отчаянии в ногах валялась у НКВДистов, умоляла их хотя бы детей дома оставить, а те дочь ее «немецкой шлюхой» обзывали и ногами под зад в «воронок» вместе с захлебывающимися от плача детьми запихнули и уехали. Ничего ей с собой тогда взять не разрешили. А баба Саша тогда чуть рассудка не лишилась – всем селом мы ее в чувство приводили. Потом, в поисках справедливости, она куда только не обращалась, и все напрасно: «Люба - враг народа!»
Разнервничавшись, баба Киля на какое-то время замолчала, затем, посмотрев на меня все тем же убитым горем взглядом, спросила меня:
- Как ты думаешь, внучек, бабе Саше этой было, за что любить Советскую власть? А ведь это делали не гестаповцы и не наш полицай Вася или староста Николай Петрович, которых власть наша называет извергами, это делали наши «родные» коммунисты, к которым, я так понимаю, ты относишься с очень большим уважением.
- Коммунисты, бабуся, разные бывают, - с некоторой обидой в голосе отреагировал я на слова бабы Кили, - есть порядочные и честные, а есть сволочи – я с такими тоже встречался. Но я, бабуся, тоже коммунист, и знаю, что в нашей жизни если ты не будешь членом партии, то даже можешь и не мечтать о том, чтобы чего-то в жизни добиться. Вы же сами знаете, что даже председателем какого-нибудь захудалого колхоза человек никогда не станет, если он не будет коммунистом. Поэтому, многие люди становятся коммунистами не по убеждению, а по необходимости. Например, у нас в Пограничных войсках все офицеры – коммунисты, и совсем не потому, что они так уж фанатично верят в возможность построения коммунистического общества, а потому, что не будучи коммунистами, они даже начальником пограничной заставы никогда не станут. Я и сам, бабуся, смутно представляю, что такое коммунизм,… жизнь по принципу: «от каждого по способностям – каждому по потребностям», как-то даже в голове моей не укладывается.
Понимаете, бабуся, - продолжал я тогда, заметив, с каким любопытством слушает меня баба Киля, - вся проблема не в конкретном коммунисте. Коммунистическая партия, которая является у нас в стране единственной руководящей и направляющей силой, хочет контролировать и влиять на все процессы в нашей жизни через своих членов, и я не думаю, что это плохо,… во всех странах пришедшие к власти партии поступают именно так. Другое дело, какую политику проводит с помощью своих членов партия в нашей стране и в мире, а, судя по тому, что Вы мне рассказываете, партия проводила в нашей стране тогда, мягко говоря, не очень-то правильную политику, и я так же, как и Вы, возмущен этим… Да и коммунисты, бабуся, сейчас уже совсем не такие, что были раньше - фанатиками, безгранично преданными коммунистической идее.