Изменить стиль страницы

И вот она, долго– или недолгожданная, но все равно страстно желанная, первая репетиция! Юный композитор волновался и не зря. Его музыка была прелестна, однако исполнители вдруг стали возражать: то им слишком сложно, то казалось, что оркестр заглушает голоса… Шум, неудовольствие, саркастические замечания… Автор был буквально обескуражен таким приемом своей музыки. Он не смог отстаивать свою оперу, не хватало ни опыта, ни уверенности. Да и не имело смысла. В те времена композиторы находились в подневольном положении. Желания и капризы исполнителей – вот что ими управляло!

Джоаккино казалось, что рухнули все его надежды. Вернувшись домой, он закрылся в своей комнате (а жил тогда Россини у супругов Моранди) и дал волю обуревавшим его чувствам. Горькими слезами, казалось, исходило само сердце, на душе была тоскливая пустота, а в сознании билось отчаяние. Мысленно в его голове проносилась вся опера. Не давала покоя навязчивая мысль: что же все-таки на самом деле было плохо? Сюжет-то ведь обычный, и сделать фарс интересным может только музыка! Артистам, видите ли, не понравился оркестр! Слишком его много! Но ведь он так объединяет музыкальное действие. Взять хотя бы интродукцию. В доме торговца Тобиаса Милля, увлекающегося географией, его слуги Нортон и Кларина подсмеиваются над своим хозяином. Внезапно приходит письмо от канадского компаньона с просьбой подыскать ему невесту. Вот Милль и решил женить канадца на своей дочери Фанни, чтобы покрыть тем самым долг компаньону. И вот тут-то Россини объединил в конце интродукции интонации вокальных партий и оркестровые темы дуэттино Кларины и Нортона и каватины-буфф Тобиаса Милля. Ну и что, если раньше делать так было не принято? Разве это плохо? Вероятно, эти вопросы мучили нашего юного композитора.

Россини продумывал музыку своего первенца в жанре буфф снова и снова. Конечно, оркестру поручено слишком много по сравнению с традициями комического театра. Зато он получился как живой, как еще одно действующее лицо, которое мудро и насмешливо комментирует действие. Взять хотя бы ту самую каватину-буфф Тобиаса Милля, в которой он низким басом торопливо поет короткие фразы. Вся партия этого героя практически сведена к исполнению parlando, то есть говорком, в то время как оркестр дорисовывает задорной, повторяющейся мелодической фразой портрет этого постоянно ворчащего персонажа. И что этому Рафанелли (исполнителю роли Тобиаса) не нравится? Конечно, ему бы хотелось, чтобы, кроме его голоса, ничто больше не звучало, но ведь это же скучно! А Клементина Ланари и Доменико Ремолини (исполнители ролей Кларины и Нортона) тоже не правы. Когда в их дуэттино, предшествующем каватине, речь заходит о проснувшемся хозяине, в оркестре с помощью коротких длительностей с частым повторением одной ноты изображены не только смятение слуг, но и ворчание недовольного торговца. Ведь это же весело!

Да, тут мы видим, что уже в своей первой комической опере Россини во многом «не подчиняется формуле XVIII века», а создает то, что «станет типичным для неотразимого… россиниевского стиля». Вот дуэт Фанни и ее возлюбленного Эдуарда. Для итальянской оперы всегда были свойственны выходные арии, но ведь фарс – это такое короткое произведение, в котором всего одно действие. Вот и пришлось вместо выходных арий лирических героев написать их дуэт. Может, это обидело певцов, ведь они так любят солировать?! Но дуэт-то какой! Конечно, автору, тем более такому молодому, нескромно хвалить себя даже в мыслях, но зачем же говорить плохо о том, что действительно хорошо! Ведь этот дуэт необычайно проникновенен. Мягкая, нежная мелодия его («Повтори, что любишь меня») с большим вкусом украшена изысканными колоратурами. Джоаккино казалось, что она должна была бы понравиться слушателям, ведь эта тема близка народным итальянским песням. Да и то, что в конце дуэта голоса героев сливаются в параллельные терции, является излюбленным приемом итальянских опер.

А одно из удачнейших мест в опере?! Дело в том, что отец все-таки заставил Фанни предъявить вексель Слуку, тем самым предлагая дочь в жены. Тот в восторге от невесты и готов забыть о долге. Тогда Эдуард и Фанни решают отговорить Слука от женитьбы. Трио Фанни, Эдуарда и Слука, в котором герои пытаются выяснить отношения, буквально кипит внутренней энергией! И как интересно в нем подразделяются вокальные партии: Слука, с одной стороны, и Фанни и Эдуарда – с другой стороны. Уверенные интонации молодых героев противостоят растерянным и испуганным восклицаниям канадца в буффонной скороговорке. И все-таки этим троим Удается договориться. Фанни открывает Слуку тайну своей любви, а тому понравились молодые люди, и он решает помочь им, передав вексель Эдуарду и сделав его своим наследником. Зато как разгневался Милль, узнав об отказе компаньона жениться на его дочери! Милль вызывает канадца на дуэль. Звучит ансамбль двух басов-буфф. Какой сильный комический прием! Таких дуэтов в опере два, но Томмазо Рафанелли и Никола де Гречису не нравится петь вместе. Почему? Ведь подобный прием уже встречался у Паизиелло в опере «Мнимый Сократ»… А впрочем, все ясно: каждый хотел солировать.

Смешная путаница кончается благополучно, потому что во время поединка Слук сообщает своему не на шутку струсившему противнику о решении осчастливить молодых и прощает ему долги. Все довольны, счастливы, и голоса соединяются в традиционном заключительном ансамбле.

Вспоминая свою оперу, Джоаккино видел в ней много интересных и оригинальных мест. И все-таки артисты ее не приняли! Горячие слезы обиды застилали глаза, не давали спокойно дышать…

Супруги Моранди, конечно, понимали, что происходит с их юным другом. Джованни Моранди утешил, как мог, несчастного юношу и предложил ему свои услуги в переделке фарса. Он был очень опытным музыкантом и знал очень хорошо театральные условности и вкусы. Джоаккино доверился опыту старшего друга. Исправления Моранди были невелики, однако удовлетворили всех.

В солнечной Италии тоже бывают дожди, а прекрасная Венеция славится туманами, тем более поздней осенью. Суббота 3 ноября была обычным днем для всех, кроме юного Россини. Премьера! Премьера его фарса! Об этом хотелось кричать на каждом перекрестке! Премьера. Как-то ее примут сегодня венецианцы? Ожидание было волнительно, тем более что перед россиниевским «Брачным векселем» в тот же вечер должен был звучать фарс знаменитого Фаринелли «Не надо торопить суждения, или Истинная благодарность». Эта музыка уже звучала раньше, 18 октября. Правда, она была принята «без позора и без похвал», как писала венецианская ежедневная газета. Опера и Джоаккино не очень нравилась, но все-таки соседство пусть не очень удачного произведения, однако знаменитого автора, тревожило новичка.

И все равно «Брачный вексель» встретил теплый прием у слушателей. Банальный сюжет, преображенный свежей и оригинальной музыкой, превратился в очаровательный фарс. Роза Моранди прекрасно исполнила роль Фанни. После спектакля восторги театралов хотя и были не очень бурными, но все же превзошли все ожидания. Моранди писал потом в своих путевых заметках, что это была «счастливая» премьера. Кроме того, Джоаккино заплатили целых 200 лир! По тем временам эта мизерная сумма представлялась ему большим состоянием. Юноше казалось, что Венеция радостно улыбается ему, а будущее благожелательно раскрывает свои объятия Вот он, желанный успех! А сколько еще триумфов и провалов будет впереди…

Как же прекрасна жизнь! Пролитые слезы быстро забылись. По пути из театра Джоаккино буквально летел, окрыленный счастьем признания плодов своего вдохновения. Придя домой, он опять закрылся в своей комнате, но на сей раз не для слез, а для того, чтобы излить на бумаге обуревавшие его чувства. И письмо это было самому близкому и родному человеку – матери. Здесь Россини весело посмеялся и над своими бедами, и злоключениями, и над самим собой. Уже в ранние годы он умел насмешкой скрыть свои переживания. И его нескончаемый юмор был в том верным помощником. Но гордость от успеха так переполняла все его существо, что он написал на письме пусть немного нескромный, но очень многозначительный адрес: «Глубокоуважаемой синьоре Анне Россини, матери знаменитого маэстро Джоаккино Россини». Мальчишество, конечно. Ну и что? А разве Джоаккино не был мальчишкой?…